Он. Она. Другая (СИ) - Лия Султан

Стоя за машиной, скоблю зубами по нижней губе и не сразу понимаю, что в кармане брюк вибрирует телефон. Очнувшись, достаю его и шепчу в трубку:

— Да?

— Сабина, ты куда пропала? У тебя все хорошо? — тоже вполголоса интересуется Улпан.

— Да, я в туалете.

— Нет, это я в туалете, а тебя здесь нет.

— Я вышла подышать, у меня давление поднялось.

— А у тебя что проблемы с давлением?

— Да, — хоть здесь не нужно врать. — Я сейчас поднимусь.

— Хорошо.

Улпан ловит меня в коридоре и затаскивает в туалет, закрыв дверь на ключ.

— В павильон бегала? — спросила она, закрыв дверь.

— Нет.

— Да, — прищуривается Улпан.

— И что? — нервно дергаю плечом.

— Как только ты вышла, Газя растрепала всем, что ты и шеф, — она соединяет два указательных пальца и трет их друг о друга.

— Нет, — мотаю головой я.

— Ее подружка с ресепшена видела, как вы в пятницу вместе уезжали. Ты, он и твоя дочка.

— Он просто нас подвез. Я же его знала до того, как сюда пришла.

— А вниз зачем бегала? — не унимается коллега.

— Я же сказала, давление поднялось. Пошли уже работать.

Только работа не ладится от слова совсем. Выпиваю таблетку, чтобы снизить давление, но никак не могла сосредоточиться. Чувствую на себе взгляды любопытных коллег, скорее всего находящихся под “чудесным” воздействием сплетен. Вместо цифр перед глазами — Нариман со своей Рузанной, которых я мысленно сравниваю с бывшим и его любовницей. Да что же это такое: неужели я снова ошиблась? Тогда к чему были все эти взгляды, слова, прикосновения и поцелуи? Он врал? Но зачем?

К концу рабочего дня настроение на нуле. Еле досиживаю до шести и самая первая срываюсь домой, хотя помню, что он просил задержаться и дождаться его. Но мне надо побыть одной.

В квартире Ирада с Нафисой снова развернули бурную деятельность и построили крепость из одеял и подушек, в которой спрятались с фонариками. Все чаще я замечаю между ними сходство: внешнее и по характеру. И пусть Нафиса будет похожа на тетю. Хотя бы сможет за себя постоять, не то, что мать.

Оставив их в зале развлекаться, затеваю шарлотку, ведь готовка всегда помогала отвлечься. Делать ее несложно, да и девочки ее любят. Телефон, лежащий на столешнице, сходит с ума от нескольких входящих подряд. Намеренно не подхожу к нему, потому что не хочу сорваться. Через пару минут он уже разрывается от звонка. Чертыхаясь, заглядываю в него и вижу на дисплее имя Наримана. В первый раз он позвонил через полчаса после моего побега, но я не ответила. Теперь сбрасываю его вызов. Снова звонит. Еще раз сбрасываю. Бесит. Захожу в мессенджер и вижу кучу непрочитанных сообщений от него.

“Сабин, почему не берешь?”

“Сабина, что с тобой? Почему молчишь?”

“Сабин, кабинет закрыт. Я же просил дождаться?”

“Что случилось?”

“Это уже несмешно! Возьми трубку!”

“Я долго буду сам с собой переписываться? Возьми телефон!”

“Милая, возьми, пожалуйста, трубку”

Милая? Он прежде никогда меня так не называл. Да меня вообще никто так не называл, кроме папы, и тот говорил “джиним”, что значит “душа моя”. Но это его “милая”…сильнее задевает, нервирует и интригует

Далее голосовое:

— Сабина, милая, — Нариман прочищает горло, — я не знаю, что у тебя случилось и почему ты не отвечаешь. Я что-то сделал? Что-то не то сказал? Пожалуйста не молчи”.

Начинаю печатать ответ, но быстро стираю. Пальцы тяжелеют и не слушаются. Вижу, что Нариман онлайн и быстро выхожу из чата. Тут же прилетает новое сообщение:

“Ты печатала сообщение, но не отправила…”

Молчу, уже вовсю жую губы и не обращаю внимания на визги, доносящиеся из зала.

“Я сейчас приеду к тебе и мы разберемся”.

Даже так? Вот прям едет? Что-то здесь не так. Если бы Рузанна была его невестой, стал бы он забрасывать меня звонками и сообщениями. А может, я превращаюсь в истеричку, коей никогда не была. Я всегда терпеливо ждала мужа с работы, спокойно принимала его холодностость и во всем соглашалась. А сейчас…Сейчас не хочется рвать, метать и спустить всех собак на Наримана. Но прежде нужно выслушать, что же он скажет. Сжимая телефон в руках, быстро печатаю два слова:

“Хорошо, приезжай”.

Через сорок минут вытаскиваю шарлотку из духовки и накрываю вафельным полотенцем. Из зала тут же прибегает мелкая и принимается крутится вокруг стола:

— Апака, как пахнет! Можно кусочек?

Как интересно все же устроена природа и гены. Я не слышу запахи, а она учуяла из другой комнаты.

— Мне тоже! — собирая волосы в непослушный пучок, просит Ирада. — Уфф, я устала, надо подзаправится.

— Сначала ужин, потом пирог. Садитесь, — открываю казан, беру тарелку и накладываю мясо с картошкой. Подпрыгиваю от резкого звонка в дверь и едва не роняю посуду со всем содержимым на пол. — Черт!

— Кто это? — Нафиска переводит взгляд с меня на Ираду.

— Судя по всему, черт, — хмыкает сестра.

— Это ко мне, — передаю Ираде тарелку. — Положи Нафисе, мне надо открыть.

— Кто такой черт?! — спрашивает любознательная дочь.

— Это твой па… — начинает Ирада, но я тут же свожу брови к переносице, чтоб не продолжала. — парам-парам-пам, — выкручивается она, как может. А нечего было.

— Аааа? — недоумевает малышка.

Подхожу к входной двери и несколько секунд пребываю в замешательстве. Внутри снова борьба между желанием увидеть его и обидой. Поворачиваю замок вправо, дергаю ручку вниз, толкаю дверь вперед и застываю, потеряв дар речи.

Глава 16. Ты ревнуешь?

Нариман

— Привет! — здороваюсь, прячась за огромной плюшевой пандой. С ума сойти какая она тяжелая и кажется, я перестарался, потому что маленькая девочка его не поднимет. О чем я только думал? — Пустишь?

— Это что? — голос ее вздрогнул и попал в самое сердце. Чувствую, что злится, но не пойму из-за чего.

— Скорее, кто. Это панда для дочки. Пропустите, а то у меня руки уже затекли, — переступаю порог ее квартиры без приглашения.

Смотрим друг на друга, не отрываясь, и я держусь, чтоб не сорваться и не зацеловать ее до потери сознания. Она такая невероятно красивая, домашняя и нежная с этим хвостиком на голове и в фартуке, испачканном мукой. Такая маленькая и злая.

— Ааааа! — за ее спиной раздается восторженный крик Нафисы и она тут же подлетает к нам. — Пандаааа!

Малая старается обнять ее, только она необъятная. Тогда девочка прижимается к ней и трется щекой о мягкую черную лапу.

— Маааам, какая