Лермонтов в жизни. Систематизированный свод подлинных свидетельств современников. - Евгений Гусляров

Вторым открытым домом считался дом генеральши Екатерины Ивановны Мерлини... Она была героиней зашиты Кисловодска от черкесского набега в отсутствие ее мужа, коменданта крепости. Ей пришлось распорядиться действиями крепостной артиллерии, и она сумела повести дело так, что горцы рассеялись прежде, чем прибыла казачья помощь. Муж ее, генерал-лейтенант, числился по армии и жил в Пятигорске на покое. Екатерина Ивановна считалась отличной наездницей, ездила на мужском английском седле и в мужском платье, держала хороших верховых лошадей и участвовала в кавалькадах, устраиваемых молодежью (Эмилия Шан-Гирей говорит, что Мерлини в 1841 году в кавалькадах не участвовала, предпочитала ездить одна. Но трудно допустить, чтобы молодая героиня чуждалась кавалеров и скакала по улицам Пятигорска или за городом одна. Возражение это вызвано, вероятно, каким-нибудь личным соображением ).

Далее следует дом Озерских, приманку в котором составляла премиленькая барышня Сашенька. Отец ее заведовал калмыцким улусом, был человек состоятельный и дал дочери хорошее образование. Но у них М. Ю. Лермонтов бывал очень редко, так как там принимали неразборчиво, а поэт не любил, чтобы его смешивали с толпою.

В некоторых воспоминаниях упоминается еще о двух-трех домах, где бывала молодежь; но о домах этих я распространяться не стану, так как они стояли в стороне от роковых событий сезона 1841 года. Упомяну только, в виде исключения, о доме близкой соседки Верзилиных тарумовской помещицы М. А. Прянишниковой, где гостила тогда ее родственница, девица Быховец, прозванная Лермонтовым за бронзовый цвет лица и черные очи «прекрасная смуглянка». Она имела много поклонников из лермонтовского кружка и сделалась известной благодаря случайной встрече с поэтом в колонии Каррас, перед самой его дуэлью.

П. К. Мартьянов 1. Т. 2. С. 35—36

...Однажды пришел к Верзилиным Лермонтов в то время как Эмилия, окруженная толпой молодых наездников, собиралась ехать куда-то за город. Она была опоясана черкесским хорошеньким кушаком, на котором висел маленький, самой изящной работы черкесский кинжальчик. Вынув его из ножен и показывая Лермонтову, она спросила его: «Не правда ли хорошенький кинжальчик?» «Да, очень хорош, — отвечал он, — им особенно ловко колоть детей», — намекая этим язвительным и дерзким ответом на ходившую про нее молву. Это характеризует язвительность и злость Лермонтова, который, как говорится, для красного словца не щадил ни матери ни отца.

Я. И. Костенецкий.С. 117

Поручик Куликовский говорил мне, что он помнит Лермонтова. Встречал он его на бульваре и у источников. «Всякий раз как появлялся поэт в публике, ему предшествовал шепот: «Лермонтов идет», и все сторонились, все умолкало, все прислушивалось к каждому его слову, к каждому звуку его речи.

П. К. Мартьянов 2. С. 602—603

Любили мы его все.

Н. П. Раевский. С. 167

Мартынов никем не был терпим в кругу, который составлялся из молодежи гвардейцев.

П. Т. Полеводин.С. 490

С самого приезда в Пятигорск Лермонтов не пропускал ни единого случая, где бы он мог сказать мне что-нибудь неприятное. Остроты, колкости, насмешки на мой счет, одним словом, все, чем только можно досадить человеку, не касаясь до его чести.

Н. С. Мартынов 1. С. 691

В душе Лермонтов не был зол, он просто шалил и ради острого слова не щадил ни себя, ни других; но если замечал, что заходит слишком далеко и предмет его нападок оскорбляется, он первый спешил его успокоить и всеми средствами старался изгладить произведенное им дурное впечатление, нарушившее общее мирное настроение.

П. А. Висковатов. С. 354

У нас велся точный отчет о наших parties de plaisir (приключениях). Их выдающиеся эпизоды мы рисовали в «альбоме приключений», в котором можно было найти все: и кавалькады, и пикники, и всех действующих лиц. После этот альбом достался князю Васильчикову или Столыпину; не помню, кому именно.

