Братья Кеннеди. Переступившие порог - Николай Николаевич Яковлев

Поразительная быстрота чтения – до двух тысяч слов в минуту – приводила к неприятным последствиям работавших с ним. Рано поутру он успевал проглотить множество статей в газетах (владелец газетного киоска, где покупались газеты для Белого дома, с приходом Кеннеди к власти увеличил свой оборот в четыре раза) и имел обыкновение тут же обсуждать их с посетителями. Горе тому, кто несколько раз неловко бормотал, что пропустил ту или иную статью. Проклиная ненасытного чтеца, сотрудники Белого дома стали посещать курсы ускоренного чтения – они прослышали, что сенатор Кеннеди окончил их. Президент послал учиться и Жаклин. Чтобы далеко не ходить, открыли класс в Белом доме.

Семья Кеннеди внесла свой стиль в столичное общество, им старались подражать. Больше не устраивалось роскошных банкетов, на приемах у президента почти не подавалось крепких напитков. Интеллектуальное общение, простота манер и одежды. Все очень скромно. Личный самолет семьи, стоящий несколько миллионов долларов, – не в счет. В Белый дом зачастили художники, писатели, музыканты, а Жаклин потратила немало времени и сил, воссоздавая исторический облик резиденции правителя республики. Первый этаж Белого дома, открытый для посетителей, Жаклин постепенно превратила в неплохой музей, разыскав в подвалах старую мебель, книги, картины. Она издала впервые в США «Путеводитель по Белому дому», за год разошлось свыше 600 тысяч экземпляров.

Президент охотно взял на себя роль покровителя искусств. Он учредил совещательный комитет по делам искусств и вынашивал обширные проекты развития архитектуры, литературы, театра и музыки в США. Американский социолог Л. Мэмфорд нашел, что Кеннеди «первый американский президент, предоставивший искусству, литературе и музыке достойное и почетное место в жизни нации». Разве не сказал сам президент: «Качество американской жизни должно последовать за количеством американских товаров. Страна не может позволить себе быть материально богатой и духовно бедной». В Белом доме устраивались камерные концерты выдающихся музыкантов. Столица загудела – Кеннеди без ума от музыки! Жаклин с готовностью подтвердила: «Единственная мелодия, которую он действительно любит, – «Салют Вождю!», лучше в исполнении духового оркестра.

Интеллигент-президент? Вероятно, да. Ему была свойственна анекдотическая профессорская рассеянность: забывчивость в мелочах, постоянно что-то терялось, вещи оставлялись в отелях. Он прерывал разговор на полуслове и невидящими глазами смотрел на собеседника, мысли витали где-то далеко. Его видели щеголявшим в носках разных цветов, в немыслимых галстуках. Отец, пока был здоров, наслаждался частыми набегами сына-президента на родной дом. Парень не изменился, размышлял старик, «он все еще пишет письма матери, как будто учится в Чоате. А у меня в доме, если ему подвернутся под руку мои новые носки, он стащит их».

Болезнь позвоночника преследовала Кеннеди до конца жизни. Часто он носил корсет, делавший грудь необычайно выпуклой и придававшей мужественность фигуре. Временами он передвигался в Белом доме на костылях. Каждый день приходилось неукоснительно проделывать специальные физические упражнения. Чувство юмора, однако, никогда не оставляло его. С друзьями он по-мальчишески посмеивался над собой в роли президента. По-видимому, больше всего его забавляло, почему великие люди зачастую напыщенны и чопорны, принимают себя всерьез. Ему ничего не стоило во время деловой беседы вскочить, схватить трость и начать размахивать ею как будто он играет в гольф. Изумленным коллегам Кеннеди серьезно объяснил: «С каждым днем я все больше похожу на Эйзенхауэра!» У него была постоянная привычка раскачиваться на стульях, как-то стул сломался, и президент с треском полетел на пол. Новый удар по позвоночнику. Он прочитал первый том мемуаров Эйзенхауэра, немало позабавился. «Выходит, что Айк никогда не ошибался, – заметил Кеннеди. – Когда мы напишем мемуары о пашей администрации, дело будет изложено совершенно по-другому».

Оп чрезвычайно серьезно относился к истории с одной оговоркой: «Во время пребывания президентом он не раз и не два заметил, что история зависит от того, кто ее пишет. Кеннеди, безусловно, разделял мнение Т. Соренсена, отметившего в книжке «Принятие решений в Белом доме»: «Выдумки в большинстве дневников и автобиографий вашингтонских деятелей превосходят только бесстыдство их авторов». В предисловии к этому сочинению Дж. Кеннеди горячо рекомендовал написанное вниманию читателей, представляя Т. Соренсена как своего друга. Только подход к «дружбе» у президента носил узкоутилитарный характер. Как писал с оттенком неудовольствия Л. Шлезингер: «Следует помнить, что он был человеком, наделенным большим даром дружбы, и имел самых различных друзей. Частью этого дара была способность придавать созвездию друзей чувство, что именно данный человек держит волшебный ключик к тайне Джона Ф. Кеннеди, в то время как ни один из них таким ключом не обладал».

Президент иной раз размышлял, чем заняться, когда истекут его полномочия. «Прослужу я один или два срока президентом, – говорил он, – все равно мой возраст будет, так сказать, неудобным, – слишком стар для новой карьеры и слишком молод, чтобы взяться за мемуары». То он намеревался стать редактором, купив газету, например «Вашингтон пост», то вернуться в сенат, а еще лучше основать свою библиотеку при Гарвардском университете. Там он будет жить часть года, учить студентов, организовывать встречи ученых, политиков и государственных служащих для обмена идеями.

В начале октября 1963 года Кеннеди повел переговоры с Гарвардским университетом о передаче под его библиотеку участка земли. Заготовили проект письма, начинавшегося словами: «Когда президент попросит…» Кеннеди потребовал изменить текст: «Разве можно знать, кто будет президентом через год?» Пессимизм, слабо заметный с первого взгляда, не оставлял его. Рестон попытался выпытать, чего он надеялся достичь к концу своей администрации. «Он посмотрел на меня, – записал публицист, – как будто я был ребенком в стране грез. Я попытался еще раз, по-другому: не чувствует ли он необходимости при принятии повседневных решений руководствоваться какой-то определенной целью? Опять неловкая пауза. Только когда я обратился к непосредственным, конкретным вопросам, он оживился, и полилась речь, посыпались цифры».

Личные качества Кеннеди накладывали отпечаток на методы его руководства, но не меняли основного – он отдавал себя до конца служению государству. Президент Кеннеди оставался Джоном Кеннеди в партийной политике, но с почти религиозным трепетом исполнял административные обязанности. Здесь шутки кончались, здесь он не щадил живота своего. Физическая опасность для президента? «Если меня захотят убить, то убьют», – констатировал он. Перед отъездом в Мексику летом 1962 года ЦРУ сообщило президенту, что на него готовится покушение. Кеннеди как раз испытывал серьезные трудности в конгрессе. «Если мне суждено умереть, эта неделя очень подходит», – философски отозвался он.

Прочитав книгу Д. Бишопа «День, когда был застрелен Линкольн», Кеннеди встретился с автором и заметил: «К убийству я отношусь так же, как Линкольн. Любой может обменять свою