Командир полка - Вальтер Флегель

Гертель стоял рядом с Урсулой, которая часто посматривала на него, отчего он еще больше смущался и почти терял дар речи.

Когда часы с кукушкой пробили десять, Бауман подал солдатам знак, что пора уходить. Шли все вместе, громко стуча сапогами.

— Здесь-то мы все пели, как оперные певцы, а помните, когда хотели организовать хор на батарее, у каждого не оказалось голоса, — заметил Штелинг.

— Там не было девушек, понятно? — ответил кто-то из солдат.

На другой день Герда поднялась чуть свет. На доске объявлений она увидела лист бумаги, на котором крупными буквами было написано: «В субботу, 3 мая, в 20 часов состоятся танцы. Приглашаются все желающие».

Герда усмехнулась: приехавшие в их село солдаты уже начали действовать.

В коровник девушка пришла первой. Тщательно вытерла ноги на пороге и вошла внутрь здания. Приятно пахло молоком. Со всех сторон мелодично позвякивали цепи, которыми коровы были привязаны к столбам.

Вымыв руки, Герда подсела к корове. Упершись лбом в мягкий теплый живот буренки, Герда проворно работала руками, наблюдая, как тонкая струйка парного молока стекает в подойник.

Вспомнился вчерашний вечер. Она улыбнулась, вспомнив, как унтер-офицер весь вечер ухаживал за ней, танцевал только с ней. Вид у него был удивленный, будто он не ожидал встретить в селе красивую девушку. Танцевал он хорошо и за вечер наговорил ей немало комплиментов. Делал это он совсем не так, как деревенские парни.

Мысли Герды были прерваны появлением Гертруды.

Герда кивнула подруге и снова нагнулась к подойнику.

«Парень довольно симпатичный, — вернулась к своим думам Герда. — И пахло от него каким-то одеколоном, а вовсе не потом солдатским».

Герде казалось, что от ее свитера и сейчас пахнет тем же одеколоном. В этом свитере она была вчера. И сегодня снова надела его, чтобы унтер-офицер сразу же узнал ее.

Со двора донесся громкий смех. Заработал насос.

Переходя к последней корове, Герда взглянула в окошко. Солдаты, громко фыркая и смеясь, умывались, качая воду насосом. Баумана среди них почему-то не было.

Подоив своих коров, Герда налила в большой кувшин парного молока, а поймав на себе удивленный взгляд Гертруды, объяснила:

— Это я для солдат.

Увидев идущую навстречу ему Герду с кувшином, Бауман широко раскинул руки в стороны и двинулся ей навстречу с таким видом, будто намеревался не только взять кувшин, но одновременно и заключить девушку в объятия.

От Хаука не ускользнуло, что Бауман решил поволочиться за девушкой.

— Хороша, не правда ли! — с восхищением произнес Бауман, когда Герда ушла. — Какая фигурка! Что за ножки! С такой неплохо позабавиться…

Бауман примерно так оценивал всех девушек, которые когда-либо нравились ему. Сначала он подшучивал над ними, затем завлекал, а уж потом, когда все было позади, хвастливо рассказывал о своей победе товарищам.

Хаук был разочарован тем, что Герда не отвадила от себя Баумана, не оттолкнула. «Неужели она не поняла, что он за человек? Неужели не чувствует инстинктивно? Все они такие, девчонки: стоит только вот такому надушенному хлыщу покружиться возле них, как они сразу же и тают».

Вытерев грязные руки ветошью, Хаук сердито сплюнул на землю.

— Ну как твой трактор? — спросил он у Дальке, который стоял у соседней машины.

— Машины не смазывались неизвестно с какого времени. Хорошо еще, что мы это заметили.

— Ничего, смажем их до обеда.

— Смажем.

После обеда солдаты вместе с членами кооператива должны были перебрать в старом сарае кирпичи для строительства коровника и свинарника.

Весь день Хаук не видел Герду и подозревал, хотя и боялся этому верить, что она с Бауманом.

«Тракторы мы до обеда приведем в порядок, а потом я поговорю с Гердой», — решил Хаук.

Хаук подошел к Дальке, который, лежа под трактором, смазывал какие-то детали, и присел возле него.

— Надо же так запустить машины! Черт бы их побрал! — ругался Дальке.

Около них остановился Шихтенберг. Вскоре к ним подошел какой-то мужчина, которого солдаты видели в первый раз.

— Здравствуй, Гельмут. Каким ветром тебя сюда занесло? — спросил Шихтенберг незнакомца.

— Да вот зашел посмотреть, как тут идут дела…

— Хорошо идут…

— Вижу, вижу… Солдаты вам всю дрянь уберут.

— Это уж точно, — буркнул лежавший под трактором Дальке, но Хаук сделал ему знак замолчать.