Н. П. Раевский. С. 167

Так как Лермонтов с легкостью рисовал, то он часто и много делал вкладов в альбом, который составлялся молодежью. В него вписывали или рисовали разные события и случайности из жизни водяного общества, во время прогулок, пикников, танцев; хранился же он у Глебова. В лермонтовских карикатурных набросках Мартынов играл главную роль. Князь Васильчиков помнил, например, сцену, где Мартынов верхом въезжает в Пятигорск. Кругом восхищенные и пораженные его красотою дамы. И въезжающий герой, и многие дамы были замечательно похожи. Под рисунком была надпись: «Кинжал, въезжающий в город Пятигорск».

В альбоме же можно было видеть Мартынова, огромного роста, с громадным кинжалом от пояса до земли, объясняющегося с миниатюрной Надеждой Петровной Верзилиной, на поясе которой рисовался маленький кинжальчик... Комическую подпись князь Васильчиков не помнил. Изображался Мартынов часто на коне... Он ездил плохо, но с претензией, неестественно изгибаясь. Был рисунок, на котором Мартынов, в стычке с горцами, что-то кричит, махая кинжалом, сидя вполуоборот на лошади, поворачивающей вспять. Михаил Юрьевич говорил: «Мартынов положительно храбрец, но только плохой ездок, и лошадь его боится выстрелов. Он в этом не виноват, что она их не выносит и скачет от них». «Помню, — рассказывал Васильчиков, — и себя, изображенного Лермонтовым, длинным и худым посреди бравых кавказцев. Поэт изобразил тоже самого себя маленьким, сутуловатым, как кошка вцепившимся в огромного коня, длинноногого Монго-Столыпина, серьезно сидевшего на лошади, а впереди всех красовавшегося Мартынова, в черкеске, с длинным кинжалом. Все это гарцевало перед открытым окном, вероятно, дома Верзилиных. В окне видны три женские головки». Лермонтов, дававший всем меткие прозвища, называл Мартынова: «дикарь с большим кинжалом». Он довел этот тип до такой простоты, что просто рисовал характерную кривую линию да длинный кинжал, и каждый тотчас узнавал, кого он изображает.

П. А. Висковатов. С. 352—353

Я часто забегал к соседу моему Лермонтову. Однажды, войдя неожиданно к нему в комнату, я застал его лежащим на постели и что-то рассматривающим в сообществе С. Трубецкого и что они хотели, видимо, от меня скрыть. Позднее, заметив, что пришел не вовремя, я хотел было уйти, но так как Лермонтов тогда же сказал: «Ну этот ничего», — то и остался. Шалуны товарищи показали мне тогда целую тетрадь карикатур на Мартынова, которые сообща начертали и раскрасили. Это была целая история в лицах... где красавец, бывший когда-то кавалергард, Мартынов был изображен в самом смешном виде, то въезжающим в Пятигорск, то рассыпающимся пред какою-то красавицей и проч. Эта-то шутка, приправленная часто в обществе злым сарказмом неугомонного Лермонтова, и была, как мне кажется, ядром той развязки, которая окончилась так печально, помимо тех темных причин, о которых намекают многие, знавшие отношения этих лиц до катастрофы...

А. И. Арнольди.С. 472—473

Обыкновенно наброски рассматривались в интимном кружке, и так как тут не щадили сами составители ни себя, ни друзей, то неудобно было сердиться, и Мартынов затаивал свое недовольство. Однако бывали и такие карикатуры, которые не показывались. Это более всего бесило Мартынова. Однажды он вошел к себе, когда Лермонтов с Глебовым с хохотом что-то рассматривали или чертили в альбоме. На требование вошедшего показать, в чем дело, Лермонтов захлопнул альбом, а когда Мартынов, настаивая, хотел его выхватить, то Глебов здоровою рукою отстранил его, а Михаил Юрьевич, вырвав листок и спрятав его в карман, выбежал. Мартынов чуть не поссорился с Глебовым, который тщетно уверял его, что карикатура совсем к нему не относилась.

П. А. Висковатов. С. 353

Действительно, Лермонтов надоедал Мартынову своими насмешками, у него был альбом, где Мартынов изображен был во всех видах и позах.

Э. А. Шан-Гирей (Верзилина).Воспоминания о Лермонтове //

Русский вестник. 1889. Кн. 2. № 6. С. 315

Тут высказалась, говорили они (представители высшей аристократии в Пятигорске. — Е.Г.), вся его [Лермонтова] армейская натура, показалось ослиное ушко из-за накинутой львиной шкуры.

П. А. Висковатов. С. 349

Все подробности его поведения, приведшего к последней дуэли, носят черты фаталистического эксперимента.

В. С. Соловьев.С. 365

Некоторые из влиятельных личностей из приезжающих в Пятигорск представителей общества, желая наказать несносного выскочку и задиру, ожидали случая, когда кто-нибудь, выведенный из терпения, проучит ядовитую гадину.