Раскинулось море широко - Валерий Белоусов

Черен день без тебя…

В сером море чернеет корабль!'

Вот на чёрном корабле - что-то огненно блеснуло…

И 'Херсон' стал первым кораблём Императорского Флота, успешно обстрелявшим поезд…

'Государь!

Мы, рабочие и жители города С.-Петербурга разных сословий, наши жены, и дети, и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, Государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать. Мы и терпели, но нас толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, Государь. Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем. продолжение невыносимых мук

Взгляни без гнева, внимательно на наши просьбы, они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для тебя, Государь! Не дерзость в нас говорит, а сознание, необходимости выхода из невыносимого для всех положения. Россия слишком велика, нужды ее слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ею. Необходимо народное представительство, необходимо, чтобы сам народ помогал себе и управлял собой. Ведь ему только и известны истинные его нужды. Не отталкивай его помощь, повели немедленно, сейчас же призвать представителей земли русской от всех классов, от всех сословий, представителей и от рабочих. Пусть тут будет и капиталист, и рабочий, и чиновник, и священник, и доктор, и учитель, - пусть все, кто бы они ни были, изберут своих представителей. Пусть каждый будет равен и свободен в праве избрания, - и для этого повели, чтобы выборы в Учредительное собрание происходили при условии всеобщей, тайной и равной подачи голосов. Это самая главная наша просьба…

Но одна мера все же не может залечить наших ран. Необходимы еще и другие:

I. Мери против невежества и бесправия русского народа

1) Немедленное освобождение и возвращение всех пострадавших за политические и религиозные убеждения, за стачки и крестьянские беспорядки.

2) Немедленное объявление свободы и неприкосновенности личности, свободы слова, печати, свободы собраний, свободы совести в деле религии.

3) Общее и обязательное народное образование на государственный счет.

4) Ответственность министров перед народом и гарантия законности правления.

5) Равенство перед законом всех без исключения.

6) Отделение церкви от государства.

II. Меры против нищеты народной

1) Отмена косвенных налогов и замена их прямым прогрессивным подоходным налогом.

2) Отмена выкупных платежей, дешевый кредит и постепенная передача земли народу.

3) Исполнение заказов военного морского ведомства должно быть в России, а не за границей.

4) Прекращение войны по воле народа.

III. Меры против гнета капитала над трудом

1) Отмена института фабричных инспекторов.

2) Учреждение при заводах и фабриках постоянных комиссий выборных рабочих, которые совместно с администрацией разбирали бы все претензии отдельных рабочих. Увольнение рабочего не может состояться иначе, как с постановления этой комиссии.

3) Свобода потребительско-производственных и профессиональных рабочих союзов - немедленно.

4) 8-часовой рабочий день и нормировка сверхурочных работ.

5) Свобода борьбы труда с капиталом - немедленно.

6) Нормальная заработная плата - немедленно.

7) Непременное участие представителей рабочих классов в выработке законопроекта о государственном страховании рабочих - немедленно. '

… Дворцовый комендант, свитский генерал Хабалов смотрел в поданную ему на донышке мерлушковой шапки бумагу, как в афишу бродячего театра смотрит уездная коза…только что не пытался ея пожевать!

'Ну и что ето за хрень?'

Перед генералом теснились на февральском ветру человек семьдесят- восемьдесят, держащие в руках иконы на рушниках и церковные хоругви… мужики в поддёвках и смазанных сапогах… бабы в крест-накрест повязанных платках, пара седоголовых стариков дворницкого вида…позади крутились несколько уличных мальчишек…

Вперед выступил высокий, худой священник в сером подряснике:' Мы- "Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга", а я- отец Георгий… мы принесли Государю нашу петицию…'

'Ну и зачем же являться с такой помпой? Ну! Принесли и принесли…перепишите на гербовой бумаге, по установленной форме, и подайте в приёмную Собственной Его Императорского Величества Канцелярии…потом ждите ответа!'

'Мы желаем вручить петицию Государю лично в руки!'

'Вот же ты чудак-человек…голову-то подними! Видишь, над Зимним Штандарта нет? Царя -батюшки, значить, нету дома! Откуда ты такой тупой взялся? Не с Малоросии ли?'

Отец Георгий, в девичестве Гапон, бывший действительно родом 'с пид-Полтавы', вспылил:'Прячется, узурпатор, от воли народа?!'

'Это кто тут узурпатор, мать твою через левую ноздрю! А ну, на колени!'

