Альковные секреты шеф-поваров - Ирвин Уэлш

— Я боюсь за тебя!— неожиданно воскликнула старуха.— Боюсь, с тобой беда случится…

Она рванулась и быстрым движением ухватила его за запястье.

У Скиннера ёкнуло в груди: колдунья обладала отличными рефлексами и звериной хваткой. Взяв себя в руки, он вырвался из костлявой клешни.

— Бояться надо не за меня. А за парня, которого я проклял.

— Боюсь за тебя…— повторила ведьма.

Скиннер фыркнул и вышел прочь. На душе у него было неспокойно, и мысль о стаканчике виски казалась весьма уместной.

41. Крушение поезда

Выпив полбутылки, он отважился на задачу, прежде непосильную: затащить свое массивное тулово по раздвижной лестнице на чердак. Атрофировавшиеся мышцы рук и ног горели, как раскаленные угли; алюминиевые ступеньки скрипели и визжали под гнетом жирной туши; сиплое дыхание клокотало в легких, заставляя сердце выплясывать дикий канкан. Был момент, когда он почувствовал дурноту и чуть не сверзился вниз. Наконец, преодолев последнюю ступеньку, Кибби оказался на старом добром чердаке, пьяный от виски и адреналина. Это было восхитительное чувство: словно прорвалась липкая мембрана, отделяющая душную темницу от большого и свежего мира. Кое-как отдышавшись, он нащупал выключатель. Неоновая колба проморгалась и озарила игрушечный город, опоясанный железной дорогой.

Инженерная красота и завершенность макета потрясли Кибби. Он стоял, затаив дыхание, заключенный в грузную, дурно работающую мясную машину собственного тела,— и любовался грандиозным и бесполезным творением.

Что это? Зачем? И это все, что я создал за свою гребаную жизнь? Единственный след, который останется после моей смерти! Чертова игрушка!

На работу я уже не устроюсь.

Девушки у меня никогда не будет. Никто меня не полюбит.

Дурацкая игрушка — все, что у меня есть.

Но этого мало!

— ЭТОГО МАЛО!— заорал он с надрывом. Эхо заметалось по темным закоулкам чердака. Казалось, кричит не человек, а обожженная и измученная душа.

Холмы из папье-маше, которые смастерил отец; домики, которые построили они вместе; рельсы, любовно проложенные вокруг холмов; игрушечные поезда и вагоны — все это смотрело на него в пустой презрительной тишине.

— ХЛАМ! ПУСТАЯ ДРЯНЬ!

Раскинув руки, Кибби Годзиллой набежал на игрушечный город и принялся его крушить, корежить, рвать и топтать с исступленным остервенением, непонятно откуда черпая силы. Он давил картонные дома, как пустые скорлупки, превращал в лохмотья холмы из папье-маше, гнул и ломал рельсы, расшвыривал по чердаку вагоны и паровозики, беснуясь в лучших традициях голливудских монстров.

Кураж иссяк так же внезапно, как и вспенился. Кибби уронил руки, опустился на пол, в игрушечные руины, и тихо заплакал. Его остекленевший взгляд наткнулся на погнутый глянцевый паровозик, торчащий из обломков. У паровозика была сломана ось. На боку блестела золотистая табличка. «ГОРОД НОТТИНГЕМ».

Знаменитый Ар-2383 Би-Ар класса «Принцесса». Кибби выудил его, прижал к груди и принялся баюкать, как раздавленного машиной младенца. Вокруг медленно кружились и оседали хлопья бумажных холмов.

Холмы, которые сделал отец…

Что я натворил?

Он вяло спустился с чердака, не замечая ходящих ходуном алюминиевых ступенек. На душе было голо и темно; хотелось лечь и умереть.

Так будет лучше для всех.

Но кое-кто должен умереть прежде меня.

Кэролайн Кибби и Дэнни Скиннер одновременно поняли, что им выпала любовь того редкого и хрупкого вида, что допускает лишь узкое окошко для физического контакта — один раз, в самом начале,— и если его упустить, то второго шанса уже не будет.

Запах ее волос. Волшебные глаза орехового цвета. Нежная белая кожа… Все искажается, портится, стоит мне приблизиться… Я не могу с ней быть. Не могу с ней спать.

Но разве бывает любовь без секса?

Они шли по улице Конституции, держась за руки и храня молчание. Обреченные любовники. Кэролайн достала помаду, повернула колпачок. Выскочил алый кончик. Скиннер тут же представил, как головка его члена вылезает из крайней плоти.

Если только…

Вся загвоздка была в проклятии, лежащем на ее брате. Только из-за Кибби у них ничего не получалось. Других вариантов не было. Скиннеру хотелось встряхнуть ее и закричать: «Я убиваю твоего брата! Потому что ненавижу его — за серость, за хитрость, за посредственность! За то, что он с легкостью достигает высот, о которых моя отягощенная демонами душа может только мечтать. Пока на твоем брате лежит проклятие, я не могу тебя касаться! Не могу с тобой спать!»

