Алиби - Сандра Браун

— А что насчет волоса?

— Волос человеческий, но Петтиджону он не принадлежит. К сожалению, мы пока не можем установить, принадлежит ли он мисс Кэрти.

— Вот именно — пока… Смайлоу негромко рассмеялся.

— Ладно, Стефи, спокойной ночи.

— Постой-постой, разве ты не собираешься сообщить новости Хэммонду?

— А ты?

— Ладно, до завтра, Рори, — сказала Стефи после небольшой паузы.

Хэммонд с самого начала не собирался отвечать на настойчивые телефонные звонки и передумал за считанные мгновения до того, как включился автоответчик. Но едва он поднес трубку к уху, как тотчас же пожалел об этом.

— Я уж начал думать, что тебя нет дома. — В устах Престона Кросса простая констатация факта легко превращалась в упрек, и сейчас был именно такой случай.

— Я был в душе, — солгал Хэммонд. — Что ты хотел?

— Я только что отвез твою матушку в бридж-клуб и теперь возвращаюсь домой, — сказал Престон. — Мне не хотелось, чтобы она садилась за руль в такой дождь.

Хэммонд машинально кивнул. Со стороны брак его родителей мог показаться бесконечно старомодным — так четко были расписаны в нем роли и обязанности супругов. Сколько он себя помнил, все решения отец принимал единолично, а мать только исполняла его волю. Слепая покорность, с которой она следовала каждому слову Престона, никогда не была по душе Хэммонду. Порой ему даже казалось, что подобный порядок вещей унижает мать, лишает ее индивидуальности, однако сама Амелия, похоже, была вполне довольна своим положением. Именно поэтому Хэммонд никогда не высказывал своих сомнений открыто, боясь рассердить отца и огорчить мать, к тому же в данном случае его мнение мало что значило. Ни Престон, ни Амелия просто не стали бы ничего менять в своем браке, который благополучно просуществовал больше сорока лет.

— Как продвигается расследование, сын?

— Отлично, — озадаченно ответил Хэммонд, не совсем понимая, чем объясняется этот внезапный интерес. Престон усмехнулся.

— Не мог бы ты рассказать поподробнее?

— Зачем тебе?

— Так, любопытно стало. Сегодня я играл в гольф с твоим боссом, и он упомянул, что Смайлоу уже дважды допрашивал эту.., как бишь ее? Ну, ту женщину, которую он подозревает в убийстве. Как я понял, оба раза ты присутствовал при допросе…

Услышав эти слова, сказанные небрежным тоном, Хэммонд машинально кивнул. Ему все стало ясно. Престон не просто любопытствовал — он хотел быть уверен, что его сын справляется с порученным делом.

— Мне не хотелось бы обсуждать это по сотовому телефону, — сказал он. — Ведь ты звонишь из машины, не так ли?

— Не глупи. Я просто хочу знать, как твои дела. Стараясь изгнать из своего голоса извиняющиеся нотки, Хэммонд начал коротко пересказывать содержание обоих допросов.

— Ее адвокат…

— Фрэнк Перкинс — отличный юрист, — перебил Престон Кросс. — Тебе нелегко придется.

Хэммонд только хмыкнул. Похоже, отец был осведомлен о деталях не хуже его, так что, делясь с ним информацией, которая формально являлась служебной и не подлежала разглашению, он не совершал преступления. Не больше, чем Монро Мейсон, с которым его отец был дружен со школьной скамьи и который за сегодняшней партией в гольф, несомненно, посвятил Престона во все подробности расследования.

Сам Хэммонд вряд ли мог что-то к этому добавить, даже если б захотел.

— Перкинс считает, что у нас нет против мисс Кэрти ничего конкретного, — закончил он.

— А как твое мнение?

Прежде чем ответить на этот вопрос, Хэммонд надолго задумался, зная, что то, что он скажет сейчас, может бумерангом вернуться к нему. К тому же в отличие от Юджин он никогда не был особенно умелым лжецом. Его способна была смутить малейшая не правда, а ведь его совесть уже отягощали целых два чудовищных обмана — обмана, которые он совершил, когда скрыл истину.

