Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев

Два дня, что длилась осада мельницы и шла перестрелка, Вели-бек не промолвил и слова. Когда пожар потушили, к Вели-беку собрались все Назаровы. Беки выражали своему аксакалу соболезнования.

— Дело не в убытках, — прервал их Вели-бек. — Этот поджог — сигнал для нас, предупреждение: мол, как свергнута трехсотлетняя династия Романовых, так и карабахское бекство обречено на гибель, ищите возможность спастись! И вот кое-кому из вас мой совет: пусть нэп не сбивает вас с толку, это явление временное. Я завтра уезжаю в Союкбулаг. С помощью аллаха, если будем живы, через месяц поднимусь в Шушу. Может быть, останусь там навсегда.

— Не все ли равно — Учгардаш, Союкбулаг или Шуша, — вставил Агаяр-бек, шурин Вели-бека. — Всюду эти большевики, от которых нам проходу нет!

— Пока такие, как Бахшали, у власти, нам не останется ничего, кроме смерти, — мрачно заявил Гани-бек.

— Если бы вместо Бахшали был кто другой, — отозвался Вели-бек, — молла уже читал бы на наших могилах заупокойную молитву.

— Помнишь, Вели-бек, мы как-то говорили с тобой, что настало время мужчинам сменить папаху на женский платок. Мне начинает казаться, что в первую очередь это относится к тебе. Ты так испугался Бахшали, что сдался ему без борьбы!

— Мужчине не подобает зря трепать языком! — вспылил Вели-бек. — Бахшали слишком мелкая сошка, чтобы решать нашу судьбу. Если бы дело было в Бахшали!

— Здесь Советская власть — он! — не унимался Гани-бек.

— Но у Бахшали есть голова на плечах, и он человек чести. На сегодняшний день он никого из нас не тронул, и тебя, между прочим, тоже.

— Дайте мне рубашку Бахшали, я на ней совершу намаз! — съязвил Гани-бек.

— Полить бы твой колючий язык змеиным ядом, — зло отрезал Вели-бек. — Вынь вату из ушей, Гани-бек! Если до конца года ты продержишься в беках — горы рассыплются! Помяни мои слова: твоя власть над слугами скоро кончится!

— Чем сто дней быть курицей, — упрямо гнул свое Гани-бек, — и прятаться в сарай при каждом шорохе, лучше один день быть петухом, хлопать крыльями и во весь голос кукарекать!

— Не показывай лишний раз свое невежество, Гани-бек. И не уподобляйся петуху. Сейчас не время для подобных шуток. Я не советую вам сидеть здесь и попусту ворошить прошлое. Завтра я уезжаю, и вот вам мой совет: поменьше болтайте, особенно это относится к Гани-беку. Бекство сейчас подобно снегу, лежащему на солнечной стороне горы. Он растает если не сегодня, так завтра. В нынешние времена окажется умным тот, кто сумеет невредимым исчезнуть, спасая хоть часть своего имущества.

Все подошли к Вели-беку и его жене прощаться.

Признание Вели-бека придало мне силы. Но я понял и то, что Вели-беку теперь не до моих племянниц и что Абдул как в воду глядел, когда говорил: у бека свои печали и слезы, а у нас — свои.

Этим вечером господа даже забыли про чай. Ханум спешила к матери и сестре, жившим в доме ее брата — Агаяр-бека. Она хотела взять с собой в Союкбулаг, а потом и в Шушу старшую дочь сестры — Гюльджахан. Сама Мелек-ханум с матерью и братом пока оставались в Учгардаше.

И все же надежда не покидала меня. А укладываясь спать, я успокаивал себя тем, что обязательно вернусь дня через два из Союкбулага за Абдулом и девочками.

СЕЛО СОЮКБУЛАГ

Прежде чем рассказать, что нас ждало в Союкбулаге, я должен еще раз вспомнить, что прощание мое с Абдулом было горестным. Мы обнялись, и он мне шепнул: «О нас не думай, наша песня спета… Нет, нет, я знаю, не возражай!.. Постарайся получше устроить свою судьбу!»

И вот мы переехали в Союкбулаг.

Я видел много бекских домов: и очень бедных, ничем почти не отличающихся от крестьянских, и богатых. Но дом сестры Вели-бека Салатын-ханум (она была женой бывшего шушинского уездного предводителя) отличался среди всех роскошью и богатством. Шахгулу-бек Мурадов, хозяин дома, был одним из самых ярых сторонников мусаватского правительства. Крах мусавата явился для него ударом. Но он, как и его бывший начальник — генерал-губернатор Карабаха Хосров-бек Султанов, не только не примирился с падением правительства мусавата, но с первых дней Советской власти стал убежденным ее противником, организуя и направляя удары бандитских банд.

Части Одиннадцатой Красной Армии, которые пришли на помощь трудовому народу, успешно боролись и с этими бандами. И к весне Шахгулу-бек вдруг с удивлением обнаружил, что его сторонники рассеяны, а вокруг него пустота. Шахгулу-бек решил спрятаться от народной власти в имении жены, полученном ею в качестве приданого, — в Союкбулаге. Но в нынешние времена, когда повсеместно люди переходят на сторону Советской власти, пребывание в имении небезопасно. И действительно, скоро стало известно, что бывший уездный предводитель прячется в доме жены. За ним пришли, но хозяйка заявила, что муж уехал накануне. Вооруженным всадникам и в голову не пришло обыскать дом и допросить слуг: они поверили в искренность Салатын-ханум. С тех пор Шахгулу-беку устроили тайник на сеновале, о котором знала лишь сама госпожа. Ни слуги, ни домашние и домочадцы не знали, где прячется хозяин.

Это произошло за несколько дней до нашего приезда, и я узнал о месте, где прячется Шахгулу-бек из случайно оброненной Вели-беком фразы, произнесенной в моем присутствии. Если бы он знал, к каким последствиям это приведет, предпочел бы промолчать.

В Союкбулаге у меня были такие же обязанности, как и в Учгардаше: помогать Имрану на кухне, убирать хозяйские комнаты, приносить воду из родника.

На третий или четвертый день после нашего приезда, утром, как всегда, я отправился с большим медным кувшином и ведром к роднику. Не успел я набрать воду, как к роднику подошел человек в бараньем полушубке (несмотря на теплую погоду), в высоких сапогах и солдатской шапке. Не поздоровавшись, даже не кивнув мне, он бесцеремонно спросил:

— Ты чей слуга?

Я с неодобрением посмотрел на него, но скрывать мне было нечего, и я ответил:

— Вели-бека.

— Одной легавой стало больше! — сердито произнес он, продолжая меня хмуро разглядывать. — Когда вы приехали?

— Три дня назад.

— Скажи мне, кто моложе — Шахгулу-бек или Вели-бек? — неожиданно спросил он.

Я удивленно посмотрел на него.

— Откуда мне знать? Шахгулу-бека я и в глаза не видел.

— Почему?

— А где я мог увидеть?

— Как где? Дома!

— Он дома не живет.

— Разве? — усмехнулся он.

— Толком не знаю. Кажется, на сеновале… — растерянно ответил я и тут же сообразил, что проговорился.

Человек внимательно посмотрел мне в лицо и, ничего не сказав, вдруг присел на корточки и уставился в зеркало озерка,