Что бы она на это ответила?

Кто они такие вообще? Заурядная семья: дочь-студентка, умная, амбициозная, жизнелюбивая; болезненный брат-ботаник, коллекционирующий игрушки; истеричная богобоязненная матушка… Что в них необычного? И отец — кем был их отец?

Скиннер попытался представить старшего Кибби, наложившего столь тяжелый отпечаток на жизни остальных членов семьи.

— Что случилось с вашим отцом?

Кэролайн резко остановилась; ее облил желтый свет уличного фонаря. В глазах девушки мелькнуло пугливое выражение, как в первую ночь, когда он попытался до нее дотронуться. Скиннер поспешил обосновать вопрос:

— Я просто подумал: ведь Брайан заболел сразу после его смерти? Может, и причина одна?

— Ох, это был ужас какой-то… Его органы просто начали гнить. Сами по себе. Очень странно, если учесть, что он был непьющим, как и Брайан.

Скиннер кивнул. После всего, что он передумал и пережил, эта мысль не казалась такой уж невероятной. Может, никакого проклятия не было? Может, весь род Кибби по мужской линии страдает редким генетическим расстройством? Почему он возомнил, будто обладает властью наводить на людей порчу? Что, если все его страхи — результат гордыни и больного воображения?

Определенно, надо отсюда бежать! Он их всех погубит, как погубил собственного отца… Правда, Алану де Фретэ, похоже, смерть пошла на пользу: объемы продаж его «Альковных секретов» били все рекорды, книга с большим отрывом лидировала в списке бестселлеров. Все крупные газеты — «Воскресная Шотландия», «Герольд», «Воскресная почта», «Наблюдатель» и «Таймс» — поместили о нем материал на два разворота. Стивен Джардин снял документальный фильм о жизни «величайшего кулинарного гения Шотландии», содержащий, в частности, интервью с неким умником, согласно заявлениям которого покойный повар научил нас новому взгляду на пищу в разрезе современного социально-культурного дискурса. В финале фильма де Фретэ объявлялся «крестным отцом кулинарного поколения», не больше и не меньше.

Он просто жопа, думал Скиннер, вспоминая старый анекдот.

Кто назвал повара жопой?

Кто назвал жопу поваром?

Впереди виднелась река Лит. В черной воде танцевали отражения прибрежных огней. Здесь располагался известный рыбный ресторан «У Шкипера», куда Скиннер пригласил семейство Кибби в знак благодарности за давешнее гостеприимство. Джойс была, конечно, польщена, но опасалась за Брайана: как-то он отреагирует? Вопреки ее опасениям тот принял новость спокойно, хотя и без энтузиазма.

— Надеюсь, вам будет весело.

— Брайан! Ты ведь тоже приглашен!— вскричала Джойс.

— Посмотрим… Может, и приду,— вяло отвечал Кибби. Спорить ему не хотелось: учиненный на чердаке разгром отнял остатки боевого задора. В глубине души, однако, он даже мысли не допускал, что пропустит столь важное мероприятие и позволит Скиннеру вести пропаганду в одни ворота.

Их надо защищать от этого мерзавца!

Скиннер и Кэролайн пересекли булыжную мостовую и вышли на набережную. В куче мусора за рестораном копошилось что-то живое. Чайка. Скиннер вздрогнул, заметив, что птица вся в крови — от головы до хвоста.

— Посмотри на нее… бедняжка!

— Подумаешь, чайка,— фыркнула Кэролайн.

— Да нет же, она ранена! Наверное, коты потрепали…— Скиннер шагнул к птице и протянул руку.— Ну, чего ты? Не бойся…

Чайка скрипуче крикнула, расправила крылья и улетела прочь.

— Это не кровь, Дэнни! Это томатный соус. Она в мусоре копалась, вот и измазалась.

— Ну да…— Скиннер отвернулся, чтобы Кэролайн не увидела его слез: ему вдруг сделалось нестерпимо жаль одинокой чайки.

Джойс поджидала их на улице, у дверей ресторана. Войти внутрь у нее не хватало смелости.

— Привет, мам!— Кэролайн клюнула ее в щеку.— А что Брайан?

— Я его сегодня не видела. Он с утра в город ушел. Сказал, что придет позже.

— А вот и мы…— процедил Скиннер, глядя поверх плеча Джойс.

Женщины дружно обернулись. Из вечернего тумана на набережную выдвинулась бесформенная фигура, перемещаясь медленно и текуче,— не человек, а сгусток ожившего мрака.

— Отлично, все в сборе!— воскликнул Скиннер с нервной улыбкой.