Сказки - Якоб Гримм

Подошёл тогда Гансль к вратам ада, его впустили, но там никого не оказалось, кроме старца Люцифера да хромых чертей (другие в то время по свету расхаживали). Усадил их тотчас Гансль-Игрок и принялся опять за свою игру. Но сейчас у Люцифера не было ничего, кроме вот этих хромых чертей; вот Гансль-Игрок и выиграл их у Люцифера, потому что своими картами он мог всё выиграть.

Выбрался он со своими хромыми чертями из ада и направился в Гогенфурт. Вырезал он там себе шест для прыжков, подкинул его к небу и начал небо раскачивать, и стало оно уже потрескивать.

Вот и говорит опять святой Пётр господу богу:

– Дело не к добру клонится, надо будет его сюда впустить, а не то он нас самих с неба сбросит.

Вот, значит, пустили они его на небо. Но принялся Гансль-Игрок опять там за свою игру, и поднялся на небе тотчас такой шум и беспорядок, что не могли они и собственных слов разобрать.

И говорит святой Пётр опять:

– Господь, дело не к добру клонится, надо будет его вниз сбросить, а не то он взбунтует всё небо.

Вот, значит, взяли они его и сбросили вниз: и разделилась тогда его душа на части и вселилась в разных других игроков-побродяжек, что живут и до сей поры.

83. Ганс в счастье

Прослужил Ганс семь лет у хозяина и говорит ему:

– Хозяин, срок работы моей кончился; хочу я домой к матери вернуться, уплатите мне что полагается.

А хозяин отвечает:

– Ты служил мне верно и честно, и какова твоя служба была, такова будет тебе и награда, – и дал он ему кусок золота величиной с голову Ганса. Вынул Ганс из кармана свой платок, завернул в него золотой слиток, взвалил его на плечи и двинулся в путь-дорогу домой.

Идёт он, с ноги на ногу переваливаясь, видит – навстречу ему мчится вскачь всадник на резвом коне. «Ах, – говорит Ганс вслух, – как славно ездить верхом на лошади! Сидит себе человек, точно на стуле, о камень не спотыкается, башмаков не сбивает, а движется вперёд, не утруждая себя». Услыхал это всадник, придержал коня и крикнул:

– Эй, Ганс, чего ты пешком-то идёшь?

– А вот должен я, – говорит, – отнести домой этот слиток; хотя он из чистого золота, но голову прямо держать нельзя, да и плечи он здорово давит.

– Знаешь что, – сказал всадник, – давай-ка мы поменяемся: дам я тебе своего коня, а ты мне отдашь свой слиток.

– С большим удовольствием, – ответил Ганс, – но скажу вам наперёд, придётся вам с ним повозиться.

Слез всадник с коня, взял золото, помог Гансу сесть на коня, дал ему в руки поводья и сказал:

– Если вздумаешь ехать быстрее, ты языком прищёлкни да крикни «гоп-гоп».

Сел Ганс на коня, обрадовался и поехал себе молодцом налегке дальше. Вздумалось ему ещё скорей коня припустить, стал он языком прищёлкивать да кричать «гоп-гоп». Пустился конь вскачь, и не успел он и оглянуться, как лежал уже в придорожной канаве. Конь тоже перескочил бы через канаву, если б не придержал крестьянин, что гнал по дороге корову. Ганс вылез из канавы и встал на ноги. И вот в досаде говорит он крестьянину:

– Скверное дело ездить верхом на коне, особенно если попадёшь на такую клячу, как эта; и трясёт да ещё сбрасывает тебя, – тут и шею-то легко свернуть. Ну, уж больше ни разу я на неё не сяду. Вот корова твоя – это дело другое; идёшь это себе за ней преспокойно, да кроме того каждый день получаешь и молоко, и масло, и творог. Много бы я дал, чтобы иметь такую корову!

– Ну что ж, – ответил крестьянин, – если тебе угодно, я согласен поменяться с тобой на коня.

Ганс с большой радостью согласился, а крестьянин вскочил на коня и быстро от него ускакал.

Ганс спокойно погнал свою корову, вспоминая об удачной сделке. «Будет у меня теперь кусок хлеба, недостатка в этом, пожалуй, не будет, а захочется – можно будет и масла и творогу поесть; а захочется попить – подою я корову и напьюсь молока. Чего же мне ещё надо?» Зашёл он по дороге в харчевню отдохнуть и поел на радостях всё, что у него было с собой и на обед и на ужин, а на свои последние два гроша велел налить себе полкружки пива. Затем погнал он свою корову дальше по дороге, в деревню к своей матери. К полудню жара становилась всё тяжелей, а Гансу надо было идти по крайней мере ещё целый час полем. Стало Гансу невмоготу от жары, и язык во рту у него совсем пересох. «С этим делом можно будет справиться, – подумал он, – подою-ка я свою корову да попью молока». Привязал Ганс корову к сухому дереву, а так как подойника у него с собой не было, то подставил он свою кожаную шапку; но как он ни старался, а молока не выдоил ни капли. А так как стал он доить не умеючи, то корова от нетерпенья ударила его задней ногой в голову, да так сильно, что он грохнулся наземь и некоторое время никак не мог сообразить, где он находится. К счастью, проходил на ту пору по дороге мясник, он вёз на тележке поросёнка.

