Мифы Ктулху - Роберт Ирвин Говард

Могила была неглубока. Очевидно, никто из Уилкинсонов не захотел тратить много усилий на покойного брата. Наконец глазам Гаррисона предстал грубо сколоченный гроб. Киркой он поддел крышку, навел на нутро гроба фонарь — и вздрогнул. Испуганная брань сорвалась с его губ. Гроб не был пуст. В нем покоилась скорчившаяся безголовая фигура.

Детектив выбрался из могилы. Его мозг лихорадочно работал, силясь собрать воедино кусочки головоломки. Разрозненные прежде, сейчас они вставали на свои места, складываясь в узор, — пока неочевидный и неполный, но мало-помалу обретающий форму.

Он поискал взглядом завернутую в ткань голову — и похолодел.

Та исчезла!

Он поднял фонарь и посветил вокруг. В траве рядом с кустами на краю поляны что-то белело — отрез материи, в который была завернута голова… а за ним копошилась черная, бесформенная, многотелая груда.

Ругаясь, он прыгнул вперед, нанося удары руками и ногами. Крысы с хриплым писком отхлынули от головы, разбегаясь перед ним мечущимися черными тенями. Гаррисон вздрогнул: в свете фонаря на него смотрело уже не лицо, а белый ухмыляющийся череп, к которому прилипли лишь клочья обглоданной плоти.

Пока детектив копался в могиле, крысы-трупоеды сожрали голову Джона Уилкинсона. Наклонившись, Гаррисон поднял отвратительную штуковину, обмотал тканью. Выпрямился — и сызнова пробудившееся чувство тревоги застало его врасплох.

Он был окружен со всех сторон сплошным кругом сверкающих красных искр, так и сыпавших из травы. Сдерживаемые лишь инстинктивной опаской, крысы окружили его со всех сторон, разъяренно визжа.

Негры считали их одержимыми демонами, и в тот момент детектив Гаррисон готов был охотно согласиться с таким суеверием.

Омерзительные грызуны расступились перед ним, когда он повернулся к могиле, и он не увидел темную фигуру, которая выскользнула из кустов за его спиной. Прогремел гром, заглушивший даже писк крыс, и Гаррисон услышал быстрые шаги позади себя за мгновение до того, как по нему был нанесен удар.

Гаррисон обернулся, пригибаясь и одновременно выхватывая пистолет, но едва он оказался лицом к лицу со злоумышленником, как подобный раскату грома звук раздался уже у него в голове — и словно искры посыпались из глаз.

Качнувшись назад и выстрелив вслепую, Гаррисон закричал, когда вспышка осветила того, кто нанес ему удар: страшного, полуголого, в краске и перьях, с томагавком в руке.

Могила лежала разверстой точно позади детектива. Он упал — прямо в ее земляную гостеприимную пасть.

Очутившись в могиле и едва не разбив голову об угол гроба, он ощутил мгновенное головокружение и тошноту. Затем мощное тело Гаррисона обмякло — и со всех сторон к нему, подогреваемые голодом и жаждой крови, устремились крысы.

4. Адские грызуны

Ошеломленному разуму Гаррисона казалось, что его тело лежит в темноте на затемненных этажах ада, во мраке, разгоняемом лишь сполохами пламени от вечных огней. Торжествующий визг демонов стоял у него в ушах, когда они протыкали его раскаленными докрасна вилами. Теперь он увидел их самих — пляшущих чудовищ с заостренными носами, красными глазами и сверкающими зубами. Острая боль волной расползалась по телу.

И вдруг морок рассеялся. Он лежал вовсе не на полу в преисподней, а на крышке гроба, на дне могилы. Огни были вспышками молний с черного неба, демоны — крысами, которые роились вокруг него, полосуя острыми, как бритва, зубами.

Гаррисон закричал и конвульсивно дернулся, и при его движении крысы испуганно отпрянули. Но они не покинули могилу — плотной толпой стояли вдоль ее стен, их глаза сверкали красным.

Гаррисон понимал, что был без сознания всего несколько секунд, — иначе эти серые упыри уже содрали бы живое мясо с его костей, как содрали мертвую плоть с головы человека, на гробу которого он лежал. Укусы горели по всему телу, одежда тут и там пропиталась кровью и липла к коже.

Проклиная все на свете, он попытался приподняться — и озноб ужаса охватил его. При падении его левая рука оказалась под крышкой гроба, на который он рухнул всем своим весом. Детектив подавил поднимающуюся в нем волну паники.

Он не сможет вытащить руку, если не поднимется с крышки. Но именно защемленная конечность и не позволяла ему это сделать.

В ловушке!

Он — в могиле убитого человека, его рука — в гробу с обезглавленным трупом, и целая орда серых крыс-кровопийц не уймется, покуда не сожрет его заживо!

Словно уловив его беспомощность, крысы набросились с новыми силами. Гаррисон боролся за жизнь, как в кошмарном сне. Он пинался, он кричал, он ругался, он бил их тяжелым шестизарядным револьвером, который все еще сжимал в пальцах. Их клыки рвали его, разрывая одежду и плоть, от их едкого запаха его тошнило; они почти закрывали его своими извивающимися, корчащимися телами. Детектив отбивал их атаки, крушил их тела, орудовал рукоятью револьвера, не рискуя тратить пули.

Живые каннибалы набросились на своих мертвых братьев.

В отчаянии Гаррисон согнулся пополам и прижал дуло пистолета к крышке гроба.

При вспышке огня и оглушительном грохоте грызуны бросились врассыпную.

Снова и снова он нажимал на спусковой крючок, пока обойма не опустела. Тяжелые пули пробили крышку, отколов от края большой кусок. Детектив извлек свою ушибленную руку из образовавшегося отверстия.

Задыхаясь и дрожа, он выбрался из могилы и, пошатываясь, поднялся на ноги. В его волосах запеклась кровь из раны, которую он получил при ударе томагавком от… призрака? А еще кровь сочилась из бесчисленных ран от укусов крыс. Молнии сверкали постоянно, но фонарь все еще светил. Неожиданно Гаррисону показалось, что он не стоит на земле, а словно парит в воздухе… Через секунду детектив осознал, что его держит в руке мужчина — высокий, в черном дождевике. Глаза незнакомца опасно горели под широкими полями шляпы.

Черный револьвер в свободной руке смотрел детективу в живот.

— Ты, должно быть, тот проклятый законник из низин, которого Пит Уилкинсон сюда приволок по мою душу! — прорычал этот человек.

— Тогда ты — Джоэл Миддлтон! — прорычал Гаррисон.

— Конечно! — бросил в ответ преступник. — Где Пит, старый черт?

— Он испугался и убежал.

— Может, повезло, и он тронулся умом, как Сол, — усмехнулся Миддлтон. — Передай ему, коль увидишь, что у меня уже давно припасена пуля для его уродливой рожи! И