За горным туманом - Карен Монинг

После того, как момент страха прошел, её губы тронула милая улыбка. Она убрала выбившуюся прядь тёмных волос с его лица и нежно поцеловала его подбородок.

— Мой прекрасный, прекрасный Хок, — прошептала она.

— Поговори со мной, милая. Скажи, что тебя так беспокоит, — грубо сказал он.

Она послала ему столь ослепительную улыбку, что это спутало все его мысли. Он почувствовал, что его тревоги рассеялись, как лепестки на ветру, под нежными, невысказанными обещаниями этой улыбки.

Он легко коснулся её губ своими и почувствовал дрожь незамедлительного ответа, прокатившуюся по его телу с головы до ног. Какая тень? Глупые страхи, глупые иллюзии, подумал он, скривившись. Он позволил своему воображению разыгрываться по малейшему поводу. Нелепая тень упала ей на лицо, и великий Хок уже страдает от видений гибели и скорби. Ба! Ни одна девушка не смогла бы так улыбаться, если бы она о чём-то волновалась.

Он завладел её губами в грубом, наказывающем поцелуе. Наказание за страх, что он испытал. Наказание за то, что так нуждался в ней.

И она растаяла для него, превратившись в жидкий огонь, растекаясь и прижимаясь к нему с яростной настойчивостью.

— Хок… — шептала она ему в губы. — Мой муж, моя любовь, возьми меня…снова, пожалуйста.

Желание хлынуло по его венам, смывая все следы его паники. Ему не нужно было большего поощрения. У них оставалось пара часов до того, как священник соединит их узами брака под покровом Самайна. Он потянул её к башне.

Эдриен тотчас застыла.

— Нет, не в башне.

И он повёл её к конюшне. К мягкому пурпурном ложу из клевера, где они провели свои оставшиеся предсвадебные часы, подобно нищему, который тратит последние драгоценные монеты на роскошном празднике.

Глава 29

Свадебное платье Эдриен превзошло все её детские мечты. Оно было сшито из шёлка цвета сапфира и изысканных кружев, с вышивкой сверкающими серебристыми нитями на горловине, рукавах и подоле в виде вьющихся роз. Лидия гордо извлекла его из запертого обшитого кедром дубового сундука; ещё одного искусного творения Хока. Она просушила его, пропарила в закрытой кухне над чанами кипящей воды, потом слегка подушила его лавандой. Платье облегало грудь и бёдра и спадало на пол волнами роскошной ткани.

Оно было сшито цыганами, сказала ей Лидия, суетясь с десятком служанок вокруг Эдриен, для её свадьбы с отцом Хока. Свадьба Лидии тоже отмечалась в Далкит-на-море во время празднования Белтайна перед такими же двойными кострами, как те, что выложили на Самайн.

Но сейчас Лидия ушла вперёд, к холмам. Служанки тоже ушли, Эдриен прогнала их четверть часа назад. Потребовалась каждая унция мужества Эдриен, чтобы выдержать предыдущие несколько часов.

Лидия была такой ликующей, практически танцевала по комнате, а Эдриен чувствовала себя такой задеревеневшей внутри — заставляя себя притворяться. Она собиралась сделать нечто такое, что гарантированно заставит Лидию и Хока презирать её, но у неё не было выбора.

Как она вынесет выражение на их лицах, когда она сделает это? Как вытерпит ненависть и предательство, которые увидит в их глазах?

Эдриен стояла одна в прекрасной спальне Лидии, среди медленно охлаждающихся круглых утюгов и отвергнутых вариантов нижнего белья, наполовину опустошённых чашек чая, оставшихся недопитыми во взволнованном ожидании.

Время приближалось.

И её сердце замерзало, с каждым мучительным вздохом. Она задрожала, когда свежий ветерок влетел в открытое окно спальни Лидии. Она пересекла комнату, намереваясь закрыть его, но замерла, положив руку на прохладный каменный выступ. Она, как зачарованная, смотрела в ночь.

Я буду помнить это всегда.

Она упивалась Далкитом, сохраняя каждую драгоценную деталь в своей памяти. Полная луна заворожила её, залив холмы серебристым сиянием. Казалось, она была ближе к земле и намного больше, чем обычно. Возможно, она смогла бы шагнуть в небо, чтобы стать прямо рядом с ней — возможно, слегка подтолкнуть её локтем и смотреть, как она катится по горизонту.

Эдриен восхищалась красотой всего этого. Это место было волшебным.

Из окна ей открывался великолепный вид на праздник. Холмы ожили вместе с сотнями людей, сидящих на ярких пледах у костров, разговаривающих, веселящихся, танцующих. Вино, эль и шотландское виски лились рекой, когда люди праздновали приход сбора урожая. Богатого урожая, её муж проследил за этим.

Дети играли в свои игры, бегая и визжа, кружась вокруг любящих родителей. А музыка…о, музыка доплывала до открытого окно, смешиваясь с тихим рёвом океана. Мощное гипнотизирующее звучание барабанов, волынок и дикие песнопения.

Между двух кругов костра, она наконец смогла увидеть его, Лэрд Далкита-на-море танцевал, откинув голову назад, добавляя свой глубокий тягучий, как ириски, голос к общей песне. Её муж. По крайней мере, она получила возможность любить его какое-то время — может не навсегда, но…

Бой барабанов усилился, и она видела, как он кружит у костра. Такой примитивный и дикий, но всё же такой любящий и нежный.

Я обожаю это место, думала она. Если я когда-либо буду мечтать о том, куда бы поехать, вернувшись в двадцатый век, то я буду мечтать об этом месте.

Она прижалась лбом к прохладной каменной стене на долгое время и удержалась от слёз.

— Я люблю его больше, чем саму жизнь, — прошептала она вслух.

И это было решающим моментом.

— Нет. — Хок поднял руки в насмешливом протесте. — Оставьте мне силы для того, чтобы жениться и уложить жену в постель этим вечером, — поддразнил он смеющихся женщин, пытавшихся увлечь его в ещё один танец.

Несмотря на разочарованные взгляды и дерзкие замечания по поводу его мужественности, Хок поднялся выше по холму. Он видел, как Лидия брела в этом направлении с Тэвисом, пока он танцевал. Он остановился на мгновение и обернулся, чтобы взглянуть на замок, сосредоточенно отыскивая глазами окна. Вот оно. Комната Лидии, силуэт его жены, виднеющийся в ярко освещённом окне. Он видел, как она повернулась спиной. Она была уже в пути.

Его затылок обдало холодом, пока он изучал ее спину. Он долго смотрел на нее, и когда она не сдвинулась с места, он задался вопросом, что же она делает.

«Мне следовало настоять, чтобы она оставила охрану при себе».

«Может, они будут застёгивать мне платье?» — поддразнила она его, и порыв ревности, закружившийся в нём при мысли, что кто-то из его стражи прикоснется к шелковистой коже его жены, решил этот вопрос.