Покрашенный дом - Джон Гришем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я повернулся к дому и обозрел проделанную работу. Задняя стена дома и обе боковых выглядели прямо как новенькие. Только фасад оставался некрашеным, но поскольку теперь я был уже ветераном малярного дела, то мог завершить работу и без мексиканцев.
Мама вышла на веранду и позвала меня:
— Ленч, Люк.
Я секунду еще постоял на месте, любуясь достигнутыми результатами, поэтому она подошла поближе и мы осмотрели дом вместе.
— Очень хорошая работа, Люк, — сказала она.
— Спасибо.
— Сколько краски осталось?
— Ничего не осталось. Всю извели.
— А сколько тебе нужно, чтобы выкрасить фасад?
Фасад был не таким длинным, как восточная или западная стены, но там добавлялась дополнительная проблема с верандой, как и на задней стене.
— Думаю, четыре или пять галлонов, — сказал я так, как будто десятки лет занимаюсь покраской домов.
— Я не хочу, чтобы ты тратил свои деньги на краску, — сказала она.
— Но это мои деньги. Вы ж сами говорили, что я могу истратить их на что хочу.
— Это так, только тебе не нужно их тратить на нечто в этом роде.
— Да я вовсе не против. Просто хочу вам помочь.
— А как же твоя куртка?
Я, можно сказать, ночей не спал, беспокоясь насчет этой куртки с эмблемами «Кардиналз», но сейчас это казалось не важным. А кроме того, я подумывал и еще об одном способе получить ее.
— Может, Санта-Клаус подарит мне такую куртку, — сказал я.
— Может быть, — улыбнулась мама. — Ладно, пошли есть.
Как только Паппи закончил молитву, возблагодарив Господа за пищу, но ни словом не обмолвившись ни о погоде, ни об урожае, отец мрачно объявил, что вода из речки начала просачиваться через нашу главную полевую дорогу и поступать на задние сорок акров. Сообщение не вызвало особых комментариев. Мы уже стали бесчувственны к дурным новостям.
* * *Мексиканцы уже собрались возле грузовика и ждали Паппи. У каждого был небольшой мешок с их вещами, теми же самыми, с которыми они приехали к нам шесть недель назад. Я пожал руку каждому из них и попрощался. Как всегда, я с нетерпением ждал очередной поездки город, даже несмотря на то что нынешняя не относилась к приятным.
— Люк, пойди помоги маме в огороде, — велел отец, когда мексиканцы начали грузиться. Паппи уже заводил мотор.
— Я думал, я тоже в город поеду, — сказал я.
— Не заставляй меня повторять, — строго сказал отец.
Я посмотрел, как они отъезжают, — все девять мексиканцев грустно махали нам, в последний раз оглядывая наш дом и всю ферму. По словам отца, они теперь направлялись на большую ферму к северу от Блайтвилла, в двух часах езды от нас, где поработают еще три-четыре недели — если позволит погода, — а уж потом поедут назад в Мексику. Мама осведомилась, как их будут отправлять домой — опять в прицепе для скота или все-таки автобусом, — но не очень настаивала на точном ответе. Это было вне нашей власти, а кроме того, подобные детали казались гораздо менее важными перед лицом наводнения, заливавшего наши поля.
А вот вопрос запасов провизии был важным: надо было обеспечить себя едой на всю зиму, долгую зиму, что последует за плохим урожаем, когда все, что мы будем есть, будет с нашего огорода. В этом не было ничего необычного, если не считать того, что у нас не будет и лишнего дайма, чтобы купить хоть что-то помимо муки, сахара и кофе. Хороший урожай означал, что у нас останется немного денег, припрятанных под матрасом, несколько банкнот, свернутых рулончиком и засунутых подальше, на которые иногда можно купить что-нибудь роскошное вроде кока-колы, мороженого, соленых крекеров и белого хлеба. Плохой же урожай означал, что если мы чего-то не вырастим сами, то и не будем иметь этого на столе.
По осени мы собирали салатную горчицу, репу и горох, поздно созревающие овощи, которые обычно сажали в мае и июне. Снимали и немного последних помидоров, но очень мало.
Огород менялся с наступлением каждого нового времени года, кроме зимы, когда все отдыхало, набираясь сил перед следующей весной.
Бабка была в кухне, варила красные бобы и консервировала их со всей доступной ей быстротой. Мама была в огороде и дожидалась меня.
— Я в город хотел поехать, — сказал я.
— Извини, Люк. Нам надо поспешить. Если будут еще дожди, овощи начнут гнить. А если вода дойдет до огорода?
— А они купят еще краски?
— Не знаю.
— Я хотел поехать и купить еще краски.
— Может, завтра съездишь. А сейчас надо собрать всю репу.
