Победитель остается один - Пауло Коэльо

Игорь представляет себе, что значит «стряслось что-то ужасное». Он вовсе не собирался убивать человека, которым так восхищался — если выпадало немного свободного времени, он старался не пропускать ни одного фильма с его участием. Но ведь он не виноват, что так вышло — человек есть слепое орудие судьбы.

— Я собираюсь уходить. Если хочешь, могу отвезти тебя в отель.

— Но ведь праздник только начинается!

— Что ж, оставайся, повеселись. Мне завтра рано утром улетать.

Решать Габриэле надо быстро. Либо с сумочкой, набитой бумагой, оставаться здесь, где она никого не знает, дожидаясь, когда какая-нибудь добрая душа сжалится и довезет ее хотя бы до Круазетт — а уж оттуда, сняв туфли, она пройдет бесконечный подъем до квартирки, снятой на пятерых.

Либо принять предложение этого обходительного и приятного господина, обладающего, без сомнения, множеством полезных связей, да еще и дружащего с женой самого Хамида Хусейна. Да, она застала начало какой-то вроде бы ссоры, но думает, что все уладилось, и они вскоре помирились.

Она получила роль. И очень устала от бурных событий и чувств сегодняшнего дня. И боится, что опять выпьет слишком много и все испортит. Одинокие мужчины будут виться вокруг нее, осведомляясь, не скучно ли ей, и почему она без кавалера, и что намерена делать по окончании праздника, и не хочет ли заглянуть в один из ювелирных бутиков. И весь остаток вечера надо будет уклоняться от этих назойливых ухаживаний — причем так, чтобы никого не обидеть, не задеть чересчур чувствительных струн, ибо никогда ведь не знаешь, с кем разговариваешь.

— Нет, пойдем.

Настоящая звезда только так себя и ведет — уходит вдруг, неожиданно для всех.

Они идут к стойке портье. Понтер (она не может вспомнить его второе имя) просит вызвать такси, и им отвечают, что им несказанно повезло — еще немного, и пришлось бы выстаивать длиннющую очередь.

Уже в машине она спрашивает, почему он сказал неправду насчет того, чем занимается. Вовсе нет, отвечает ее спутник, я и в самом деле владел компанией сотовой связи, но потом решил продать ее, сочтя, что будущее — за тяжелым машиностроением.

Ну, а как его зовут по-настоящему?

— Игорь — это уменьшительное от Понтера.

Габриэла ждет, что вот-вот последуют сакраментальные слова: «Давай зайдем в бар, выпьем перед сном чего-нибудь». Ничего подобного не происходит: Игорь высаживает ее у подъезда, пожимает на прощанье руку и уезжает.

Вот что такое истинная изысканность!

Да, сегодня был ее первый удачный день. Первый из многих. Завтра, когда получит назад свой телефон, позвонит — «за счет вызываемого абонента» — в городок под Чикаго, расскажет о потрясающих новостях, скажет, чтобы купили журналы: там напечатан снимок, на котором она поднимается по ступеням каннской лестницы. Скажет, что ей пришлось изменить имя. А если с замиранием сердца начнут выспрашивать, что же все-таки произошло, она заговорит о другом — из чистого суеверия: чтобы не сглазить еще не осуществленный проект. Они будут узнавать обо всем по мере поступления новостей. «…Никому не известная актриса приглашена на главную роль… Лиза Виннер станет главной гостьей на празднике в Нью-Йорке. Девушка из Чикаго — ошеломительное открытие режиссера Джибсона… Подписан миллионный контракт с одним из крупнейших голливудских продюсеров…»

Предел очерчен небом.

11:11 РМ

Ты уже вернулась? Так рано?

— Если бы не пробки, вернулась бы еще раньше. Жасмин швыряет туфли в одну сторону, сумочку — в другую и в изнеможении растягивается на кровати, даже не сняв платья.

— На всех языках самые важные слова звучат коротко. «Да», например. «Бог». «Любовь». Эти слова легко произносятся и заполняют пустоты в нашем мире. Но есть и еще одно краткое слово, которое мне всегда было ужасно трудно выговорить. Но сейчас я это сделаю.

Она посмотрела на подругу: — Нет.

Похлопала ладонью по кровати, приглашая сесть рядом. Погладила по голове.

— У этого слова репутация чего-то бездушного, себялюбивого, неприятного. Когда мы произносим «да», то кажемся себе милыми, отзывчивыми, вежливыми. Но все-таки я говорю тебе «нет». Я не пойду на то, о чем ты меня просила, к чему обязывала, твердя, что так будет лучше для меня. Конечно-конечно, ты скажешь, что мне всего девятнадцать лет, и я понятия еще не имею о том, что такое жизнь на самом деле. Но знаешь — хватило всего одной сегодняшней вечеринки, чтобы раз и навсегда понять, чего я хочу, а чего — нет. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах.

