Исторические предпосылки создания спецназа, 1701-1941 гг. [том 1] - Сергей Козлов

Есть явления, которые требуют отношения к ним особенного, свободного, по возможности не ограничиваемого никакими излишними искусственными правилами — отношения, дающего простор личности и применению индивидуальных сил человека. К таким явлениям, без сомнения, относится и малая война. Принцип свободы должен сказываться во всех её проявлениях. В большинстве случаев это будет общий принцип малой войны: уязвлять фланги и тыл противника, разузнавать о его силах и расположении и мешать производить эти действия по отношению к своей армии. Растянутый фронт современных армий, необходимость большого количества обозов и складов для скорострельных пушек, магазинных ружей и пулеметов, хрупкая и в то же время необходимая телеграфная и телефонная связь, уязвимость самих дорог (железных) — это ли не условия, благоприятные для развития партизанских действий»3.

Как мы видим, статья была написана С. Кедриным спустя всего два года после окончания русско-японской войны. До начала Великой войны 1914 года было еще семь лет. Срок достаточный для того, чтобы исправить недостатки организации и ведения партизанских (диверсионных) действий, выявленных войной. Однако по российскому обыкновению, этого сделано не было. Забегая вперед, вынужден признать, что такая халатность еще не один раз будет иметь место в военной истории России XX века.

(Опыт специальных действий в Первой мировой войне 1914—1918 гг.)

Хочется обратить особое внимание читателей на то, что к началу Великой войны лишь в Российской армии существовали, даже не отдельные развед-диверсионные подразделения, а настоящий род войск, которым уже более 60 лет являлись пластуны. По свидетельству Сергея Чуркина, всего на фронтах Германском, Румынском и Турецком воевало 24 кубанских, 6 донских, 2 терских пластунских батальона, а также несколько отдельных дивизионов и сотен. Надо отметить, что эта группировка специальных сил на трех фронтах является значительной даже по современным меркам. К примеру в Афганистане с 1985 по 1988 год действовало восемь отрядов (батальонов), сведенных в две бригады, и одна отдельная рота. Как уже отмечалось ранее, у российских военных имелась вполне современная и стройная теория ведения малой войны в тылу врага.

В Первую мировую Кубанское казачье войско выставило уже 22 батальона — более 20 тысяч первоклассных стрелков и разведчиков, сведенных в шесть бригад, воевавших на Юго-Западном и Кавказском

фронтах. Их разведгруппы проникли даже в Месопотамию (ныне Ирак) и установили контакт с войсками союзной Британии.

Лето 1915 года, ожесточенные бои в Галиции — пластуны вскрывали австрийские позиции, уничтожали артиллерийские объекты, приводили языков. Внезапным ударом они заняли высоту 264, которую в течение трех дней не могли взять два пехотных полка. Австрийцы бросили в бой знаменитых тирольских стрелков, что закончилось для них смертью или пленом. Уже к апрелю 1915 года было награждено свыше 9 тысяч (!) пластунов - факт красноречивый. Что же касается потерь: в этой войне в конных полках сменилось два состава, в пластунских батальонах — три!

Тем не менее в Ставке не смогли должным образом использовать имеющиеся силы и теоретические знания.

Генерал Русской императорской армии, командовавший с 1917 года Северным фронтом, В.Н. Клембовский об этом вспоминал: «Хотя в мирное время достаточно говорилось и писалось, официально и неофициально о пользе развития в широком масштабе партизанских действий против Германии с целью замедлить и затруднить ее мобилизацию, а затем и вторжение в наши пределы... наш Генеральный штаб ничего не подготовил для этого и, по-видимому, даже забыл о таком вспомогательном средстве борьбы с противником»4.

«Напротив, отдельные наскоки русских кавалерийских частей, оказавшихся отрезанными от своих и пытавшихся таким образом беспокоить вражеские тылы, русским командованием либо просто не замечались, либо вызывали неудовольствие своей «неправильностью».

Например, в сентябре-октябре 1914 года в результате крайне быстрого наступления германской пехоты генерала Гинденбурга на Варшаву на левом берегу Вислы оказались отрезанными от своих дивизий несколько эскадронов русской кавалерии. Это были 6-й эскадрон 14-го уланского Ямбургского полка, 5-й эскадрон 14-го гусарского Митавского полка и 1-й эскадрон 5-го гусарского Александрийского полка.

