Офицер - Андрей Земляной
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Осипов – это начальник ОРСа? – и увидев, как милиционеры синхронно кивнули, добавил: – Какой трагический несчастный случай. Товарищу Осипову явно нужно поберечь здоровье. Буржуазные замашки до добра не доведут. Если всё же встанет, так ему и передайте.
Покинув станцию, так и оставшуюся для Кирилла безымянной, поезд набрал скорость и всё так же неторопливо направился дальше на восток.
Женская часть штаба бригады, у которой вдруг появилось занятие, затеяли вокруг бывших беспризорников такой ураган, что Кирилл через пару часов решил лично посмотреть, чего это мимо его купе постоянно бегают туда и обратно.
Вокруг девочки продолжали хлопотать медики, и услышав от командира медсанбата короткое: «Запущенное воспаление лёгких. Дали стрептоцид», – ретировался обратно в коридор.
А вокруг мальчишки клубился настоящий вихрь. Уже вымытый и нормально подстриженный, он стоял в большом не по размеру солдатском белье, а девочки из узла связи и санитарки снимали мерки и подгоняли найденный где-то комплект обмундирования.
– Как успехи?
– Сейчас, товарищ комбриг, – пожилая санитарка прислонила штаны к спине подростка. – Да не дёргайся ты. Уже почти закончили. Разгрузку подгонять будем?
– А как же! – Кирилл посмотрел на мальчика и подмигнул. – Ему же в строй вставать. Должен быть экипирован как все.
– Хорошо, сапоги Катькины подошли. Она у нас самая маленькая на ногу.
– Катя Павлова? – Кирилл, знавший многих десантников по именам и фамилиям, вспомнил маленькую, словно воробышек, девушку-снайпера и вопросительно посмотрел на Галину Сергеевну: – А сама как?
– Пока переоделась в туфли, а там придумаем. Ей же всё равно марши не бегать.
– Передайте, что я разрешил ходить в туфлях, пока не решим вопрос. А медикам скажите, пусть ей выпишут какую-нибудь справку насчёт того, что ей можно ходить только в туфлях.
18
Тока я ему в рыло дрызнуть намерился – бац!
И уже на мостовой сижу, челюсть вправляю.
Из милицейского протокола 12 марта 1939 г.Владивосток
Через две недели состав разгружался во Владивостоке.
Грузовики перевезли людей и имущество командования бригады во временный лагерь под Владивостоком. Отсюда до мест будущих боёв было всего около ста двадцати километров, и отсюда же планировалось выдвигаться к границе.
Эшелоны прибывали один за другим, и во временном лагере становилось тесновато. Первые батальоны уже начали выдвижение к границе, а навстречу им двигались части заслона и те подразделения пограничников, которые было решено отвести в тыл. И если отвод войск происходил демонстративно и днём, то выдвижение на позиции и занятие передовых рубежей делалось ночью и скрытно.
Японские наблюдатели исправно фиксировали происходящее, а спецназовцы, частично сменившие пограничников, имитировали обычную жизнь застав.
Нота японского правительства поступила в тот же день, что и в другой истории, и в качестве ответа подразделения Красной Армии заняли приграничные высоты: Заозёрную, Пулемётную, сопку Безымянную, высоты 62 и 68. Только на этот раз людей было больше, а окопы рылись полного профиля и как положено, да и пулемётов притащили по шесть штук на каждую высоту.
Сразу за озером, на высоте 54, расположились снайперы бригады спецназа и наблюдатели с оптикой и радиостанциями. Части сороковой дивизии РККА тоже были приведены в боевую готовность, но Кирилл больше надеялся на усиленный артдивизион, ставший в трёх километрах от спорных сопок, и на своих парней, уже ждавших сигнала.
29 июля японцы, как и предполагалось, начали накапливаться у подножия сопки Заозёрной, чтобы рано утром пойти на штурм. Плотный туман и ночь почти скрыли подготовительную фазу, но минам, установленным на склоне, было всё равно. В зону пулемётного огня не дошёл ни один солдат.
30 числа в атаку пошли куда более серьёзные силы, и пограничникам пришлось поработать, отражая атаку, но и этот штурм захлебнулся. А ночью на территорию противника просочилось сразу двадцать диверсионных групп.
Основное внимание было уделено артиллерийским батареям, складам и бронепоездам, которые японцы подогнали к месту конфликта. Из-за возникшей неразберихи некоторые объекты были заминированы дважды, а больше всего не повезло артбатарее, которая находилась на маршруте возвращения первых пяти групп. Именно здесь диверсанты тратили оставшуюся неизрасходованной взрывчатку.
Утро Квантунской армии началось не с побудки горниста, а со взрывов, доносящихся со всех сторон. Командующий 75-м полком 19-й дивизии полковник Котоку Сато тоже «нашёл» заботливо поставленную растяжку – и отправился в сады Аматэрасу,[142] вместе с тремя сотнями своих подчинённых.
Дольше всего горел бронепоезд, к которому было не подойти из-за рвущихся в нём снарядов и патронов, а артиллерийская батарея просто превратилась в лунный ландшафт с торчащими из земли останками людей и техники.
День 31 июля прошёл тихо. Японцы восстанавливали порванные линии связи, подвозили новые пушки и заполнили все дороги патрулями. А ночью вновь вышли на охоту спецназовцы.
Теперь дело дошло и до открытых столкновений, но при наличии бесшумного оружия, патрули вымирали раньше, чем успевали оглянуться. На этот раз достали и второй бронепоезд, заминировав его с особой тщательностью. А утром прилетела авиация и нанесла удар по разведанным целям.
Более двухсот самолётов почти час утюжили позиции Квантунской армии и штабы, а поскольку зенитная артиллерия была полностью выбита, пилоты вернулись на базу, не потеряв ни одного самолёта.
Павел Рычагов[143] руководивший военной авиацией Дальнего Востока, не поленился лично прибыть на КП бригады и долго тряс Кириллу руку, благодаря за уничтожение зенитной артиллерии японцев.
Такая война совсем не понравилась командованию Квантунской армии, и они попробовали атаковать на участке других погранотрядов, но своевременно окопавшиеся пограничники дали жёсткий отпор, и японцы вновь откатились. А уже 4 августа посол Японии в СССР Мамору Сигэмицу предложил начать мирные переговоры по урегулированию конфликта.
Возвращался Кирилл самолётом, вместе с Рычаговым, командармом Штерном и несколькими другими командирами. Атмосфера в самолёте была дружеской, и командиры искренне радовались тому, что обошлось без серьёзных потерь. При этом Рычагов всячески нахваливал Новикова, потому что отлично понимал, что могло быть в случае не подавленной ПВО. А вот Григорий Михайлович Штерн держался несколько отстранённо, полагая, что Новиков украл у него львиную долю заслуг по разгрому японской группировки, а ещё более от того, что Новиков ещё в день приезда вежливо, но твёрдо отказался занимать окопы первой линии, объяснив, что в окопах нет разницы между спецназом и пехотой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});