Царь Гильгамеш (сборник) - Роберт Силверберг

Его посетителем был похожий на тень маленький человек, пятидесяти пяти-шести лет, незаметная, незначительная персона с узкой яйцеобразной головой, поросшей редкими седыми волосами. Он был одет просто, в старый потертый коричневый костюм времен Эйзенхауэра, что делало Ломброзо в его шедевре портновского искусства похожим на экстравагантного павлина, и даже я почувствовал себя денди в своем каштановом вязаном свитере, который носил уже пять лет. Он тихо сидел, ссутулившись и сжав руки. Он казался незаметным, почти невидимым, из породы урожденных Смитов. Его кожа свинцового оттенка, холодная, дряблая, говорила о духовном и физическом истощении. Время забрало у этого человека силу, которой он, возможно, когда-то обладал.

— Я хочу познакомить тебя с Мартином Карваджалом, Лью, — сказал Ломброзо.

Карваджал встал и протянул мне руку. Она была холодной.

— Очень приятно, наконец, познакомиться с вами, мистер Николс, — сказал он мягким глухим голосом, дошедшим до меня как будто с края вселенной. Необычно устаревшее построение фразы приветствия звучало странно. Я недоумевал, что он здесь делает. Он выглядел каким-то обескровленным, человеком, ищущим мелкой канцелярской работы, или, что более вероятно, каким-нибудь выброшенным за борт жизни дядюшкой Ломброзо, пришедшим сюда за ежемесячным подаянием. Но в берлогу финансового администратора Ломброзо допускались только сильные мира сего.

Однако, Карваджал не был реликтом, за которого я его принял. Уже в момент рукопожатия он проявил неожиданный поток силы; встав, он стал выше, черты лица напряглись, какой-то средиземноморский румянец сделал ярче цвет его лица. Только его глаза, унылые и безжизненные, выдавали роковую отстраненность.

Ломброзо сказал нравоучительно:

— Мистер Карваджал был один из самых щедрых спонсоров предвыборной кампании, — бросая на меня вкрадчивый финикийский взгляд, говорящий: «Обращайся с ним хорошо, Лью, нам еще нужно его золото».

То, что этот неряшливый, нездоровый незнакомец оказался преуспевающим благодетелем кампании, человеком, которому надо льстить, заискивать перед ним и допускать в святая святых делового должностного лица, основательно потрясло меня, так как очень редко я ошибался в ком-либо так глубоко. Но мне удалось вежливо улыбнуться и сказать:

— А чем вы занимаетесь, мистер Карваджал?

— Инвестициями.

— Он один из самых проницательных и удачливых частных лиц, играющих на бирже, — сказал Ломброзо.

Карваджал самодовольно кивнул.

— Вы зарабатываете только на фондовой бирже? — спросил я.

— Целиком.

— Я никогда не думал, что такое возможно.

— О, да, да, это можно сделать, — сказал Карваджал. Его голос, тонкий и сиплый, раздавался как будто из могилы. — Все, что нужно — это достаточное понимание тенденций и немножко мужества. А вы никогда не играли на бирже, мистер Николс?

— Чуть-чуть. Лишь по-любительски.

— Вам везло?

— Пожалуй. Я сам обладаю способностью схватывать тенденции. Но я чувствую себя неудобно, когда начинаются дикие и безумные колебания. Двадцать — наверх, тридцать — вниз. Нет, спасибо. Я предпочитаю надежные предприятия.

— Я тоже, — ответил Карваджал, придавая своему утверждению налет таинственности, намек на скрытое значение. Но это сбило меня с толку, заставило почувствовать дискомфорт.

Мелодичный звонок раздался во внутреннем кабинетике Ломброзо, отделенном от основного дверью и коротким коридором налево от письменного стола. Я знал, что это звонит мэр, секретарь всегда переключала связь с Куинном во внутренний кабинет, когда у Ломброзо были посетители. Оставшись наедине с Карваджалом я вдруг почувствовал непреодолимое беспокойство: кожа начала гореть, горло сдавило, как будто какое-то мощное, источаемое им физическое излучение стало непреодолимо изливаться на меня, как только исчезло сдерживающее присутствие Ломброзо. Я не мог оставаться. Извинившись, я торопливо бросился вслед за Ломброзо в другую комнату — узкую пещеру, от пола до потолка наполненную книгами, тяжелыми, богато украшенными томами талмудов, переплетенных книг и рукописей. Ломброзо был удивлен и рассержен моим вторжением. Он сердито указал пальцем на телефонный экран, на котором были видны плечи и голова мэра Куинна. Но вместо того, чтобы уйти, я изобразил целую пантомиму извинений, идиотски гримасничая, пожимая плечами, размахивая руками и подпрыгивая. Это заставило Ломброзо попросить мэра на минуту отключиться. Экран погас.

