Дикий Порт (Райские птицы) - Ольга Онойко

Л’тхарна всё равно не приходил в сознание…

Он жив. Состояние стабильно критическое — но он не умирает. Мозг не повреждён. Не было даже клинической смерти, хотя медики не уверены, что таковая свойственна ррит.

Несмотря на это, мучает страх. Если Л’тхарна выкарабкается — останется ли прежним? Тем, кому можно доверить всё?

Шуршит тяжёлой одеждой рритская женщина. Подходит, опускается на четыре, смотрит. Огромная, как буйволица. Это Эскши, его… избранница? У ррит с отношениями полов всё наоборот — так что, скорее, «избравшая его». Когда Рихард узнал, что у начальника охраны появились дети, велел передать матери и малышам подарки. По мелочи — машину, компьютеры… Л’тхарна не воспротивился, а в семейные обычаи ррит Люнеманн никогда глубоко не вдавался. Неведомо, что подумала женщина, но в огромных глазах, жгуче-зелёных, как бывает у чёрных кошек — благоговение и надежда.

Она похожа на тигрицу в засаде, когда сидит так и ждёт чего-то. Кажется, ей и в голову не приходит, что под таким взглядом х’манк может почувствовать себя неуютно. Некогда много исследований писалось на тему того, что глубоко в подсознании Homo sapiense сидит «комплекс бывшей добычи», и хищные разумные людям неприятны…

Эскши у ррит что-то вроде министра, если Рихард правильно понимает. Или правительницы по делам мира. Но она прилетела сюда, на Анкай, вместе с вождём.

— В прежние времена, — говорит она, — вожди умирали только в бою. Л’тхарна — иной во всём. Во всём…

Люнеманн медлит.

Крупные черты ррит странно искажаются.

— У вас… любовь? — Рихард внезапно осознает, до какой степени дурён его аиррит по сравнению со Space English Л’тхарны. Прежде его это не волновало.

— У нас дети, — скупо отвечает женщина на родном языке и переходит на SE, — ты великий вождь, Ймерх Р’йиххард, и х’манк.

— О чём ты?

— Говорят, что х’манков вместо молока вскармливают ложью, — прямодушно говорит Эскши.

Должно быть, вначале что-то переменилось в её запахе, острое обоняние ррит усложняет их сигнальные системы. Эскши, правительница женщин, предупредила мягкопалого х’манка о том, что скажет жёсткое слово, но х’манк не учуял и оттого поражён… но не сердит.

Не сердит.

— Мой мужчина дорог тебе, — говорит она, — поэтому ты не изменял слову. Если он умрёт, что будет?

Люнеманн опускает на колени планшет. Тянется полотно текста, ждут запуска видеофрагменты… «генно-культурная коэволюция», «сверхполноценники», «постчеловеческое будущее»… Сигэру определённо не любит семитерран. Кто и как добывал для него информацию?

Эскши ожидает ответа.

— До того, как я стал Ймерх Р’йиххардом, меня звали Рихард Ариец. Порт знал, что Ариец не изменяет слову. Поэтому я был избран Начальником.

— Но ты обманул их всех, — мотает головой Эскши. — И поэтому стал Ймерх, Великим. И поэтому сейчас желаешь стать вровень с владыками мира.

Люнеманн вздыхает. Иногда они как люди, иногда как звери, иногда — как дети…

— Я не изменю слову, данному Л’тхарне, Эскши. Ради него или в память о нём — не изменю.

Она поднимается и уходит, не произнеся вслух ни слова. Чуть колышутся бусы на спине, топорщится грива. Люнеманн усмехается вслед. Ужели так трудно запомнить, что у х’манков не только мягкие пальцы, но и глухой нос?

Уральские медики делают всё возможное, чтобы помочь союзнику. Приходит в голову, что небесполезно показать Элии, до каких рубежей в действительности продвинулась внешняя разведка противника. В рамках ответной услуги.

Кое-что в присланном отчёте написано специально для Люнеманна. Историческая справка. Дабы непросвещённый пират понял, о чём идёт речь.

Рихард кривит рот, но читает.

«…в отношении социальной доктрины Урала вернее было бы говорить о неотрансгуманизме, поскольку эта идеология в зачаточном виде появилась уже в середине двадцатого века. Научная мысль в упорной борьбе с креационизмом разрабатывала теорию эволюции, изучала механизмы эволюционного процесса. Пожалуй, несколько преждевременно был сделан вывод, что человек, уже изучивший эволюционный путь своего вида, должен взять дальнейшую эволюцию под сознательный контроль и направлять её в желательном для себя направлении. Средствами для этого должны были стать в первую очередь медицинские биотехнологии, позволяющие трансформировать параметры человеческой природы.

Эти теории не воплотились в жизнь. Идеи трансгуманизма появились преждевременно и в течение двадцать первого века были прочно забыты.

Однако в ходе Первой космической С. Ривера сделал открытие, последствия которого невозможно переоценить. Если не будет принято необходимых мер, использование этих данных в корыстных целях, а также бездумное форсирование процесса могут привести…»

Угрозы Люнеманн пропускает.

«…эволюция продолжается, и нынешнее состояние человечества — всего лишь один из её этапов. Существуют различные варианты будущего, и есть основания утверждать, что в настоящий момент мы близимся к точке бифуркации. Возможно, что от нескольких сиюминутных решений будет зависеть судьба всего постчеловечества».

На этом песня заканчивается.

Начинаются факты.

На летней веранде роскошного клуба-ресторана «Пелагиаль» расположилась компания детей Седьмой Терры. Третий этаж, великолепный вид на залив: лучшие места. Слово «Урал» и болтовня по-русски — как платиновая кредитка.

Подразумевает.

Даже Дельту впустили, не моргнув глазом. Теперь дракон лежит у ограды, накушавшись костей с кухни, и чутко дремлет; тепло и светло в мыслях маленькой женщины, которую он опекает, не о чём тревожиться живому оружию…

— Есть такой закон природы, — объявляет Костя Полетаев, особист Райского Сада под кодовым именем «Солнце». — Если на планете одновременно окажется двое или больше наших, они обязательно соберутся вместе и выпьют.

— А другой закон такой: куда бы ты ни прилетел, там обязательно окажется какая-нибудь Чигракова.

— Гады! — хохочет Таисия. — Север, дай мне бутылку, я их оболью!

— Вот ещё…

Кайман ржёт, как жеребёнок. Его всё время разбирает смех — с тех пор, как Лилен нашла, что они с Солнцем похожи на непутёвых родителей, которых то и дело вразумляет деловой ребёнок Светка.

«Крокодилыч! — с детским восторгом сообщил Солнце. — Ты мама, понял?»

«Это ты мама. У тебя хаер длинный».

«Я выше!» — отрубил Полетаев, но Юра гнусно захихикал и таким образом оставил за собой последнее слово.

Их много, они говорят быстро и одновременно… Лилен беспомощно думает, что её русский совсем не так хорош, как казалось. Но семитерране, собравшись компанией, чувствуют себя дома, и их обычная замкнутость исчезает куда-то; даже аристократическое высокомерие Чиграковой, оказывается, лишь маска для чужих, а на самом деле она простая девчонка, смешливая и шалая. Почему Костю зовут Солнцем, с самого начала было понятно. Узнав, что кличка, в некотором роде, официальна, Лилен удивилась. Добродушнее человека, кажется, просто нет на свете, разве может таким быть особист?