Я никогда не хотела быть моделью. Более того — никогда не думала, что смогу влюбиться. Знаю, что любовь может жить только на свободе, но кто сказал тебе, будто я — чья-то невольница? Я — рабыня собственного сердца, а в этом случае гнет невесом, а бремя сладостно. Я выбрала тебя еще раньше, чем ты — меня. Я ввязалась в авантюру, казавшуюся невозможной, и готова была не ропща принять все ее последствия — от предрассудков, до сих пор живущих в обществе, до сложностей с моей собственной семьей… Я преодолела все, чтобы сегодня вечером быть в Каннах рядом с тобой, наслаждаясь победой на великолепном дефиле и зная — будет еще много возможностей. И я обязательно воспользуюсь ими — вместе с тобой.

Подруга вытянулась рядом с нею, положила голову на грудь Жасмин.

— Задуматься обо всем этом меня заставил один человек, которого я встретила там, на ужине. Я была там одна, я растерялась в этом многолюдье, я не знала, что говорить… Спросила, кто он, а он сказал, что потерял свою любовь и пришел сюда, чтобы вернуть ее, но сейчас уже не уверен, что хочет именно этого. Он попросил меня посмотреть по сторонам — нас окружают люди, непреложно уверенные в себе, в своей правоте, в незыблемости своей славы и своих побед. И заметил: «Они ведь не веселятся. Ибо считают, что достигли своей жизненной вершины и, значит, предстоит неизбежный спуск. И он их пугает. А о том, что есть еще целый мир, открытый для покорения, они позабыли. Потому что…

— Потому что привыкли.

— Вот именно. У них есть все что угодно — и почти совсем не осталось стремлений и желаний. Все их проблемы решены, все проекты одобрены, все предприятия процветают, не требуя никакого вмешательства. И этим людям остается лишь бояться перемен, и вот они кочуют с вечеринки на вечеринку, с банкета на банкет — лишь бы только не оставалось времени думать. Лишь бы встречать там одних и тех же людей и полагать поэтому, что все идет по-прежнему. Уверенность заменяет страсть.

— Разденься, — сказала подруга, чтобы хоть что-то ответить.

Жасмин приподнялась, стянула с себя платье и снова юркнула под простыню.

— Ты тоже разденься. И обними меня. Мне нужно чувствовать тебя — сегодня днем показалось, что ты позволишь мне уйти.

Подруга гасит свет, ложится. Жасмин засыпает сразу. А она еще лежит некоторое время без сна, глядя в потолок и думая о том, что девушка девятнадцати лет во всей невинности своей оказывается иногда мудрее взрослой опытной женщины вдвое старше себя. Да, как ни страшно ей, как ни зыбко ее положение, ей волей-неволей придется развиваться и крепнуть. Они нажили себе могущественного врага — XX, несомненно, сделает все возможное, чтобы не допустить ее к октябрьской Неделе моды. Прежде всего он попытается купить ее бренд, а поскольку это невозможно, — станет дискредитировать ее перед Федерацией, обвиняя в том, что она не сдержала слова.

Следующие месяцы будут тяжкими. Но Хамид Хусейн — да и никто во всем мире — не знает, что она обладает силой всесокрушающей и неодолимой, и та поможет ей справиться с любыми трудностями, и сила эта — любовь женщины, лежащей в ее объятиях. Ради нее она пойдет на все — и даже на убийство. Вместе с ней она сможет все — даже одержать победу.

1:55 AM

Корпоративный самолет уже включил двигатели. Игорь садится на свое излюбленное место — во втором ряду, по левому борту — и ожидает взлета. Когда гаснет табло «Пристегните ремни», он подходит к бару, наливает себе водки — от души, не скупясь — и выпивает залпом.

Какое-то мгновение он пытается припомнить — а было ли все это? Неужели он и вправду посылал сообщения Еве, уничтожая миры вокруг нее? Может быть, следовало выражаться яснее, оставляя возле трупа записочку с именем или чем-то в этом роде? Нет, это было бы чистейшим безрассудством — его приняли бы в таком случае за серийного убийцу.

А он вовсе не убийца: у него была цель, которую он, к счастью, успел вовремя скорректировать.

Память о Еве гнетет уже не так, как раньше. Он любит ее не так, как любил, и ненавидит не так, как ненавидел. Пройдет время, и эта женщина вообще изгладится из его памяти, уйдет из его жизни. Жаль — сколько бы ни было у нее недостатков, едва ли он снова повстречает такую, как она.

Он снова подходит к бару, вскрывает еще одну бутылочку и выпивает ее. Поймут ли когда-нибудь, что миры других людей уничтожил один — один и тот же — человек? Это уже не имеет значения. Он сожалеет только о той минутной слабости, когда вчера днем сделал попытку сдаться полиции. Но судьба, рассудив иначе, позволила ему довершить взятую им на себя миссию.