Никто, кроме нас! - Олег Верещагин

– Один, – прошептал Темыч, как будто нас могли услышать. – Давайте еще, а?

– Посмотрим, – так же шепотом ответил Санька, и мы, крадучись, вернулись к дороге.

Грузовик – большой открытый старый «Бивер» (так сказал Санька, который увлекался разными ездящими штуками) – появился минут через пять. В кузове были сложены какие-то ящики. На них сидели двое негров, был установлен пулемет, в кабине виднелись еще двое. Я покосился на Саньку. Тот, перекатывая в ладони две маленькие гранаты, смотрел на замедляющий ход грузовик азартными глазами, потом сказал тихо:

– Когда рванет – стреляйте по всему сразу.

– Ты куда?!. – Темыч не договорил – Санька канул в кусты.

Мы переглянулись.

Грузовик остановился метров за пятьдесят от нас. Из кузова спрыгнул и, пригибаясь, пошел вперед, к трупу пулеметчика на дороге и горящему джипу, солдат. Второй встал и, пригнувшись, навел на кусты – точно на нас – пулемет. Мы замерли.

Негр прошел половину расстояния, все медленней и медленней. Потом – мы ничего не заметили, без всякого перехода – в кузове дважды грохнуло, пулеметчик исчез, и мы опять начали стрелять. Темыч в негра на дороге, а я как-то сразу сообразил и ударил по кабине, точно в лобовое стекло.

Из правой двери кто-то выпал, прыжками ринулся прочь и упал, словно на стену наткнувшись. Со стороны водителя стекло медленно осыпалось внутрь. Застреленный Темычем лежал на дороге – спиной к нам, так как бросился обратно.

Снова все получилось быстро и просто. Даже странно быстро и просто…

… – Хавка! – Темыч выбросил на дорогу один из ящиков. – Хавка-а-а, гля, пацаны, сколько хавки! Бля, бля, бля-а-а! – он даже заскулил. – Не унесем же!

– Брось! – Санька передал мне в руки тяжелый пулемет, как у немцев в фильмах про войну. – Брось на хрен, оружие берем, боеприпасы, а жрачки – потом, сколько сможем!

– Да куда нам столько оружия?! – Темыч, откусывал от большой сухой печенины, давясь, отпихивая локтем винтовку, и другой рукой набивал печенье в карманы.

– Оружие бери, чмо! – крикнул Санька.

Темыч поперхнулся… и стал потрошить «лифчик» убитого в кузове пулеметчика.

– Скорее, не может быть, чтобы не засекли все это… – Санька посмотрел на небо. – Фляжки надо взять, «лифчики» снять, давай, ну?!

Когда мы начали спешить, руки сами затряслись, пальцы стали путаться в застежках и креплениях… Ворочать мертвых было не противно – никак вообще, как будто это лежали манекены, мы один раз еще тогда грузили в какой-то магазин, подрабатывали…

Конечно, еду мы взяли тоже. Потом я думал, что все-таки, наверное, был прав Темыч, лучше было взять побольше еды, ну и боеприпасы, а не само оружие. Но тогда я не хотел возражать Саньке, мне казалось правильным то, что делал и говорил он.

Мы нагрузились тяжело. Килограммов по двадцать пять каждый. Я столько никогда в жизни не таскал далеко, а ведь нам предстояло возвращаться домой… Будь мы поопытней, мы бы попутали следы и спрятали часть груза где-нибудь в стороне. Но в тот момент мы были пьяны от удачи, от того, как все оказалось легко… и еще от чего-то, от какого-то непонятного, никогда раньше не испытанного ощущения. А раз неиспытанного – то и названия ему мы подобрать не могли.

Перед уходом Санька нацарапал штыком на водительской двери «Бивера»:

ВСЕМ ВОТ ТАКОЙ КОНЕЦ, Б…ДИ!

И нарисовал – как сто раз, наверное, делал на заборах и в предназначенных к сносу заброшенных домах, где мы иногда кучковались – грубое подобие того, что у каждого мужчины (и мальчишки) есть между ног. А ниже подписал:

ВОЗЬМЕТЕ У РУССКИХ!

Ой. Ё. Не знаю, как мы не переломились, пока тащили. Если бы не Санька – честное слово, побросали бы половину всего. Но он пер пулемет, один автомат и еще кучу разного…

Часа через два я был способен уже только переставлять ноги, и меня даже не интересовало, куда и когда мы выйдем. Пот заливал глаза. Комарье ело меня заживо. Плечи растерли ремни.

Короче, я не поверил, когда мы вдруг вывалились (иначе не скажешь) к речке, за которой начиналась наша деревня. В речке плескались наши мелкие пацаны, а Ленок за ними наблюдала.

Нас увидели сразу. Ленок рванула в деревню. Мелкие повыскакивали из воды. И ломанулись к нам толпой – с огромными глазами, но потом сразу остановились и пошли на приличном расстоянии, не сводя с нас глаз и зачарованно перешептываясь:

– Автомат какой…

– Ты придурок, это пулемет. У Шварценеггера такой был…

– Ну и гонишь ты все…

– Я тоже такой хочу…

– Ага, натяни себе знаешь куда?..

– А куда они ходили?

– Спроси.

– Спроси ты…

– Не, на х…й.

– А я тоже в следующий раз с ними пойду.

– Ага, а Санька тебе пи…ды знаешь как…

– Хорэ матюкаться! – вдруг вызверился Санек.

Все остолбенели и притихли.

– Блин, еще раз мат услышу – урою на хрен! Ты, ты, ты! – он ткнул в пацанов постарше, Вовку, Бычка и Симку. – Забрали хавку, быстро в дом отнесли! Остальные свалили купаться, пошли отсюда!

Девчонки уже бежали навстречу, и Санька кивнул им.

– Пришли…

Назначенные мелкие уже мелькали пятками в сторону «нашего дома», таща банки-коробки.

– Лен, давай иди, опять за ними посмотри…

Она пошла, оглядываясь и гоня перед собой остальных. Светик молча приняла у Санька автомат, и тот тяжело перевел дух.

– Устал… – признался он.

Я проснулся около трех часов дня. Было жарко, пахло супом – с мясом! Мелкие почти все сидели в углу комнаты вокруг Ленка, та что-то им объясняла, чертя на стене углем буквы. Темыч спал рядом со мной. Светик сидела у очага, на котором булькала большая кособокая кастрюля с проволочной петлей. Санька разбирал на полу пулемет, тихо поругиваясь. Около него устроился Илюшка. Геныч сидел на пороге спиной к нам – дулся, кажется.

Я лежал неподвижно и не понимал, что чувствую. Ни разу за все мои тринадцать лет я ничего такого не ощущал. Мне хотелось плакать и в то же время было очень хорошо… и еще что-то…

– Дядь Сань, – услышал я голос Ильи и увидел, как двинулись его лопатки под свежим бинтом, пропитанным чем-то от ожогов. Ожоги заживали плохо…

– М-м? – буркнул Санька.

– А вы воевать ходили?

– М-угу.

– А вы победили?

– М-угу, – Санька с натугой вытащил ствол, начал что-то говорить про маму, но оборвал себя.

– А тогда можно к маме вернуться?

Санька поднял голову. Илья осекся, и у него набухла нижняя губа.

Светик оказалась рядом с ним и обняла за плечи.

– Пока нельзя, – сказала она, осторожно гладя мальчишку по шее и затылку. – Там злые люди. Их много пока. Вот когда всех прогонят… ты вернешься к маме и папе. Обязательно, Илюшка. Мы с дядей Саней сами тебя отведем. А пока ты поживешь с нами, да?