Бабель - Ребекка Ф. Куанг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Кто такая Эвелин Брук?» спросил Рами, пролистывая последние записи на задней странице.
«Эвелин Брук? повторил Робин. Почему это звучит знакомо?
Кто бы она ни была, она гений». Рами указал на страницу. Смотри, у нее более двенадцати пар совпадений только за 1833 год. У большинства выпускников не больше пяти».
«Подожди,» сказала Летти. Ты имеешь в виду Иви?
Рэми нахмурился. «Иви?»
«Стол», — сказала Летти. Помнишь? В тот раз, когда Плэйфер набросился на меня за то, что я села не на тот стул? Он сказал, что это стул Иви».
Полагаю, она очень требовательна, — сказала Виктория. И ей не нравится, когда люди портят ее вещи».
Но никто не передвигал ее вещи с того утра, — сказала Летти. Я заметила. Прошло несколько месяцев. И те книги и ручки лежат там, где она их оставила. Значит, либо она до ужаса бережно относится к своим вещам, либо она вообще не возвращалась за этот стол».
Пока они листали бухгалтерскую книгу, другая теория становилась все более очевидной. В период с 1833 по 1834 год Иви была очень плодовита, но к 1835 году ее исследования полностью сошли на нет. Ни одной инновации за последние пять лет. Они никогда не встречали Иви Брук на факультетских вечеринках или ужинах; она не читала лекций, не проводила семинаров. Кем бы ни была Эвелин Брук, какой бы блестящей она ни была, она явно больше не работала в Бабеле.
Погодите, — сказала Виктуар. Предположим, она окончила университет в 1833 году. Тогда она была бы в одном классе со Стерлингом Джонсом. И Энтони».
И Гриффином, понял Робин, хотя и не сказал этого вслух.
Возможно, она тоже погибла в море, — сказала Летти.
Проклятый класс», — заметил Рами.
В комнате вдруг стало очень холодно.
Предположим, мы вернемся к проверке», — предложила Виктория. Никто не возражал.
Поздним вечером, когда они так долго смотрели в свои книги, что уже не могли соображать, они играли в придумывание неправдоподобных пар, которые могли бы помочь им сдать экзамен.
Однажды Робин выиграл с помощью jīxīn. В Кантоне матери отправляли своих сыновей на императорские экзамены с завтраком из куриных сердечек», — объяснил он. «Потому что куриные сердечки — jīxīn — звучит похоже на jìxing, что означает память «*.
«И что бы это дало? Рами фыркнул. Разбросать по всей бумаге кусочки чертовой курицы?
«Или сделает ваше сердце размером с куриное», — сказала Виктуар. Представь, в один момент у тебя сердце нормального размера, а в другой — меньше наперстка, и оно не может перекачивать всю кровь, необходимую для выживания, и ты падаешь...
«Господи, Виктори,» сказал Робин. «Это нездорово.»
Нет, это просто, — сказала Летти. Это метафора жертвоприношения — ключевым моментом является торговля. Кровь курицы — сердце курицы — это то, что поддерживает вашу память. Так что тебе нужно только принести курицу в жертву богам, и ты пройдешь».
Они уставились друг на друга. Было уже очень поздно, и никто из них не выспался. Все они сейчас страдали от своеобразного безумия очень напуганных и очень решительных людей, безумия, из-за которого академия казалась такой же опасной, как поле боя.
Если бы Летти предложила им прямо сейчас разграбить курятник, никто из них не раздумывая последовал бы за ней.
Наступила роковая неделя. Они подготовились как нельзя лучше. Им обещали честный экзамен при условии, что они выполнят свою работу, и они ее выполнили. Они, конечно, были напуганы, но в то же время были уверены в себе. В конце концов, эти экзамены были именно тем, к чему их готовили последние два с половиной года, не больше и не меньше.
Работа профессора Чакраварти была самой простой из всех. Робин должен был незаметно перевести отрывок из классического китайского языка длиной в пятьсот символов, который сочинил профессор Чакраварти. Это была очаровательная притча о добродетельном человеке, который теряет одну козу в тутовом поле, но находит другую. После экзамена Робин понял, что неправильно перевел «yànshǐ», что означало «романтическая история», как более укрощенное «красочная история»,* что несколько исказило тон отрывка, но надеялся, что двусмысленности между «сексуальным» и «красочным» в английском будет достаточно, чтобы все исправить.
Профессор Крафт написал дьявольски сложную работу о переменчивой роли интерпретаторов в трудах Цицерона. Они были не просто переводчиками, а играли целый ряд ролей, таких как посредники, медиаторы, а иногда и взяточники. Робин поручили разработать вопрос об использовании языка в этом контексте. Робин набросал восьмистраничное эссе о том, как термин interpretes был для Цицерона, в конечном счете, ценностно нейтральным по сравнению с геродотовскими hermeneus, один из которых был убит Фемистоклом за использование греческого языка в интересах персов. В заключение он сделал несколько замечаний о лингвистических приличиях и лояльности. Когда он вышел из экзаменационной аудитории, он не был уверен, что справился с заданием — его мозг прибегнул к забавному трюку и перестал понимать, что он утверждал, как только он поставил точку в последнем предложении, но чернильные строки выглядели надежными, и он знал, что, по крайней мере, звучал хорошо.
Работа профессора Ловелла состояла из двух заданий. Первое заключалось в задании перевести три страницы детского бессмысленного алфавитного стишка («А — это абрикос, который съел медведь») на выбранный язык. Робин потратил пятнадцать минут, пытаясь подобрать китайские иероглифы в порядке их латинизации, после чего сдался и пошел по легкому пути — просто сделал все на латыни. Вторая страница содержала древнеегипетскую басню, рассказанную с помощью иероглифов, и ее перевод на английский язык с инструкцией определить, как можно лучше, без предварительного знания исходного языка, трудности в его передаче на язык перевода. Здесь очень помогло умение Робина разбираться в изобразительной природе китайских иероглифов; он придумал что-то об идеографической силе и тонких визуальных эффектах и успел записать все это до истечения времени.
Viva voce прошло не так плохо, как могло бы быть. Профессор Плэйфер был суров, как и обещал, но все еще неисправимый шоумен, и беспокойство Робина рассеялось, когда он понял, насколько громкая снисходительность и возмущение Плэйфера