Юбку она подняла до колен и подоткнула подол.
Она была босиком, ноги по щиколотку в грязи. Я никогда не видел маму такой грязной. Я присел и навалился на репу. И через несколько минут тоже был перемазан с ног до головы.
Два часа я выдергивал и собирал овощи. Потом вымыл их в бадье на задней веранде, и Бабка унесла их на кухню, где стала их отваривать и укладывать в квартовые банки.
На ферме было тихо — ни грома, ни ветра, ни Спруилов на переднем дворе, ни мексиканцев возле амбара. Мы снова были одни, только мы, Чандлеры, остались сражаться с силами природы и напором воды. Я неустанно повторял себе, что когда Рики вернется домой, жить сразу станет лучше, потому что мне будет с кем играть и разговаривать.
Мама принесла на веранду еще одну корзину зелени. Она устала и сильно вспотела. Взяв тряпку и ведро с водой, она стала отмываться от грязи. Она не выносила грязи и всячески старалась передать это отвращение мне.
— Пойдем-ка в амбар, — сказала она. Я уже шесть недель не был на сеновале — с тех пор, как там поселились мексиканцы.
— Пойдем, — ответил я, и мы направились туда.
Мы поговорили с Изабель, нашей дойной коровой, потом взобрались по лестнице на сеновал. Мама здорово потрудилась, готовя для мексиканцев удобное и чистое место для житья. Она всю зиму собирала старые одеяла и подушки, чтобы им было на чем спать и чем укрываться. Забрала и старый вентилятор, который годами служил нам на передней веранде, и установила его на сеновале. Она даже убедила отца протянуть от дома к амбару электричество.
— Они же люди, что бы некоторые тут о них ни думали! — услышал я как-то ее слова.
На сеновале было все чисто и аккуратно убрано, как в тот день, когда мексиканцы к нам приехали. Подушки и одеяла были сложены возле вентилятора. Пол подметен. Никакого мусора не видно. Мама могла гордиться нашими мексиканцами. Она с ними обращалась уважительно, и они отплатили тем же.
Мы настежь распахнули дверь сеновала, ту самую, куда высунулся Луис, когда Хэнк начал обстреливать сеновал камнями и комками глины, и уселись на краю, свесив ноги вниз. Тридцать футов над землей — отсюда открывался прекрасный вид на любой уголок нашей фермы. Линия деревьев далеко на западе обозначала Сент-Франсис-Ривер, а прямо перед нами, за нашим задним полем, стояла вода из разлившейся Сайлерз-Крик.
В некоторых местах вода доходила почти до верхушек стеблей хлопчатника. С этой позиции мы гораздо лучше могли осознать размеры надвигающегося наводнения. Мы видели воду между ровными рядами, идущими прямо к амбару, мы видели, что она залила нашу основную полевую дорогу и просачивается на «задние сорок».
Если Сент-Франсис выйдет из берегов, дому будет угрожать опасность.
— Думаю, со сбором покончено, — заметил я.
— Кажется, так, — ответила она чуть грустно.
— А почему наши земли так быстро заливает?
— Потому что тут низина и к реке близко. Это не очень удобный участок, Люк, никогда от него толку не будет. Это одна из причин, почему мы уезжаем. У этой земли никакого будущего.
— А куда мы поедем?
— На Север. Где есть работа.
— А надолго?..
— Нет, не очень. Пока не наберем денег. Отец будет работать на заводе фирмы «Бьюик» вместе с Джимми Дэйлом. Там платят три доллара в час. Нам хватит, как-нибудь перебьемся, а ты будешь там в школу ходить, в хорошую школу.
— Не хочу я в другую школу!
— Да это будет только здорово, Люк! У них там огромные удобные школы, на Севере.
Но для меня это было вовсе не здорово. Все мои друзья были в Блэк-Оуке. А на Севере я не знал никого, только Джимми Дэйла и Стейси. Мама положила мне руку на колено и погладила, как будто это могло улучшить мое настроение.
— Перемены всегда трудно переносить, Люк, но это может оказаться и интересным. Думай об этом как о приключении. Ты же хочешь играть за «Кардиналз», не правда ли?
— Да, мэм.
— Ну вот, значит, тебе все равно придется уехать из дома, уехать на Север, жить в другом доме, заводить новых друзей, посещать другую церковь. Но это же здорово, правда?
— Наверное.
Наши босые ноги свисали вниз, раскачиваясь взад-вперед. Солнце ушло за облака, в лицо подул легкий ветерок. Деревья по краю нашего поля уже начали менять цвет, желтеть и краснеть, листья стали опадать.
— Мы не можем здесь оставаться, Люк, — тихонько сказала мама, словно все ее мысли уже были где-то на Севере.
— А когда вернемся, чем будем заниматься?