Темная харизма Адольфа Гитлера. Ведущий миллионы в пропасть - Лоуренс Рис

«Тогда я в первый раз услышал, — говорит фон дер Гребен, — чем занимались эти люди…У меня не было причин читать ему проповедь в тот момент, сами понимаете, я не имел на это полномочий. Да, я был в ужасе, просто в ужасе — насколько могу вспомнить! Давайте предположим, что я был в ужасе и глубоко потрясен увиденным — хоть и плохо помню. Что я должен был сделать? Что я мог сделать?

Мог я пойти к своему фельдмаршалу и доложить о том, что узнал? Или мог я отправиться домой и заявить: „Все, я не хочу иметь с этим ничего общего!“ Но об этом и речи быть не могло. Что бы вы сделали на моем месте, скажите, что бы вы сделали?»‹12›

Фон дер Гребен вскрывает еще одну причину, по которой он, как ему казалось, должен продолжать служить Гитлеру, несмотря на то, что узнал о массовых убийствах: «Те (немцы), кто воевал в России, все-таки были убеждены, что ни при каких обстоятельствах нельзя допустить, чтобы русские вошли в Германию — а также в Восточную Пруссию, откуда я родом, — и потому, несмотря ни на какие сомнения и противоречия, они пытались выполнить свой долг наилучшим образом, чтобы предотвратить катастрофу военными средствами». Подобные чувства возникали у солдат и офицеров на фоне усилившегося террора и насилия со стороны нацистских властей, и не случайно в августе 1943 года Генрих Гиммлер был назначен министром иностранных дел.

Но никакие чувства — страха, вины или нависшей угрозы — не могли изменить того факта, что Германия проигрывала войну. Провал операции «Цитадель», наступления немцев на Курск летом 1943 года, положил конец всяким попыткам создать впечатление, что вермахт еще может организовать серьезное и успешное контрнаступление на Восточном фронте. Но все равно офицеры из ближнего окружения Гитлера, такие, как Николаус фон Белов, сохраняли веру в своего фюрера. «Уже какое-то время я не верил в победу, — говорит фон Белов, — но я не допускал и возможности поражения. В конце 1943 года я был убежден, что Гитлер все-таки сможет найти политическое и военное решение. В этой парадоксальной вере я был не одинок»‹13›. И все же Фриц Даргес, адъютант Гитлера по СС, описывает настроение в ставке фюрера в начале 1944 года как «подавленное». «Каждый раз, когда прибывал какой-нибудь офицер Генерального штаба, мы не находили себе места. Какие дурные вести он привез на этот раз?» Но Даргес и его товарищи сохраняли полную уверенность, что фюрер будет драться до самого конца, несмотря ни на что. «Гитлер, бывало, говорил: „Я не теряю надежды за пять минут до полуночи. Я теряю надежду через пять минут после полуночи“. Ну а кто же мог попросить его опустить руки? „Мой фюрер, вы полагаете, мы все еще можем выиграть войну?“ Ну скажите мне, кто мог задать ему этот вопрос?»‹14› Причину, по которой невозможно было опустить руки, Даргес выразил метафорически — невозможно «сойти с поезда», который мчится на всех парах. Другие сравнивали эту ситуацию с положением моряков в лодке, захваченных штормом.

Однако были и другие немецкие офицеры — те, кто придерживался совсем другого мнения, те, кто решил, что война проиграна, но это еще не все, единственный способ избежать дальнейших страданий — убить Гитлера. Ядро заговорщиков составляла группа армейских офицеров благородного происхождения. Один из руководителей, например, генерал-майор Хеннинг фон Тресков, начальник Оперативного отдела штаба группы армий «Центр», происходил из аристократического рода Восточной Германии. Как и Людвиг Бек, он поначалу видел в Гитлере полезную политического фигуру, которая укрепит немецкую армию и попытается «исправить несправедливость» Версальского договора. И хотя он приложил руку к яркой победе Германии над Францией в 1940 году, ему хватало ума и образованности, чтобы понимать, как только Британии удастся заполучить Америку в союзники, Германия неизбежно потерпит поражение‹15›. Заняв свой высокий пост, Тресков назначил своими подчиненными офицеров, разделяющих его взгляды.

В результате сразу же возник план застрелить Гитлера во время его визита в группу армий «Центр» 13 марта 1943 года. От этого плана отказались в последнюю минуту по причине сомнений и колебаний фельдмаршала Клюге — командующего группой армии «Центр», который ранее выражал заговору свою поддержку. «Он (Клюге) раз за разом приводил все новые аргументы, — пишет Фабиан фон Шлабрендорф, один из заговорщиков, — утверждая, что ни мир в целом, ни немецкий народ, ни немецкий солдат не поймут подобного шага в такую минуту»‹16›.

