Оружие Возмездия - Олег Дивов

– Знаешь, парень, вот я целый подполковник, комдив и все такое. Но если бы мне двадцать лет назад объяснили, что я стану ходить со щетками и буду ответственным за туалет… Я бы сказал – ну его на хер, ребята!

Он знал, что мне на дембель уже скоро. А ему – нет.

Кажется, он мне завидовал.

А собственно, почему бы не сказать это сейчас? Да, прошло еще почти двадцать лет. Но такие слова никогда не вредно произнести вслух. Хотя бы как эпитафию нашей ББМ. И всем несчастным Вооруженным Силам СССР. И я скажу:

– Ну его на хер, ребята!

23 февраля 2007 года

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

– Шагом марш, – вяло скомандовал капитан.

Призывники так же вяло, не в ногу, пошли. Уже по-солдатски похожие в своих телогрейках, вязаных шапках и стоптанных зимних сапогах – так модно было «забриваться» из Москвы, – они старались выглядеть бодрыми и независимыми.

Я шел правее колонны, чуть сзади, в распахнутой куртке, пьяный и злой. Беспрестанно матерясь, без особой цели, просто выплевывая ругательства сквозь зубы.

Капитан старался не глядеть в мою сторону. Поставить меня в строй он даже не пытался.

Я был единственным на свете человеком, которому предстояло, по какой-то невероятной причине, еще раз отслужить в армии.

МУЖСКОЙ КОШМАР

Этот сон встречается во множестве вариаций. Есть только два общих правила. Во-первых, он тягостен. И во-вторых, хотя бы раз он посетит каждого, кто служил в армии и способен видеть (точнее, запоминать) сны.

Феноменом кошмара «снова в армию забрали» я заинтересовался в начале 1990-х, когда узнал, что это не моя личная проблема, а широко распространенное явление. Начал опрашивать людей, консультировался с психологами – результатом стала большая статья, датированная 95-м годом, которую в журнале «Men's Health» обозвали «Кошмар цвета хаки». С тех пор многое переменилось в моей жизни и моих снах.

Та статья утеряна, но основные тезисы я помню, они справедливы и для этого текста. И по-прежнему справедлив основной принцип дешифровки сновидений: «что ты чувствовал там, и как те ощущения соотносятся с реалиями твоей жизни?»

Об этом я и просил рассказать своих респондентов. Огрубляя и округляя, картину я получил однозначную. Все опрошенные утверждали: во сне их угнетала дикая, чудовищная несправедливость происходящего.

На вопрос: «А что тогда происходило в твоей жизни?» ответы были разные, от «ничего особенного» до «полная задница». Если отношения с респондентом допускали откровенный разговор, то вскоре выяснялось, что «ничего особенного» на поверку тоже задница, просто не самая уродливая. Или еще не усевшаяся человеку на лицо.

В общем, подтверждалась старая истина: во сне твое бессознательное сообщает, что оно думает о твоей жизненной ситуации.

Почему бессознательное выбирает именно такую систему образов, понятно. Для большинства граждан «действительная срочная служба в Вооруженных Силах СССР» оказывалась, как ни крути, опытом тягостным. Сравнимым, по моему личному определению, с «отсидеть два года по ложному обвинению».

Ни степень раскованности мышления, ни уровень культуры не влияют на глубинную, «нутряную» оценку службы. Кошмар «снова в армию забрали» равно привычен для сельского и городского жителя, работника и босса, интеллектуала и недалекого.

Резонен вопрос: какие сны видит человек, ушедший в армию охотно и сохранивший о службе только светлые воспоминания. Резонен, но ошибочен, потому что и «охотно», и «воспоминания» – термины, которые для бессознательного не значат ничего. Ты мог хотеть уйти в армию по сотне замечательных причин. И запомнить только хорошее, а дурное вытеснить – как вытесняет каждый индивидуум, близкий к клинической норме. Но об истинных причинах и истинных воспоминаниях расскажет только настоящий ты, просыпающийся во сне. Тот, который всё знает и всё помнит.

Про армию он всегда говорит два слова: «За что?!»

Надо учесть еще один момент. Ты мог быть натуральной «солдатской косточкой». Но ведь ты свое уже отслужил! Все долги отдал. И когда тебя во сне призывают по новой, разрешения не спросив, хвать за шкирку и – в ряды, слов может раздасться целых три:

«За что, суки?!»

И что делать, проснувшись?

Во-первых, уяснить: главное в любом сне – что ты чувствовал. Сон рассказывает, каково твое истинное отношение к происходящему. Очнувшись с тяжелой головой после экскурсии по казарме, имеет смысл задуматься, на что «в реале» могло так окрыситься бессознательное.

Ключи: «принуждение» и «несправедливость». В зависимости от тягостности сна, это может оказаться как вполне себе ерунда, так и общая неудовлетворенность всем-всем-всем, происходящим с тобой много лет кряду.

Как с этим разбираться, каждый решает сам.

Мой первый армейский кошмар был предельно реалистичным. Я ровно три месяца недослужил, уволившись по «студенческой амнистии». Кое-где это стало поводом для дикого «неуставняка», когда ребят, едва оттрубивших полгода-год и вдруг получивших дембель, били смертным боем, даже сопризывники. А надо мной хихикала вся ББМ – я был единственным студентом-дедом, мне и так до увольнения в запас оставалось всего ничего.

Сон оказался такой: я стою перед воротами части. Ворота открываются, за ними – наш начальник штаба подполковник Мамин.

– Я так и знал, Олег, – говорит он, – что ты вернешься дослуживать. Ну, пойдем!

Ваш покорный слуга проснулся в шоке. Меньше всего мне хотелось дослуживать (последние три месяца в некотором смысле тяжелее, чем первые три), однако совесть моя была самую малость нечиста. Я уходил в армию по целому ряду причин, но основной была – расквитаться с государством. Отслужив, я ему ничего не был должен. И вот какая ерунда вышла: три месяца прикарманил.

А что было в реальности? На самом деле, мне страсть как не хотелось доучиваться два с половиной года на факультете журналистики! Вскоре я это осознал до глубины души, но тогда еще не вполне понимал.

Дальше «армейские кошмары» пошли однообразные – снова забрали, снова казарма. Сослуживцы и командиры относились ко мне с должным пиететом, но легче от этого не было. Иногда я болтался в части совсем неприкаянный, иногда встречал старых друзей, временами обстановка складывалась очень комфортно в материальном плане, но на душе все равно лежал кирпич.

Запомнился тот сон, которым я открыл этот текст. Мне уже было тридцать.

Сон за сном все четче проступал момент: меня забрали по второму разу, и все это знают. Офицеры сочувствовали и советовали написать в Министерство обороны. А один комбат сам послал запрос. Но ответа надо было ждать неопределенное время. Я просыпался несчастный и злой.