– Что это с тобой случилось? – крикнул он и помог доброму Гансу подняться. Ганс рассказал, что с ним произошло. Мясник подал ему свою дорожную фляжку и сказал:

– На, выпей да подкрепись. Корова, должно быть, яловая; видать, стара и годна разве что для упряжи или на убой.

– Эх-эх-эх, – сказал Ганс, почёсывая себе затылок, – и кто бы это мог подумать! Оно, конечно, хорошо, если такую скотину можно будет дома зарезать, и мяса-то сколько будет! Да много ли сделаешь вкусного из говядины? По-моему, мясо-то не очень сочное. Вот если бы иметь такого поросёнка! И вкус у него другой, да ещё и колбас можно наделать.

– Послушай-ка, Ганс, – сказал мясник, – уж я для твоего удовольствия готов поменяться: отдам тебе за корову свинью.

– Да вознаградит тебя господь бог за твою доброту ко мне, – сказал Ганс, отдал ему корову и попросил, чтобы мясник развязал свинку и дал бы ему в руки верёвку, к которой была та привязана.

Отправился Ганс дальше, и стал он раздумывать, что все вот желанья его исполняются, а если встретится какая помеха, то всё снова тотчас хорошо улаживается. А тут ввязался идти с ним вместе по пути парень, нёс он под мышкой красивого белого гуся. Заговорили они, и Ганс начал рассказывать ему про своё счастье и как ему удавалось всё обменивать выгодно и удачно. Парень ему рассказал, что несёт гуся этого на пирушку по случаю крестин.

– Вот попробуй-ка ты его поднять, – сказал он и схватил гуся за крылья, – вишь, какой он тяжёлый! Мы целых восемь недель его откармливали. Если зажарить его да начать есть, то придётся, пожалуй, жир с обеих щёк вытирать.

– Да, – сказал Ганс, взял его в руку и попробовал, какой он будет на вес, – что и говорить, жирный, но моя-то свинья тоже подходящая свинка.

Стал парень между тем по сторонам с тревогой оглядываться и покачивать головой.

– Послушай, – сказал он снова, – а с твоей-то свиньёй дело может выйти плохое. В деревне, через которую я проходил, только что у старосты свинью из хлева украли. Боюсь я, не эта ли самая она и есть. Послали уже и людей на розыски, и плохо придётся, если тебя с ней поймают, – в лучшем случае запрячут тебя куда-нибудь.

Стало страшно доброму Гансу.

– Ах, боже ты мой! – сказал он, – выручи ты меня из беды, тебе тут в случае чего легче справиться будет, возьми-ка ты мою свинью, а мне дай своего гуся.

– Дело-то оно несколько опасное, – ответил парень, – но не хочется мне в твоей беде быть виноватым. – Взял он верёвку в руку и быстро погнал свинью окольной дорогой; а добрый Ганс шёл без забот и печалей, с гусем под мышкой, домой.

«Если оно хорошенько-то поразмыслить, – сказал он про себя, – я обменял ещё выгодно: будет у меня славное жаркое, да к тому же и жиру немало, а его можно будет перетопить, и хватит его, чтобы есть с хлебом, по крайней мере на целую четверть года; да ещё какой прекрасный белый пух, – я велю им набить себе подушку, и засыпать-то на ней как будет сладко. Вот матери будет радость!»

Проходил он уже через последнюю деревню и увидел точильщика, что стоял у своей тележки; колесо его жужжало, и он, работая, напевал:

Точу ножи-ножницы, верчу колесо,Вот жизнь развесёлая, крути да и всё.

Ганс остановился и стал смотреть на его работу; наконец он обратился к нему и говорит:

– Должно быть, тебе хорошо живётся, ты вон как весело точишь.

– Да, – ответил точильщик, – ремесло моё золотое. Хороший точильщик как полезет к себе в карман, так и деньги найдутся. Но где это ты купил такого красивого гуся?

– Да я его не покупал, я его на свинью променял.

– А свинью ты откуда взял?

– Выменял на корову.

– А корову?

– Выменял на коня.

– А коня?

– За него я дал слиток золота величиной с мою голову.

– А золото?

– А то уплата за мои семь лет работы.

– Ну, что и говорить, был ты всегда находчив, – заметил точильщик, – надо бы тебе так дело устроить, чтоб деньги у тебя всегда в кармане водились, и будешь ты тогда вполне счастлив.

– А как это сделать? – спросил Ганс.

– Надо тебе стать точильщиком, таким вот, как я; требуется для этого всего-то один точильный камень, а всё остальное уж само собой приложится. Вот есть у меня камень, – правда, он малость попорчен, да возьму я за него всего лишь твоего гуся; согласен?