Святители и власти - Руслан Скрынников

После поражения в двадцатилетней Ливонской войне в России воцарились разруха и хаос. Чтобы поправить расстроенные финансы, власти ввели режим «заповедных лет»: запретили крестьянам уходить от землевладельцев. Считалось, что это мера временная и преходящая, а потому она не была облечена в форму закона. В деревне «заповедные годы» послужили прологом к окончательному закрепощению крестьян. В 1597 году правитель Борис Годунов издал закон об «урочных годах», по которому помещики получили право разыскивать и возвращать в свои поместья беглых крестьян со всем их имуществом.

Недовольны были не только низы, но и верхи общества. Обладая огромными земельными богатствами и опираясь на древние обычаи, знать противилась самодержавным поползновениям монархии и претендовала на то, чтобы делить власть с царем. Избранный на престол Земским собором в 1598 году Борис Годунов оставался в глазах бояр худородным выскочкой. Романовы, Шуйские, Мстиславские сами добивались шапки Мономаха, считая, что имеют больше прав на русский престол. Враги Бориса пускали в ход любые средства. В трудный для Годуновых час пополз слух о том, что царевич Дмитрий — младший сын Ивана Грозного — избежал смерти в Угличе и скоро придет требовать отцово царство.

Борис взошел на трон в несчастливое время. В начале нового столетия Россию поразил неурожай — дожди и ранние морозы начисто истребляли все крестьянские посевы. Население быстро исчерпало имевшиеся у него запасы хлеба. Чтобы заглушить муки голода, люди ели лебеду и липовую кору. Смерть косила народ по всей стране. Современники считали, что в итоге трех голодных лет страна потеряла то ли треть, то ли две трети населения. Впрочем, эти данные были лишены достоверности. В них запечатлелось чувство ужаса очевидцев, пораженных неслыханным бедствием.

Правительство пыталось бороться с голодом. В крупных городах казна поставляла на рынок дешевый хлеб. Власти потратили огромные суммы денег, раздавая беднякам по полушке либо «хлеба́ и калачи». Недоброжелатели Бориса считали, будто раздача милостыни лишь усилила голод в Москве, куда потянулся люд со всей округи. Однако очевидцы менее пристрастные иначе оценивали меры Годунова. «На Москве и в пределах ея, — писал летописец, — ели конину, и псы, и кошки, и людей ели, но царскою милостынею еще держахуся убогие».

По словам голландского купца Исаака Массы, царь Борис мог приказать монахам и богатым людям, имевшим полные амбары, продать хлеб, но не сделал этого. Сам патриарх, располагая большим запасом продовольствия, якобы объявил, что не хочет продавать зерно, за которое со временем можно выручить еще больше денег. «И у этого человека, — писал Масса, — не было ни жены, ни детей, ни родственников, никого, кому он мог бы оставить состояние, и так он был скуп, хотя дрожал от старости и одной ногой стоял в могиле». В литературе можно найти многократные ссылки на слова Массы. Но достоверность их невелика. Сочиненная протестантом «патриаршая речь» проникнута торгашеским духом, характерным для голландского негоцианта, но не для Иова. Ближайший помощник Бориса не мог выступить как открытый сторонник хлебных спекуляций, когда власти принимали все меры для их обуздания. Современники имели основание упрекать богатых землевладельцев в том, что они спекулировали хлебом и обогащались за счет голодающего народа. Но не спекуляция была причиной бедствия. Суровый климат, скудость почв, феодальная система земледелия делали невозможным создание таких запасов зерна, которые могли бы обеспечить страну продовольствием в условиях трехлетнего неурожая.

К числу богатейших монастырей России принадлежал Кирилло-Белозерский монастырь. В 1601 году наличные запасы ржи и овса в обители не превышали 30 тысяч четвертей. Ввиду неурожая на долю вновь собранного хлеба приходилось менее 12 тысяч четвертей, а ежегодный расход монастыря составлял более 10 тысяч четвертей ржи и овса. Таким образом, монахи имели в излишках столько хлеба, сколько им надо было для удовлетворения собственных нужд в течение всего лишь двух-трех лет.

Беда дала выход давно зревшему народному гневу. Голодные холопы, которым господа отказывали в пропитании, составляли вооруженные отряды и нападали на помещиков, грабили проезжих на дорогах. К ним присоединялись крестьяне и прочий голодный люд. Осенью 1603 года правительственные войска разгромили большой отряд «разбойников» в окрестностях столицы. Их предводитель Хлопко был взят в плен и повешен. Волнения 1603 года послужили прологом к гражданской войне, начавшейся после появления на исторической сцене Лжедмитрия I.

