Великая война. Верховные главнокомандующие - Юрий Никифорович Данилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следовательно, Данилов занимался в своем кабинете, помещался же он в вагоне Н. Н. Янушкевича, где у него было обыкновенное небольшое купе 1-го класса. Этим кабинетом собственно и жили, прежде всего, сам Великий князь, а за ним весь его поезд и вся Ставка. Здесь решались главные задачи военных действий, здесь получались все сведения о происходившем на фронте, – это был пульс и средоточие всей жизни Ставки, от которого зависело и самое настроение Великого князя и его окружающих, либо приподнятое, веемое, либо подавленное, мрачное.
Около дома, в котором работало Управление генерал-квартирмейстера, стоял поезд Великого князя. Он состоял из шести вагонов: личный вагон самого Верховного, в котором Великий князь помещался со своим братом, Великим князем Петром Николаевичем; рядом – вагон начальника штаба, где помещался и генерал-квартирмейстер, a также адъютант начальника штаба; с другой стороны вагона Великого князя был вагон-столовая, а за ним два вагона для состоящих при Верховном главнокомандующем представителей иностранных армий и для свиты Великого князя и состоящих при Его Высочестве лиц.
Самая трогательная дружба связывала братьев великих князей. Сам Верховный, кажется, называл брата своими «валериановыми каплями». Великий князь Николай Николаевич до войны был известен своей нервностью, вспыльчивостью, горячностью. На посту Верховного главнокомандующего ему пришлось много над собой работать, чтобы сдерживать свои порывы раздражения и не проявлять их.
Могу сказать, что мы, не стоявшие в постоянной непосредственной близости к Верховному, очень редко видели такие проявления нервных вспышек и горячности. Трудные дни на фронте, во время неудач, Великий князь переживал очень тяжело, видно было, что он страдал. В эти дни младший брат буквально не отходил от него, успокаивал его, ободрял, я бы сказал, заменял нежную, любящую жену.
Кстати сказать, насколько я знаю, Великий князь ежедневно писал Великой княгине [Анастасии Николаевне] и также аккуратно получал ответные письма; даже если надо было куда-нибудь выезжать из Ставки, то принимались меры, чтобы ускоренно доставить письма Великой княгине.
Так же успокаивающе влиял в тяжелые дни на Великого князя состоявший при Его Высочестве генерал-адъютант светлейший князь Голицын.[236] Никаких обязанностей он не имел, но, насколько я знаю, между ним и Великим князем были давнишние близкие отношения. Этот замечательно красивый, прекрасно сохранившийся, благородный старик сразу приобрел общее уважение и расположение всех чинов штаба той простотой обхождения, удивительно милой манерой себя держать по отношению даже к самым младшим (чего нельзя было сказать про всех лиц Ставки).
Затем, тоже в поезде Великого князя, находился протопресвитер военного и морского духовенства отец Георгий Шавельский. Великий князь особенно ценил и почитал о. Георгия, с которым вообще был близок, а в тяжелые минуты особенно любил искать у него утешения, открывая свою душу. Впоследствии от о. Георгия, которого я тоже высоко почитал и уважал, я не раз слышал отзывы о Великом князе, как о человеке исключительно верующем, редком христианине.
Представителей иностранных армий с самого начала нашего пребывания в Ставке было четыре: английский генерал Вильямс, французский генерал маркиз [П.] де Лагиш, бельгийский генерал барон Риккель и сербский полковник [Б.] Лайткевич [Лонткевич]. От Янушкевича я постоянно слышал похвалы двум главным, т. е. Вильямсу и Лагишу, за то, что они всегда шли навстречу тем желаниям Верховного, которые он им предъявлял в отношении заявлений своим правительствам. У чинов же Ставки по отношению к Лагишу установились настолько симпатичные отношения, что впоследствии, когда после двухлетнего пребывания в Ставке он ее покидал, чины штаба решили поднести ему на память подарок.
Генерал Вильямс, как и надлежит англичанину, держал себя несколько более сухо и сдержанно, менее доступно, но без той, свойственной англичанам дерзкой надменности и чопорности, которая на нас, русских, так отталкивающе всегда действует. Бельгийский представитель собственно не мог иметь какого-либо значения, ибо в самом начале войны Бельгия была занята немцами. Кроме того, и сам барон Риккель был мало похож на настоящего военного. Это был толстяк, любитель поесть и выпить, очень добродушный и милый. Он очень любил смеяться, и тогда на него нельзя было смотреть без смеху, так как весь его большой живот при этом буквально прыгал.
Серб Лайткевич [Лонткевич] был значительно моложе остальных, на него и смотрели как на молодого. Он великолепно говорил по-русски и часто служил переводчиком для других представителей. Он быстро сошелся со многими офицерами Генерального штаба Ставки, и вообще с ним установились самые лучшие отношения. Личная свита Великого князя состояла из шести адъютантов: полковников князя [П. Б.] Щербатова, графа [Д. Г.] Менгдена[237] и [А. П.] Коцебу,[238] штабс-ротмистра [И. Х. фон] Дерфельдена[239] и корнета князя [В. Э.] Голицына;[240] шестым был полковник князь Кантакузин,[241] который в начале войны был ранен в строю своего полка и приехал позднее, оправившись от ранений.
Из адъютантов мне более всех нравился князь Щербатов; это был очень милый простой человек, чуждый каких-либо интриг, какой-либо фальши; всякое возложенное на него поручение он исполнял с особой обстоятельностью, даже педантичностью. Общим любимцем великокняжеского поезда был молоденький, только недавно женившийся князь Голицын, действительно очень симпатичный мальчик.
Должность гофмаршала занимал управляющий делами Великого князя, генерал [М. Е.] Крупенский; это был его старый, преданный слуга, большой хлопотун и, иногда, суета. В Ставке почти постоянно находился и заведующий конторой Великого князя, полковник [В. А.] Балицкий. Я его знал давно, еще по его службе в штабе округа. Тут я увидел его страшно растолстевшим, – он составлял прекрасную пару генералу Риккелю как по своей комплекции, так и по любви хорошо поесть и выпить. Человек он был дельный и очень тонкий.
В великокняжеском же поезде помещался Комендант Штаба, генерал Саханский. Это единственный чин штаба, который был избран самим Великим князем, хотя был подчинен дежурному генералу. Еще в Петербурге Н. Н. Янушкевич предупредил меня, что Великий князь имеет на эту должность своего кандидата, в преданности которого он вполне уверен. До войны Саханский занимал должность командира Гвардейского полевого жандармского эскадрона, который составлял конвой Ставки. Генерал Саханский почти до самого моего отъезда занимал должность коменданта штаба. Это был безусловно честный и высоко порядочный человек, скромный и старательный, несколько суетливый