Впрочем, к своему удивлению, Хэммонд обнаружил, что отцу он может лгать с относительной легкостью.

— Смайлоу удалось поймать мисс Кэрти на лжи, но Перкинсу, как мне кажется, будет довольно легко отбиться, если дело попадет к судье.

— Как именно?

— Все дело в том, что обвинение.., в лице Смайлоу и моем, пока не сумело добыть ни одной бесспорной улики, указывающей на причастность мисс Кэрти к убийству Петтиджона.

— Но почему тогда эта мисс Кэрти выдумала целую историю вместо того, чтобы прямо ответить, где она была в субботу вечером?

— Мейсон, я вижу, ничего не забыл, — вздохнул Хэммонд.

— Но разве стала бы она лгать, если бы ей было нечего скрывать?

— Ну а если у нее было свидание? Если она солгала просто для того, чтобы не втягивать своего любовника в это сомнительное дело? — желчно осведомился Хэммонд. — Об этом вы с Мейсоном не подумали?

— Что ж, это возможно… — задумчиво проговорил Престон. — Но в любом случае ложь остается ложью, и я рад, что Смайлоу удалось разоблачить эту дамочку. Я знаю, сын, ты его недолюбливаешь, но даже ты не можешь не признать, что Смайлоу — отличный детектив.

— Спорить с тобой я, во всяком случае, не собираюсь.

— А тебе известно, что он к тому же дипломированный юрист? Услышав эти слова, Хэммонд внутренне собрался. Он достаточно хорошо изучил своего отца и знал его тактику. Это последнее замечание Престона можно было сравнить с коротким джебом [3] в лицо, призванным не столько поразить противника, сколько отвлечь его внимание от зубодробительного апперкота, после которого легко можно было оказаться в нокдауне. И удар не заставил себя ждать.

— Надеюсь, — добавил Престон, — Смайлоу не планирует в ближайшее время перевестись из полиции в прокуратуру, потому что в этом случае ты, сынок, можешь остаться без работы.

Хэммонд крепко сжал зубы, борясь с соблазном послать отца куда подальше.

— Я говорил твоей матери…

— Ты обсуждал это дело с мамой?

— Почему бы нет?

— Потому что… Потому что это нечестно.

— По отношению к кому?

— По отношению ко всем, кого это касается. К полиции, к прокуратуре, к подозреваемой, к самому Смайлоу, наконец… Что, если эта женщина ни в чем не виновата? Ее репутация может оказаться погубленной ни за что ни про что, а если разразится скандал, отвечать придется Смайлоу…

Ему было плевать на Смайлоу, но из тактических соображений он все же упомянул о нем, чтобы отец ничего не заподозрил.

— Не пойму, почему ты так расстраиваешься…

— Надеюсь, — отчеканил Хэммонд, — мама не станет распространяться об этом в бридж-клубе и делиться с партнершами подробностями расследования?

— По-моему, ты принимаешь это слишком близко к сердцу. Хэммонд подумал, что его отец, возможно, прав, однако он ничего не мог с собой поделать. Чем дольше продолжался этот идиотский телефонный разговор, тем больше он раздражался и тем сильнее нервничал. Меньше всего ему хотелось, чтобы Престон контролировал каждый его шаг. Судебный процесс такого масштаба требовал от любого участвующего в нем юриста предельной сосредоточенности и максимального напряжения сил. Хэммонд хорошо знал, что, когда работаешь с полной отдачей, часы кажутся днями, а недели тянутся, как месяцы, но с этим он вполне способен был справиться. Больше того, от такой работы он даже получал удовольствие. Но неизмеримо труднее ему было справиться с потоками критики, на которую его отец никогда не скупился. Это было не просто неприятно, как неприятен любой удар по самолюбию, — это было даже опасно, так как могло подорвать его уверенность в правильности выбранной тактики и заставить мучительно обдумывать каждый следующий шаг.