Великая война. Верховные главнокомандующие - Юрий Никифорович Данилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как бы то ни было, пришлось заняться изучением того, чем предстояло заниматься на новой должности. Пришлось сразу же прийти в отчаяние: по штату состав Управления дежурного генерала был совершенно ничтожный: один штаб-офицер по хозяйственной части, назначенный из интендантства, и два штаб-офицера по инспекторской части, взятые из моего отдела. Ни одного офицера Генерального штаба не полагалось, между тем, как на Управление дежурного генерала возлагалось ведение всех штатных изменений в армии, как в войсках всех родов оружия, так и во всех войсковых управлениях и учреждениях, словом – все организационные вопросы. Кроме того, учет технических средств, артиллерийских запасов и т. д., словом – масса вопросов, ничего общего не имевших с моей деятельностью в Главном штабе и мне совсем мало знакомых.
Произошло это потому, что при рассмотрении штатов полевых штабов старались елико возможно их сократить, дабы не повторилась история Японской войны с колоссальным штабом Главнокомандующего. Здесь, однако, перестарались.
Отправился я к исполнявшему, за предстоящим уходом Н. Н. Янушкевича, обязанности начальника Генерального штаба М. А. Беляеву. Тот сейчас же вошел в мое положение и выделил из Управления по устройству и службе войск трех офицеров Генерального штаба, а четвертого я получил из Управления генерал-квартирмейстера Генерального штаба. Таким образом, как только была объявлена война, пришлось еще в Петербурге выпустить приказ Верховного главнокомандующего об увеличении штата моего управления.
Отъезд штаба из Петербурга в место, избранное для Ставки и хранившееся в секрете, назначен был на 31 июля. Оставшиеся до отъезда дни были посвящены сборам в поход. Как я теперь вспоминаю, все эти сборы были прямо комичны. Началось с того, что в Офицерской кавалерийской школе мною был куплен конь «Дум-Дум», красавец с виду, которого мне посоветовал взять сам начальник школы, лично хорошо меня знавший. Надо сознаться, что в то недолгое время, которое я провел в строевых штабах до поступления в Главный штаб, а именно 4 1/2 года, я мало ездил верхом, ибо 2 1/2 года служил в Финляндии, где ездил верхом только на небольших маневрах и притом на лошадях [20-го] Финляндского драгунского полка, т. е. на финках и на уздечке. Последние два года в Петербургском округе, правда, пришлось ездить несколько больше, но все же хорошим ездоком и знатоком лошадей назвать себя я никак не могу. Ну, а поступив в 1899 г. в Главный штаб, я садился на коня только на больших Курских маневрах.
Нет ничего мудреного, что хваленый красавец конь оказался совсем старым, очень пугливым, горячим и совершенно непригодным для езды в поле. Но, как вскоре выяснилось, конь мне был совершенно и не нужен, так что я заявил своим офицерам, что сяду на своего «Дум-Дума» только тогда, когда мы будем торжественно въезжать в Берлин… и, действительно, за все три года я на него ни разу не сел, а под конец он так состарился, что после моего отъезда из Ставки его с трудом продали в Могилеве за бесценок.
Заведено было, конечно, седло и все принадлежности, куплен револьвер, бинокль, сумка для карт и прочее все так и осталось неиспользованным, а зато когда мне пришлось в первый раз поехать на автомобиле в армию, то мои офицеры заставили меня взять теплые перчатки и полушубок у одного из них, доказывая, что в шинели я замерзну. Пришлось послушаться и вместе с тем спешно заказать себе полушубок. Все это показывает, насколько мало мы имели представления о том, что, собственно, нам понадобится.
Итак, время проходило в покупках и приготовлениях к отъезду. Работы почти никакой не было, ибо вся работа по Главному штабу велась уже заменившим меня генералом Архангельским, а по новой должности работы было очень немного. К Н. Н. Янушкевичу я заходил все же каждый день. Он рассказывал мне, что вопрос о том, кто будет Верховным главнокомандующим решен был не сразу, ибо Государь Император сам хотел стать во главе армий, но министры упросили Его Величество не оставлять управления государством.
Тогда, после некоторого колебания, был назначен Великий князь Николай Николаевич, причем Государь Император выразил пожелание, чтобы никаких изменений в замещении высших должностей штаба Великий князь не делал. Несмотря на то, что Его Высочество совершенно не знал Н. Н. Янушкевича, он беспрекословно покорился воле Его Величества и оставил его своей правой рукой, равно как и всех его помощников. Единственным лицом, назначенным по выбору Великого князя, был комендант штаба, бывший командир Гвардейского жандармского эскадрона [С. П.] Саханский.[223]
До выезда нашего в Ставку Янушкевич несколько раз ездил в имение Великого князя, Знаменское. Всем же остальным было указано, что Великий князь познакомится с чинами штаба по приезде в Ставку. Н. Н. Янушкевич рассказал мне также, что после принятого решения и отданного распоряжения начать общую мобилизацию армии, Государь Император, под влиянием полученной от Императора Вильгельма успокаивающего свойства телеграммы, отдал распоряжение (кажется, лично Н. Н. Янушкевичу, по телефону) приостановить общую мобилизацию, заменив ее частичной мобилизацией для войны против Австро-Венгрии.
Произошло это вечером, и высшим военным начальникам, т. е. Янушкевичу и военному министру, предстояло крайне важное решение: привести в исполнение Высочайшее повеление значило испортить все дело мобилизации и тогда, в случае нового решения, все-таки возобновить ее, это оказалось бы крайне трудным и внесло бы в это сложное дело страшную путаницу; с другой стороны, можно было повременить с приведением в исполнение повеления Его Величества хотя бы до утра, до личного доклада, – но это явилось бы уже неисполнением Высочайшей воли. После совещания с министром иностранных дел [С. Д.] Сазоновым решено было ничего не приостанавливать до утра. На следующее утро Государь Император окончательно повелел производить общую мобилизацию всей армии.
Все это время настроение в столице было крайне приподнятое и высокопатриотическое. Не говоря уже о том, что творилось перед дворцом в день объявления войны, когда народ стал на колени перед появившимся на балконе Государем, но каждый день и по несколько раз в день ко дворцу собирались громадные толпы с хоругвями, царскими портретами и пением «Боже Царя Храни». Окна нашей квартиры выходили на Большую Морскую, около Арки Дворцовой площади, и все эти манифестации происходили на наших глазах.
Между тем мобилизация шла. В тот день, когда по военно-конской повинности должны были быть приведены лошади и из них выбраны обозные лошади в Штаб Верховного главнокомандующего, я поехал на плац 1-го кадетского корпуса, куда была приведена масса