Появление русских конных разъездов в тылу немецкой армии и совершённый ими налёт на германский обоз так обеспокоили командование противника, что оно было вынуждено послать на поиски отряд, состоящий из кавалерийскою полка и батальона пехоты.

Не сумев сразу поймать ускользнувшие от них эскадроны, немцы развесили в ближайших деревнях воззвания, где предлагали русским добровольно сложить оружие и сдаться. Однако русские кавалеристы этим призывам почему-то не поверили и продолжали свои поиски по вражеским тылам. Местные крестьяне были настроены по отношению к русским вполне доброжелательно, снабжали их продовольствием и фуражом, а, кроме того, неукоснительно предупреждали об опасности. Когда же в результате успешных действий русских войск в Варшавско-Ивангородской операции неприятель отступил, эскадроны благополучно вышли из германского тыла навстречу наступающей пехоте 9-й Русской армии.

Парадоксально, но командование Русской армии не только не смогло понять открывающиеся перед ним перспективы (с точки зрения начала полномасштабной партизанской войны), — оно даже не оценило по достоинству действия солдат и офицеров. В официальном документе, разбиравшем их деятельность в тылу, говорилось, что «старший из эскадронных командиров свел свою деятельность лишь к пассивному блужданию по тылу с целью найти выход из опасного положения, совершенно не думая о причинении вреда противнику»5.

«Но естественная потребность партизанских действий и сознание той пользы, которую они могли принести нам, сказались в больших количествах предложений о сформировании отрядов, которые стали поступать в штабы фронтов и в Ставку. Судя по архивным документам, первым с подобным предложением обратился в Ставку А. Кучинский в августе 1915 года. Его проект остался неосуществленным, да и грешил много в организации отрядов. Основной единицей он считал «летучую сотню» в составе 200 всадников, 100 пехотинцев, 2 орудий, 2 пулеметов и 4 патронных двуколок. Сформированные сотни сводятся по три в один отряд, получающий номер и наименование по губерниям. Таких отрядов он предлагал организовать 100, а затем увеличивать их число.

Поступившие в Ставку предложения о сформировании партизанских отрядов, на которые она отвечала согласием, побудили ее несколько урегулировать этот вопрос. [...] Так как в Ставке не оказалось лиц хотя бы теоретически знакомых с партизанской войной, то всё ограничилось запросом штаба Верховного главнокомандующего во все фронты:

1) Сколько и какие отряды сформированы на фронте?

2) Не следует ли выработать для них общий штат?»6

На Северном фронте

На момент запроса в составе Северного фронта уже действовало шесть партизанских отрядов. Три из них состояли их трех офицеров и пятидесяти пяти нижних чинов, включая унтер-офицеров. Еще три отряда также имели схожую меж собой численность и структуру. В их состав входило сто тридцать человек, которые, помимо стрелкового оружия имели два пулемета. Отрядом командовали пять офицеров. В ноябре того же года в составе Северного фронта был сформирован еще один конный партизанский отряд, особой важности, самый многочисленный из всех на этом фронте. Его численность составляла 304 человека, из которых одиннадцать было офицеров. В отряде также был пулемет. Вот сведения короткие об одном из офицеров вновь сформированного отряда: «Станислав Булак-Булахович, поступил в 1914 году добровольцем во 2-й лейб-уланский Курляндский Александра II полк. В 1915-м за отличия он произведен в офицеры, а ноябре

того же года командирован в партизанский отряд особой важности при штабе Северного фронта. В районе Риги отряд, в котором служил Булак-Булахович, совершал вылазки в тылы немецкой армии. Булак-Булахович, отчаянно смелый и хладнокровный офицер, впрочем, несколько неопрятный и склонный к экстравагантности в одежде, был пять раз ранен и награжден шестью орденами и тремя солдатскими Георгиевскими крестами»7.

На Западном фронте

При отступлении Западного фронта было выделено из состава действующих частей шесть отрядов, которые остались на занятой противником территории и приступили к разведывательно-диверсионным действиям. Два отряда были конными, по семьдесят—восемьдесят всадников, которыми командовали три офицера. Другие четыре отряда были партизанскими, меньшими по числу. В зависимости от поставленных задач в состав отрядов входило от девяти до двадцати пяти нижних чинов, которые действовали под командой двух офицеров.