Толпа испуганно шарахнулась в стороны, раздаваясь на полы…Гапон испуганно обернулся. От Арки Главного Штаба не торопясь шёл крепкий мужик, в яловых сапогах, в романовском коротком полушубке с полковничьими погонами…двое караульных гренадеров, стоящие за спиной Хабалова, взяли винтовки 'На-краул!'

'Он?!…он…он…ОН!!!'- зашелестело в маленькой толпе…потом толстая, дородная баба вдруг рухнула на колени, осеняя себя Крёстным знамением…'Он! Царь -Батюшка! Кормилец!'

У Гапона испуганно задрожали губы…и поход-то весь был задуман именно потому, что ЕГО не было в Питере…устроили бы бузу, полиция разогнала бы демонстрацию…отработал бы Гапон свой гонорарий…а теперь что делать?

Между тем Михаил подошёл к Гапону, взял из его рук петицию…быстро пробежал…

'Ну что? Есть и дельные мысли… Подумаем о сём… А вот на счёт Учредительного собрания…это что же за хуйня? В английскую королеву меня превратить хочешь?А вот три хуя тебе в глотку, чтобы голова не качалась! Я- Хозяин Земли Русской!

Таким уж я родился. Таким и умру…'

'Подыхай же скоГей!'

Из задних рядов выскочил горбоносый, кучерявый, субтильный юноша с револьвером в руке.

Михаил повернулся к нему всем могучим корпусом и смело, гордо, отважно посмотрел ему прямо в его выпученные сумасшедшие глаза…

Юноша завизжал, нажал на спусковой крючок…осечка! Террорист нажал снова…но за долю секунды до того, как прогремел роковой выстрел, седой, как лунь, старик со Знаком Военного Ордена на бекеше заградил Михаила собой…вторая пуля вонзилась царю в предплечье, пролив кровь Божьего Помазанника, смешавшуюся с кровью рабочей…

Третий раз выстрелить не дали… пока Хабалов выхватывал шашку, над террористом уже сомкнулась толпа пролетариев, из которой тут же вылетел террористов ботинок, в котором торчала белеющая кость… тогда генерал, в бессильной ярости, погнался за убегающим, петляя, как заяц, Гапоном, и от всей души треснул провокатора ножнами пониже тощей спины…

А Михаил всё пытался заткнуть смертельную рану старого солдата скомканной петицией…

…'И-и-и…уби-и-и-ил…ой, уби-и-ил!'

Околоточный надзиратель Соловец пододвинул к себе десть писчей бумаги, воткнул ручку в чернильницу - непроливайку:'Кто убил? Кого убил? Когда и как именно убил?'

Простоволосая, своим длинноносым удлинённым лицом -тупым и одновременно стервозным- похожая на лошадь, молодая баба с красивейшим, переливающимся всеми цветами радуги фингалом под глазом, стоявшая перед его столом, как лист перед травой, страдальчески простонала:'О-ой, да меня уби-и-ил, стервец тако-о-ой…'

Соловец плюнул на и без того загаженный пол участка и с досадой произнёс: 'Тьфу ты…чистый лист испортил…я думал, вправду смертоубийство…да ты кто есть-то такая, а?'

'Да Ксюшка это Запиздюлькина, в девичестве Собчак'- вошедший квартальный Ларин приветливо похлопал потерпевшую по дебелой заднице…'Привет, Ксюха! Всё блядуешь?'

'О-ой, да как же мне не блядовать-то! Я же не какая-нибудь подзаборная… я не за так, а хоть за пятак! Мне Ахметка за это бусики подарил, синенькие…'

'Смотри, Ксюша, доиграешься! Вот приедет твой машинист из рейса раньше времени, прихватит тебя прямо на горячем…я ведь знаю, ты сверху поскакать любишь? Да и рубанёт колуном по твоей пустой белобрысой башке…'

'И убьёт, оченно могёт быть!'- рассудительно заявила хозяйственная молодка…

А потом нагнулась над столом, так что перед остреньким носом субтильного Соловца нависли изрядные достоинства, отчего-то вызывающие стойкие ассоциации с чухонской молочно-товарной фермой, и прошептала волнующим сценическим шёпотом:'А Вы построжайте мово благоверного… а чего он ручищи-то распускает? Зашёл в дом- да и не говоря единого дурного слова- хрясь мне по роже…убил! Форменно убил…'