Тогда Тресков, по-прежнему полный решимости убить Гитлера, завернул бомбу в пакет, сказал, что это две бутылки коньяка Куантро‹17› и вручил этот пакет Хайнцу Брандту, подполковнику, который должен был лететь в самолете с Гитлером. Тресков рассчитывал, что бомба взорвется в полете и все погибнут. Преимущество этого плана, по мнению фон Шлабрендорфа, заключалось в том, что удастся избежать «обвинения в покушении, и, по крайней мере, официально, смерть Гитлера спишут на случайную авиакатастрофу»‹18›. Но бомба не взорвалась.

На следующей неделе барон Рудольф Кристор фон Герсдорф совершил еще одно покушение на жизнь Гитлера. Герсдорф, доверенное лицо Трескова в группе армий «Центр», хотел взорвать Гитлера в тот момент, когда тот посещал выставку трофейного советского оружия в Берлине 21 марта 1943 года. Герсдорф спрятал под одеждой две бомбы и сопровождал Гитлера по выставке. Но Гитлер решил уехать раньше, чем планировалось, и Герсдорф, который установил взрыватели с часовым механизмом, вынужден был броситься в туалет и извлечь взрыватели.

Армейские офицеры, имеющие доступ к Гитлеру, могли воспользоваться и более простым способом убить его, чем взрывать себя вместе с ним. Можно было просто выхватить пистолет и спустить курок. «Многие спрашивают: „У вас изымали оружие? — говорит Петер фон дер Гребен. — Нет“. Так почему же никто не пристрелил его? Я мог это сделать в любую минуту. У меня всегда был портфель при себе. Я, безусловно, мог пронести пистолет. Я стоял в двух шагах от него, надо было только выхватить пистолет и выстрелить…Я отвечу, почему я этого не сделал. Во-первых, это означало мою смерть, а я боялся умирать, а во-вторых — я был полковником и не чувствовал, что это моя миссия — вмешиваться в пути провидения»‹19›.

Некоторые заговорщики, такие, как ротмистр Георг фон Безелагер, еще один офицер аристократического происхождения, мечтавший покончить с Гитлером, был эмоционально не готов встретиться с Гитлером лицом к лицу и пристрелить его. Хотя фон Безелагер доказал свою храбрость в бою, он признавался‹20›, что эта задача ему «не по плечу». «Даже охотника охватывает лихорадочное возбуждение, когда он берет долгожданную жертву на мушку», — написал Фабиан фон Шлабрендорф, которому была понятна неспособность Безелагера выстрелить в Гитлера. «Какую бурю должен переживать человек и в душе, и в мозгу, когда, преодолев тысячу препятствий, понимает, что обстоятельства складываются удачно, и с риском для жизни выхватывает пистолет, четко сознавая, что успех или провал этого дела решит судьбу миллионов!»‹21› Чтобы решить эту проблему, Безелагер предложил создать группу и напасть на телохранителей Гитлера, чтобы пристрелить его в перестрелке, — предложение, которое сочли невыполнимым и отвергли.

Если бы Гитлер посетил группу армий «Центр» еще раз, то заговорщики попытались бы убить его, открыв огонь все вместе, одновременно и совершив, что называется, «коллективное покушение». Этот план убийства Гитлера был рассчитан на то, чтобы «облегчить груз ответственности, давящий на всякого, не лишенного совести человека»‹22›. Но после марта 1943 года Гитлер больше не приезжал.

Год спустя, в марте 1944 года, наконец нашелся человек, готовый встретиться с Гитлером лицом к лицу и пристрелить его. Ротмистр Эберхард фон Брайтенбух, адъютант фельдмаршала Буша, вызвался убить фюрера из своего личного оружия на военном совещании в Бергхофе. Но, по иронии судьбы, в тот день младших офицеров не допустили на встречу с Гитлером‹23›.

Спустя четыре месяца 20 июля 1944 года произошло самое знаменитое покушение на Гитлера. И вновь покушавшийся решил не стрелять, а взорвать его. Человек невероятно благородных кровей, родившийся в собственном замке, граф Клаус Шенк фон Штауффенберг поместил бомбу, спрятанную в портфеле, под стол в конференц-зале во время дневного совещания Гитлера с военными в ставке «Волчье Логово». Положив бомбу, спрятанную в портфеле под стол, Штауффенберг покинул совещание и улетел в Берлин, чтобы координировать действия заговорщиков там. Бомба взорвалась в 12.50, но Гитлер, как всем известно, отделался мелкими царапинами.

В пять часов вечера того же дня в здание военного министерства на Бендлерштрассе в Берлине (где находился штаб армии резерва) вошел Людвиг Бек. Уже много лет — с перерывами — он участвовал в заговоре против Гитлера, и заговорщики выбрали его на пост главы государства. Поскольку, как говорит Ганс Гизевиус, дипломат, участвовавший в подготовке переворота: «Генерал Людвиг Бек на самом деле стоял над партиями…Бек был единственным генералом с незапятнанной репутацией, он один добровольно ушел в отставку»‹24›.