— И коровник построят.

— И притом бесплатно! — хмыкнул незнакомец.

— Успокойся, мы им все оплатим по тарифу.

— Жаль, что я раньше не додумался до этого, а то тоже поехал бы к командиру воинской части и попросил у него солдат.

— А чего ты, собственно, злишься?

— Я злюсь? — Незнакомец усмехнулся. — Ничего я не злюсь. — И пошел прочь.

Когда он ушел, Хаук спросил у Шихтенберга, кто это подходил.

— Это наш кузнец Грунделов.

— Он потому и сердится, что тут ему заработать не удастся.

— А вот в отношении дряни он, пожалуй, прав, — заметил Дальке.

Во время обеда солдаты из первого расчета вместе с пожилыми крестьянами сидели за одним столом.

Ни до обеда, ни во время его Хауку так и не удалось поговорить с Гердой, которая попала в бригаду Баумана.

Хаук мог привлечь внимание девушки, только добившись со своей бригадой самых хороших показателей в труде. И он старался. Но она этого не замечала. Он уже хотел отказаться от своего намерения, но один случай, происшедший после обеда, утвердил его в этом решении.

Во время работы на ногу Бауману упал кирпич. Разумеется, работать дальше он уже не мог.

Герда с озабоченным видом расшнуровала ему ботинок и забинтовала слегка кровоточащую рану, причем делала она это, стоя на коленях перед сидевшим Бауманом.

Хаук видел, какими глазами при этом смотрел на Герду Бауман. Он мысленно раздевал девушку, причем выражение лица у него было такое, что сомневаться в его намерениях уже не приходилось.

«Нет, я во что бы то ни стало должен поговорить с Гердой, — решил Хаук. — Пойду на вечер, приглашу на танец и все скажу. Пусть думает что угодно, но я расскажу ей о грязных намерениях Баумана. Главное, чтобы Она не попалась на удочку этого ловеласа. Да и что станут думать о солдатах крестьяне, если Бауман соблазнит девушку? Не только о солдатах, обо всей армии!»

И вот солдаты и местные парни и девушки собрались в клубе. В зале у стены среди девушек сидел Бауман с гордым видом, как петух среди кур. Он беспрерывно говорил, стараясь произвести впечатление на девушек.

Хаук отвернулся, чтобы не видеть Баумана. Заказав себе кружку пива, он медленно пил его.

«Еели я ей все расскажу, Герда, чего доброго, еще подумает, что я делаю это не из добрых побуждений. Правда, позже, когда она все поймет, она будет благодарна мне», — думал Хаук. Он допил пиво и заказал новую кружку.

Занятый своими мыслями, Хаук не заметил, как зал заполнился людьми.

«Ничего, я буду говорить с ней небрежным тоном, будто меня это нисколько не касается. Да оно и на самом деле так».

На сцену вышел Брауэр. Кто-то из зала громко крикнул:

— Тихо!

Брауэр заговорил о связи Народной армии с местным населением. Его короткое выступление было встречено аплодисментами.

Затем оркестр заиграл вальс. Солдаты поднялись с мест и бросились приглашать своих знакомых девушек. И лишь один Бауман остался сидеть на месте. Однако во время второго танца он не усидел и пригласил Герду.

Хауку никак не удавалось пригласить Герду — Бауман постоянно опережал его. Тогда Хаук снова пошел в буфет.

Под конец вечера на сцену вышел Бауман. В зале зашушукались, потом стало тихо. Бауман объявил, что сейчас он споет песню. Хаук знал, что голос у него есть, и к тому же довольно приятный. Бауман запел: «Ты моя мечта…»

И вдруг Хаук понял, что Бауман, собственно, поет не для всех, а только для одной Герды. Он встал и вышел из зала. Прохладный воздух освежил его. Из зала донеслись бурные аплодисменты. Когда Хаук вернулся в зал.

Бауман уже сидел рядом с Гердой. Заметив Хаука, Бауман лукаво подмигнул ему.

Вскоре настала очередь Хаука выходить на сцену. Представляясь, Хаук оговорился, и в зале засмеялись, а он смутился. Взяв аккордеон, начал играть. Играл он, полузакрыв глаза, а когда кончил, в зале было тихо-тихо. После продолжительной паузы раздались аплодисменты.

Хаук почувствовал, что краснеет, и еще ниже нагнулся к инструменту. Так, не поднимая головы, Хаук спустился со сцены и прошел на свое место.

После перерыва Герда вдруг подошла к Хауку и села рядом с ним. Он искоса поглядывал на девушку. На ней было красное поплиновое платье с большими золотыми пуговицами.

Как только оркестранты взялись за свои инструменты, Хаук тихо сказал Герде: