Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник. - Алексей Зверев

Уже три недели Дженет консультируется у психолога в бесплатной клинике психиатрической помощи. Он маленького роста и не из их штата, приезжий. Зовут его доктор Мэнниак, но она, пользуясь схожестью слов, произносит «Маньяк». Шутка его не забавляет, и он делает вид, что слышал ее тысячу раз. А еще доктор все приговаривает, в точности как Боб Ньюхарт в старом телешоу: «Не волнуйтесь, ничего страшного». Это, видно, первая заповедь в их учебнике, решает Дженет.

Она рассказывает, как у Дональда в последние дни работы на лесоскладе обрушился штабель древесины: нарочно свалил, а почему — сам не знает. Вскоре он оттуда ушел, и начались рассказы про Большую Берту. Доктор вроде ждет, что она сама обо всем этом скажет, а что делать — не говорит, и это выводит ее из себя. После трех визитов Дженет окончательно разозлилась и решила, что не стоит выкладывать все подряд. Пусть сам гадает, спал с ней Дональд или нет, когда приезжал домой в последний раз.

 — Расскажите о себе, — просит он.

 — А что именно?

 — Вы так туманно про Дональда рассказываете, что у меня создается впечатление, будто он для вас важнее жизни. Я Не могу его точно представить. Интересно, как это характеризует именно вас.

Он подносит к носу кончик галстука и нюхает его.

Дженет предложила привести Дональда самого, но врач как-то сник и ничего не ответил.

 — В последний приезд опять ему кошмар снился: будто он прячется в высокой траве, а его разыскивают.

 — Ну и что вы про это скажете? — заинтересовался Маньяк.

 — Кошмары снятся не мне, а мужу, — холодно возразила Дженет. — Я пришла к вам насчет него посоветоваться, а вы дело так повернули, будто это я тронулась. Не сумасшедшая я, просто одинокая.

Мать Дженет из-за стойки умиленно смотрит, как Родни нажимает на кнопки музыкального автомата в закусочной.

 — Стыд, да и только, — говорит она со слезой в голосе. — Ведь мальчику нужен отец.

 — Ты что, хочешь, чтобы я подала на развод и завела для Родни нового папашу?

 — Нет, дорогая. — Она явно уязвлена. — Надо Дональда к вере привести. И самой следует молиться почаще. Что-то ты в церкви давно не была.

 — Съешь-ка барбекю, — басит отец, выходя из кухни. — И фунт домой возьми. Мальчик растет, его кормить надо.

 — Я хочу сводить Родни в церковь, — говорит мать, — ему не повредит. Пусть на людях побывает.

 — Подумают еще, что он сирота, — засомневался отец.

 — Ну и пусть. Я души в нем не чаю и хочу взять в церковь. Ты не против, Дженет?

 — Нет, я не против, возьми.

Отец протягивает мясо, завернутое в коричневую бумагу, на которой проступают пятна жира. Он все время дает так много барбекю, что в Родни оно уже не лезет.

Может, стоит развестись, если работа подыщется. Так, пожалуй, для ребенка будет лучше, размышляет Дженет. Только работа на дороге не валяется. Да и няньке надо будет платить, а на это все деньги ухлопаешь. Когда Дональд первый раз уехал и мать взяла Родни к себе, нашлось неплохое место в ресторане. Но однажды ночью в кухне полыхнул жир, и ресторан сгорел. После ничего подходящего найти не удалось, да и не хотелось Родни матери подсовывать, при ее-то хворях. А клиенты давали на чай и, расплачиваясь, оставляли на счете номера телефонов. Иногда совали в карман фартука доллары и записки. В одной она прочла: «Хочу за тебя подержаться». В основном это были агенты по продаже недвижимости и разные дельцы, работавшие по особым заданиям крупных компаний, любители побузить и крепко выпить. Они звали в круиз на «Дельта куинн», но Дженет не очень-то верила, уж больно дорого, им не по карману. А еще трепались про быстроходные катера, приглашали махнуть на озеро Баркли или покружиться на частном самолете. И чего им далось это слово — «покружиться». При одной мысли о подобном развлечении у нее дух захватывало. Однажды она согласилась покататься на «кадиллаке» с коммерсантом, который занимался электроникой. Они летели по пустынному шоссе, петляющему по Межозерью. В машине автоматически опускались стекла, были стереосистема и компьютер, который высвечивал на экране, сколько миль они проходят на галлоне бензина и разные прочие данные. Он сказал, что цифры сбивают его с толку и уже несколько раз он чуть не разбился. В ресторане коммерсант был душой компании, все приятели им восхищались, а наедине в «кадиллаке» оказался стеснительным, неуклюжим и, прямо сказать, не очень интересным. Уж если в той поездке и было что занятное, так это цифирки, светившиеся на приборной доске. В «кадиллаке» было все, разве только видеоигр не хватало. Но впредь лучше с Дональдом кататься, где бы ни пришлось заночевать.

Пока девушка из соцобеспечения заполняет бланки, Дженет прислушивается: не едет ли Дональд. Когда на улице затарахтела ее машина, совсем как старый «чеви», звук на мгновение вернул Дженет в прошлое. Теперь она опасается, как бы он не приехал. Девушка моложе Дженет, еще учится в колледже. Ее зовут мисс Бейли. Она полна оптимизма, будто по сравнению с другими ее подопечными у Дженет не жизнь, а малина.

 — А вашему малышу все еще снятся кошмары? — оторвавшись от папки, спрашивает мисс Бейли.

Дженет кивает и смотрит на Родни, который засунул палец в рот и притих.

 — У тебя, наверное, язык кошка утащила?

 — Покажи-ка тете свои картинки, — просит Дженет и объясняет: — Он не рассказывает про сны, он их рисует.

Родни несет альбом и молча перелистывает.

 — Хм, — произносит мисс Бейли. Рисунки хоть и не раскрашены, но для его лет сделаны очень уверенно. — А это что такое? Подожди, дай-ка я сама догадаюсь. Две порции мороженого, да?

На бумаге два больших круга во весь лист, а в уголке три тоненькие фигурки.

 — Это сиси Большой Берты, — говорит Родни.

Мисс Бейли прыскает и подмигивает Дженет.

 — А что тебе нравится читать, малыш?

 — Ничего.

 — Он читает, — не утерпела Дженет, — он умница.

 — А вы читать любите? — спрашивает мисс Бейли, бросив взгляд на стопку дешевых книжек на кофейном столике. На самом деле она, видно, хочет спросить, откуда взялись деньги на эти книжки.

 — Нет, — отвечает Дженет, — и так того гляди свихнешься.

Когда она пожаловалась Маньяку, что не может сосредоточиться на серьезных вещах, он посоветовал ей развлекательное чтиво — помогает отвлечься от действительности. «Проклятая действительность! — сказала она. — В ней-то и загвоздка».

 — Ай-ай-ай, — сокрушается Дональд. — Родни куда-то делся.

Родни опять сидит в шкафу.

 — Придется Санта Клаусу забрать назад все игрушки. А Родни так понравились бы и велосипед, и электронная игра. Санта Клаусу целый грузовик с фургоном понадобится — столько вещей увозить!

 — Ты же ему ничего не привез, ни разу ничего не привез, — взвилась Дженет.

Оказалось, привез: пончики и белье в стирку. Одежда опять выпачкана засохшей глиной, борода выцвела от работы на солнце. В общем, выглядит вполне жизнерадостно, как и всегда перед приступом хандры, которая накатывает ни с того ни с сего, как мигрень; говорят, мигрень тоже вот так — захлестывает вдруг штормовой волной.

Дональд выманивает Родни из шкафа пончиками.

 — Ты себя хорошо вел?

 — Не знаю.

 — Говорят, в торговом центре реву задал.

Да нет, Родни особенно не скандалил. Дженет уже объяснила: мальчик расстроился, потому что ему не купили электронную игру «Атари». Но как его винить за это? Она устала от того, что не может ему ничего купить.

Пока Родни жует пончики, Дональд рассказывает ему длинную, бестолковую историю про Большую Берту и рок-группу. Мальчик перебивает отца, задает уйму вопросов. Место для концерта оказывается свалкой ядовитых отходов, и зараза распространяется по всей стране. Как в такой ситуации собирается поступить Большая Берта — не ясно. Дженет на кухне: придумывает, что бы такое приготовить из картофельных полуфабрикатов и остатков барбекю.

 — Так больше нельзя, — говорит она вечером в постели. — Мы мучаем друг друга. Надо что-то менять.

Он улыбается как младенец.

 — Когда приезжаешь домой из Мюленберга — это Р и Р. Р и Р — значит «расслабление и роздых». Поясняю: в твоем понимании Р и Р — рок-н-ролл, а может, распутство и разврат. Или рвань и ржа.

Он смеется и сигаретой описывает кружок в воздухе.

 — Не такая уж я тупая.

 — Ведь я не куда-то уезжаю, а на карьеры. — Он вздыхает так, будто карьеры лежат у него на душе вечным бременем.

Дженет пытается представить, что ее ожидает в будущем: Дональд под замком в палате раскрашивает книжки с рисунками, лепит горшочки из глины. Они с Родни переехали в другой город к какому-нибудь нудному мужчине, с которым и в постель-то лечь противно. И она отваживается:

 — Конечно, я не пережила того, что выпало тебе, — говорит она, — и, может, не имею права об этом судить, но иногда мне кажется, что именно после Вьетнама ты стал считать всех недоразвитыми, будто то, что знаешь ты, остальным недоступно. Может, оно и так. Но при этом ноги-то у тебя есть, даже если ты забыл, что там у тебя еще и зачем оно нужно. — Она жалеет о сказанном, не может удержаться от слез, но, не утерпев, добавляет: — И больше не рассказывай Родни эти ужасные истории, а то его кошмары мучают, когда ты уезжаешь.