Ломброзо посмотрел на меня.

— Ну, что случилось?

— Ничего. Я не знаю. Извини. Я не могу там оставаться. Кто он, Боб?

— Я только что говорил тебе. Большие деньги. Сильная опора Куинна. Мы должны быть любезны с ним. Разве ты не видишь, я говорю по телефону. Мэр должен знать…

— Я не хочу быть с ним один. Он похож на ходячего мертвеца. Меня бросает в дрожь от него.

— Что?

— Я серьезно. От него на меня исходит какая-то сила, Боб. Он вызывает у меня желание уйти. Он создает жуткую атмосферу.

— О Боже, Лью!..

— Я не могу. А ты знаешь, что делать?

— Он безобидный маленький старикашка, который делает огромные деньги на бирже и любит нашего мэра. Это все!

— Зачем он здесь?

— Чтобы встретиться с тобой, — сказал Ломброзо.

— Только для этого? Только чтобы увидеть меня?

— Он очень хотел поговорить с тобой. Сказал, что ему очень важно иметь дело с тобой.

— Что он хочет от меня?

— Я сказал все, что знаю. Лью.

— Мое время продается каждому, кто заплатит пять баксов Фонду кампании Куинна!

Ломброзо вздохнул:

— Если бы я сказал тебе сколько дал Карваджал, ты бы не поверил, но в любом случае, да, я думаю, ты должен уделить ему время…

— Но…

— Послушай, Лью, если хочешь больше узнать, обратись к Карваджалу.

— А сейчас возвращайся к нему. Будь очаровательным и дай мне поговорить с мэром. Иди. Карваджал тебя не съест. Он маленькая слабая штучка. — Ломброзо отвернулся от меня и нажал кнопку телефона. Мэр вновь появился на экране. Ломброзо сказал:

— Извини, Пол. У Лью небольшой нервный срыв, но он возьмет себя в руки. А теперь…

Я вернулся к Карваджалу. Он сидел не двигаясь, с понуренной головой, безвольно опустив руки, как будто огненный ветер пролетел по комнате, когда я ушел, и он сгорел. Медленно, с огромным усилием он пришел в себя, выпрямился, вздохнул, разыгрывая из себя героя из мультика, которого полностью выдавали его пустые пугающие глаза. Живой мертвец. Да.

— Вы с нами пообедаете? — спросил я его.

— Нет, нет. Я не буду навязываться. Я только хотел переговорить с вами, мистер Николс.

— Я к вашим услугам.

— Правда? Чудесно! — Он улыбнулся мертвенной улыбкой. — Знаете, я много слышал о вас. Даже до того, как вы занимались политикой. В каком-то смысле, мы с вами делаем одно дело.

— Вы имеете в виду биржу? — спросил я озадаченно.

Его улыбка стала ярче и еще более пугающей.

— Прогнозы, — сказал он, — для меня это биржа. Для вас — консультации по бизнесу и политике. Мы оба зарабатываем мозгами и нашим пониманием тенденций.

Я был неспособен воспринимать его. Он был темным, таинственным, загадкой.

— Сейчас вы поддерживаете локоть мэра, указываете ему дорогу вперед. Я обожаю людей, имеющих такое ясное видение. Скажите, какую карьеру вы предсказываете мэру Куинну? — спросил он.

— Блестящую!

— Блестящего мэра?

— Он будет самым лучшим из тех, кто был когда-нибудь мэром в этом городе.

Ломброзо вернулся в комнату. Карваджал спросил:

— А потом?

Я неуверенно посмотрел на Ломброзо, но его глаза были скрыты. Я был предоставлен самому себе.

— После этого срока в качестве мэра? — спросил я.

— Да.

— Он еще молодой человек, мистер Карваджал. Он может победить на трех или четырех выборах. Я не могу вам предоставить глубокого прогноза о том, что будет через двенадцать лет.

— Двенадцать лет в Сити Холле. Вы думаете, он намерен там оставаться так долго?

Карваджал играл со мной. Я чувствовал, что он меня втягивает помимо моей воли в своего рода дуэль. Я бросил на него пристальный взгляд и ощутил что-то пугающее и неопределенное, что-то мощное и непостижимое, что заставило меня предпринять достойный защитный маневр. Я сказал:

— А что вы думаете, мистер Карваджал?

Впервые отблеск жизни загорелся в его глазах. Он наслаждался игрой.

— Этот мэр Куинн займет более высокий пост, — сказал он мягко.

— В правительстве?

— Выше.

Я не сразу ответил, и не мог ответить тогда, неожиданная тишина разразилась из кожаных панелей стен и поглотила нас. Я боялся нарушить ее. Хоть бы опять позвонил телефон, подумал я, но все замерло, остановилось, как воздух морозной ночью, пока Ломброзо не выручил нас, сказав: