Война корон - Кристиан Жак

— Вижу гавань Авариса! — крикнул дозорный с мачты. — Торговых судов там нет, одни египетские барки.

«А мальчишка не так уж глуп. Из него выйдет толк, пожалуй. Не просто будет с ним сладить», — уважительно подумал Яннас.

— Корабли гиксосов мощнее и тяжелее наших. Если они пойдут на таран, нам не выстоять, — сказал градоначальник Эмхеб.

— Единственный выход — немедленно повернуть к востоку. Не разделяться. Мы прорвемся!

Гиксосы не ожидали столь быстрой и решительной атаки, поэтому не успели преградить путь египтянам. На некоторое время они даже растерялись, и Камос решил, что прорыв удался. Однако вскоре в ход пошли канаты и крючья: гиксосы начали захват египетских барок. Завязалась кровопролитная сеча.

Первого же врага, ступившего на палубу передового судна, настиг топор Усача. Двое других отведали меча Афганца. Яхмес, сын Абаны, и его лучники стреляли без устали.

Многим баркам удалось уйти от погони, но некоторые пострадали всерьез.

Резня на передовом судне продолжалась. Воины Эмхеба не зевали, посылали стрелы без перебоя, чтобы отогнать от главной барки еще один корабль гиксосов. Египтяне жертвовали собой, прикрывая фараона.

Яннас застрял в западном канале. Ему мешали собственные неповоротливые суда. Флотоводец рвался в бой и чуть не плакал с досады.

Хонсухотеп вел барку. Камос сражался с невероятной яростью и отвагой. Огромный гиксос занес над ним топор. Усач бросился царю на помощь. Он сразил великана, вонзив меч ему в брюхо, но тот все равно успел рубануть Усача по левому виску. Потеряв сознание от дикой боли, храбрец повалился на борт и едва не упал в воды Нила.

— Ура! Мы вырвались! — радостно воскликнул Хонсухотеп, подбадривая египтян.

Действительно, корабли гиксосов отстали.

Один из врагов подкрался к Афганцу со спины, и тому бы не выжить, если бы не Анат. Она вовремя ударила подлеца кинжалом. Афганец обернулся на крик и добил гиксоса. Тут глазам Анат открылось ужасное: к Камосу, стоявшему на носу барки, приближался гиксос с копьем.

Никто больше не видит, какая опасность грозит царю. Кричать бесполезно: возлюбленный не услышит.

Собрав все силы, Анат бросилась наперерез, и копье пронзило ее.

Юный царь, вне себя от горя, понял, что любимая пожертвовала жизнью ради него. Не разбирая дороги, наступая на трупы, он ринулся на убийцу. Мощным ударом раскроил ему череп и застыл с окровавленным мечом в руке.

Войско Яннаса впервые понесло столь значительные потери. Немало истребили египтян, но гиксосов полегло больше. Камос оказался талантливым военачальником, и египетские барки не подвели.

— Продолжаем погоню? — спросил флотоводца его помощник.

— Нет, нам их не догнать. К тому же вполне возможно, Камос хочет заманить нас в ловушку. Их флот во много раз превосходит наш. Впрочем, разлив Нила не вечен. Когда-нибудь все равно их сомнут колесницы гиксосов.

Лучники на стенах крепости радостно приветствовали флотоводца-победителя, отогнавшего врага от столицы. Воины и раньше его обожали.

Теперь он спаситель Авариса, правая рука правителя Апопи. Хамуди с мрачностью думал о том, что Яннас вскоре совсем оттеснит его. Придется кланяться наглому выскочке.

Раньше распорядитель казны не заботился о войске, больше поощрял тюремщиков, палачей, соглядатаев. Нужно исправить эту ошибку, пока не поздно.

Когда Хамуди вернулся домой, его встретила сияющая Има.

— Мы спасены! Ведь, правда, мы спасены?

— Отправимся во дворец. Ты навестишь госпожу Танаи. Я переговорю с владыкой.

Апопи сидел в самом темном углу в простом кресле без украшений.

— Владыка, флотоводец Яннас обратил в бегство презренных египтян!

— Ты, похоже, им недоволен, верно?

— Наоборот! Я счастлив. Хотя жаль, что погибло столько храбрецов и потонуло много кораблей. Лишь по этой прискорбной причине флотоводец не погнался за врагом и не добил его. И еще одно печальное упущение отравляет мне праздник: Камос по-прежнему жив и здоров.

— Ты уверен? — в голосе правителя слышалось зловещее злорадство.

59

Безутешный Камос рыдал над бездыханной Анат, сжимая ее остывшую руку.

Усач не ушел на речное дно. Его вовремя оттащили от борта, но он по-прежнему лежал без сознания, истерзанный и окровавленный. Кошечка в ужасе осматривала его раны. Хвала богам, смертельных нет! Только левое ухо разрублено.

— Скорей, принеси обезболивающее!

Помощник подал целительнице маленький круглый сосуд с особым, весьма действенным снадобьем, в состав которого входил опиум. Кошечка влила несколько капель в приоткрытый рот Усача. Теперь ее возлюбленный несколько часов будет спать, не чувствуя боли.

Она обмакнула полотняный лоскуток в смолу явора и обтерла рану. Лезвием кинжала аккуратно отрезала клочья содранной кожи. Затем сшила ухо льняной нитью, ловко орудуя тончайшей бронзовой иголкой.

— Думаешь, срастется? — усомнился Афганец.

Кошечка обиделась всерьез.

— Все срастается, если сшила я. Подойди-ка! Что у тебя с плечом? Рваная рана? Сейчас и тобой займемся.

Афганец вдруг медленно осел на палубу. Его тяжело решило, и, хотя он держался до последнего, боль взяла свое.

Фараон смотрел, как тело его самоотверженной подруги заворачивают в погребальные пелены. Его сердце рвалось на части.

— Разворачивайся к Аварису! Назад! — внезапно приказал он.

— Люди устали. У нас много раненых, — попробовал вразумить его градоначальник Эмхеб, который и сам едва держался на ногах.

— Покажем гнусным гиксосам, что с нами так просто не справишься!

— Государь, опомнись!

— Пусть воины умоются, облачатся в чистые одежды и готовятся к бою. Мы снова атакуем Аварис!

Флотоводец Хонсухотеп послушно подал знак другим баркам.

Кошечка, закончив перевязку, подбежала к градоначальнику в испуге.

— Что случилось?

Тот бессильно опустился на груду свернутых канатов.

— Мы возвращаемся. Гиксосы празднуют победу и не ждут нас. Яннас не готов к обороне города. Фараон хочет воспользоваться этими преимуществами. Захватить их врасплох.

— Но их по-прежнему больше! У нас столько раненых и убитых.

— Это так, — согласился Эмхеб.

— Яннас — опытный воин. Его врасплох не возьмешь.

— Все верно.

— Значит, мы идем на верную смерть?

— Правильно, моя умница.

Дозорные в Аварисе решили, что им мерещится. Должно быть, от жары и ярких бликов на воде что-то приключилось с глазами.

Вот и в пустыне многие видят миражи. Не мог же египетский флот обратиться вспять?