Он. Она. Другая (СИ) - Лия Султан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот она! — кричит нам Нафиса.
Прыткая белка выбегает из-за елки и стремительно взлетает на сосну, а оттуда прямиком в домик-кормушку на прочной ветке. Дочка подпрыгивает, пытаясь увидеть ее вблизи, но не достает. И тогда Нариман берет ее за подмышки, поднимает, как пушинку и сажает на плечи.
— Ой, вот она! Такая пушистая и красиииивая! Мама, орешек!
Вкладываю в ее ладошку орех, после чего уже она заботливо устраивает в кормушке. Схватив лакомство крохотными лапками, белка принимается его увлеченно грызть, а Нафиса восторженно хохочет, запрокинув голову и положив ладони на щеки Наримана. Быстро вытаскиваю телефон из сумки и делаю несколько снимков, когда на эту парочку красиво падают лучи майского солнца. Не могу удержаться и отправляю фото сестре. У нее смартфон всегда под рукой, поэтому ответ приходит быстро:
“Я щас расплачусь. Хороооош”
— Ой, Нафиса, у тебя шнурок развязался, — замечает Нариман и садится на одно колено рядом с дочкой. — Давай помогу.
— У меня новый кроссовки. Мы их сегодня купили, — хвастает девочка.
— Да, я предлагала на липучках, а она уперлась, что именно эти хочет, потому что они с единорогами, — рассказываю я. — А шнурки завязывать не умеем.
— Смотри, самая простая техника, — Нариман вытягивает две белые полоски. — Сначала делаем две петли, их еще называют “ушками зайца”.
— А почему? — Нафиса кладет руку на плечо мужчины.
— Ну потому что они похожи на уши зайца. Разве нет?
— Да!
— А теперь мы их завязываем между собой. Когда моя племяшка училась завязывать шнурки, она говорила: “Зайчик-душка, у него два ушка”. Сможешь повторить?
— Зайчик — душка, — повторяет, глядя на него с улыбкой. — У него два ушка.
— Молодец! — хвалит он.
Сегодня отчетливо понимаю, как Нафисе не хватало подобных прогулок в осознанном возрасте, ведь все полтора года она гуляла либо со мной, либо с отцом — никогда вместе. А сейчас все по-другому — так, как было в моем детстве, когда мы с родителями и Ирадой ходили в Парк Горького.
После долгой прогулки ужинаем в кафе в центре, а в восемь возвращаемся домой. Удивительно, как Нафиса не заснула по дороге. Казалось, у нее второе дыхание открылось, потому что в пути она пересказывала нам весь свой день.
Нариман доводит нас до квартиры и уже собирается прощаться, как Нафиса поворачивается к нему и, взмахнув пушистыми ресницами, спрашивает удивленно:
— А ты что не к нам?
Нариман, рассмеявшись, садится на корточки, чтобы быть на одном уровне с малышкой, ответил:
— Тебе нужно ложится спать, а маме отдыхать, потому что ей завтра на работу.
— Но я не хочу, чтобы ты уходил, — надув щечки, пробубнила она.
— Мне тоже завтра на работу. Но я могу приехать завтра, хорошо?
Не глядя на него, она кивает, но в следующую секунду все-таки добивается своего, сказав:
— А ты сказки умеешь читать?
— Умею, — Нариман поднимает голову и ловит мой растерянный взгляд.
— Почитаешь?
— Ну хорошо, — сдается он и тут уж я бессильна: если эта девочка что-то вбила себе в голову, то она доведет все до конца. Один в один тетка!
* * *
— Жил был Сон. Как все сны, жил он в прекрасной загадочной стране снов. Был этот Сон совсем еще юный и неопытный, — с чувством, с толком, с расстановкой Нариман читает историю из любимой синей книжки Нафисы “Сонные сказки”. Дочка в розовой пижаме с единорогами сидит под крылышком великана и увлеченно слушает, хотя этот рассказ мы с ней уже читали. Но я знаю, какого именно момента ждет. Ей нравится, когда читая диалоги, я меняю голоса и от Наримана она хочет того же.
— Здравствуй, Кошка! Почему не спишь? Спросил он, — мужчина специально делает голос ниже и Нафиса довольно хихикает. — Не знаю, не хочется. Ответила Кошка.
Стоя у двери, но не показываясь им, смеюсь в кулак от того, что он может быть таким милым. Хочу остановить мгновение и насладиться им вместе с ними. Но я тихонько иду на кухню, чтобы поставить чайник, накрыть на стол и поблагодарить Наримана. Ведь на Востоке мы не отпустим гостя без чашки чая. Но когда через несколько минут я иду в комнату, то застываю на пороге, обнаружив, что и Нафиса, и Нариман уснули. на уже успела перевернуться на бочок, а он заснул полулежа. Книжка, открытая посередине, покоится на его груди.
Подойдя к кровати, включаю ночник, а основной свет выключаю. Затем убираю книгу на тумбочку и смотрю на Наримана в мягко-желтом свете лампы. При первой встрече он показался мне таким же холодным и отстраненным, как Таир. Он был немногословен, серьезен и улыбнулся лишь раз. Но я помню, что с ним я почувствовала себя защищенной. За эти несколько дней я узнала его с другой стороны и поняла, каким сильным, жестким и одновременно ласковым он может быть. Он ругается матом и при этом тащит на себе огромную панду для маленькой девочки. Вот она, сидит в углу и смотрит на меня внимательно. Поднимаю руку и осторожно касаюсь его плеча.
— Нариман, — шепчу я. — Просыпайся.
— Ммм, — мычит он, еле разлепив веки. — Который час?
— Десять уже. Ты читал сказку и уснул.
— Ой! Что это?! — внезапно пол подо мной качнулся, а кровать зашаталась.
Нариман резко соскакивает и хватает на руки Нафису.
— Землетрясение! Вставай под косяк!
Страх сковывает, но я делаю так, как сотни раз учили. Нариман, обнимая дочь, встает напротив меня.
На улице с грохотом то-то падает и мы резко поворачиваемся на звук, а потом одновременно смотрим друг на друга. Нас все еще раскачивает, точно на волнах; гул не прекращается, а за окном уже воет сирена, которую обычно включают при чрезвычайных ситуациях. Тут же в памяти всплыли январские события, когда в городе стреляли, а людям запретили покидать дома.
Я родилась в Алматы, и даже посчитать не могу, сколько мы пережили землетрясений. Но никогда оно не длилось так долго, как сейчас. От страха, что сейчас все начнет рушится, как в Турции, меня начинает трясти. Нариман протягивает руку и я крепко ее сжимаю,