КАТОЛИК НА ТРОНЕ

Первый самозванец объявился в Литве в 1603 году. Власти в Москве тотчас начали следствие и вскоре установили, что под именем царевича скрывается беглый монах Чудова монастыря Гришка Отрепьев. В Москве находились мать чернеца, его дед и родной дядя. Ничто не мешало следователям установить историю жизни молодого монаха. Гришка, в миру Юрий, родился около 1582 года в семье стрелецкого сотника. Он рано остался сиротой — в пьяной драке его отца зарезали в немецкой слободе. Юрий — Юшка — был человеком редких способностей. То, на что другие тратили полжизни, он усваивал шутя. У сироты не было шансов преуспеть на государственной службе, и он поступил слугою на двор сначала к Федору Никитичу Романову, а затем к князю Черкасскому.

В 1600 году Романовы составили заговор против Годунова. Федор Романов, двоюродный брат покойного царя Федора Ивановича, метил в русские цари. Однако Борис упредил заговорщиков. Романовых обвинили в покушении на «государево здоровье» и разослали по дальним монастырям. Федор Романов был пострижен в монахи под именем Филарета.

Отрепьеву, как участнику заговора Романовых, грозили пытка и виселица. Спасаясь, он бежал из столицы и постригся в монахи. Но жизнь в глуши пришлась ему не по вкусу, вскоре Гришка вернулся в Москву и стал монахом кремлевского Чудова монастыря. Ему понадобился всего год, чтобы сделать карьеру на духовном поприще. Его заметил и взял к себе в келью архимандрит. А затем смиренный чернец Григорий оказался у патриарха Иова. Но духовная карьера не удовлетворяла юного честолюбца, и в начале 1602 года он вместе с двумя другими монахами — Варлаамом и Мисаилом — бежал за рубеж. После гибели самозванца Варлаам подробно описал его «исход» в Литву. «Извет» Варлаама интересно сравнить с рассказом самозванца, записанным в 1602 году польским магнатом Адамом Вишневецким. Неведомый самозванец поведал своему покровителю наивную сказку о том, как его подменили в постельке в спальне Угличского дворца и даже мать не заметила того, что зарезан «подменный младенец». В остальном самозванец рассказал историю, как две капли воды напоминавшую историю Отрепьева. Воспитывался он в дворянской семье, потом надел монашеский куколь.

Варлаам весьма точно описал путь, проделанный им с Отрепьевым. Маршрут напоминает изломанную линию: Киево-Печерский монастырь, Острог, Гоща, Брачин. В беседе с Вишневецким самозванец назвал те же самые пункты. Так он невольно выдал себя. Вишневецкий ничего не знал об «извете» Варлаама, а Варлаам не догадывался о записях Вишневецкого. Сопоставление двух самостоятельных источников полностью обличает самозванство Отрепьева. На строго очерченном отрезке пути от Киева до Брачина произошла метаморфоза — превращение бродячего монаха Григория в царевича Дмитрия. Множество точно установленных фактов подтверждают вывод о пребывании Григория-Дмитрия во всех указанных пунктах. К примеру, в Остроге владелец замка подарил бродячим монахам богослужебную книгу, напечатанную в его собственной типографии. Надпись на книге гласила, что 14 августа 1602 года «эту книгу дал нам, Григорию с братьею с Варлаамом и Мисаилом… пресветлый князь Острожский». Неизвестная рука приписала под словом «Григорию» пояснение: «Царевичу Московскому».

Вопреки традиционным представлениям, самозванческая интрига родилась не в боярской, а в церковной среде. Отрепьев явился в Литву без обдуманной и правдоподобной легенды, а это значит, что бояре Романовы не участвовали «в подготовке царевича». Местом рождения интриги был кремлевский Чудов монастырь. Авторы сказаний и повестей о Смутном времени прямо указывали на то, что уже в Чудове чернец Григорий «нача в сердце своем помышляти, како бы ему достигнута царскова престола», и сам сатана «обеща ему царствующий град поручити». Автор «Нового летописца» имел возможность беседовать с монахами Чудова монастыря, хорошо знавшими черного дьякона Отрепьева. С их слов летописец записал следующее: «Ото многих же чюдовских старцев слышав, яко (чернец Григорий. — Р.С.) в смехотворие глаголаше старцем, яко царь буду на Москве».

Кремлевский Чудов монастырь оказался подходящим местом для всевозможных интриг. Расположенный под окнами царских теремов и правительственных учреждений, он давно попал в водоворот политических страстей. Благочестивый царь Иван IV желчно бранил чудовских старцев за то, что они только по одежде иноки, а творят все, как миряне. Близость к высшим властям наложила особый отпечаток на жизнь чудовской братии. Как и в верхах, здесь царил раскол и было много противников новой династии, положение которой оставалось весьма шатким. Зная традиционную систему мышления в средние века, трудно представить, чтобы чернец, принятый в столичный монастырь «ради бедности и сиротства», дерзнул сам по себе выступить с претензией на царскую корону. Скорее всего, он действовал по подсказке людей, остававшихся в тени.