Сказки русских писателей - Павел Бажов

– Здравствуйте, звезды!

Видная ночь. Мать-земля растворяется.

– Ты самое Ночку темную видел? Где ее домик?

– За лесами, Лейла, за тиновой речкою Стугной – там, где бор шумит...

– Она – что же?

– Она в черном: перевивка на ней золотая, пересыпана жемчугом. Она легче пера лебединого.

– А где буря живет?

– Буря в пещерах. Ее, когда надо, вызывают криком хищные птицы.

– А хищные птицы какие?

– Черноперые птицы – красные когти, они прилетают из подземного царства.

– А радуга?

– Радуга сбирает воду.

– А откуда тучи идут?

– Тучи откуда...

– Вот и не знаешь! А дырка-то на небе! Разве ты не заметил?

Так птичкой болтая, говорунья Лейла делит с Алалеем дружную ночь. Зорко смотрит она, разбирает дорогу: запали пути – заросла вся дорога.

Путники поле проходят, другое проходят. Не сном коротается ночь.

Так и есть, это – Спорыш. Там – в колосьях-двойчатках! Как он вырос: как колос! А в майских полях его незаметно – от земли не видать, когда скачет он скоки по целой версте.

– Что он делает там в огоньке? – ухватилась ручонками Лейла: а сердце так и стучит.

– А ты не пугайся: он венок вьет.

– Из колосьев?

– Колосяный венок, золотой – жатвенный. А кладут венок в засек, чтобы было все споро, хватило зерна надолго.

– Сам он его понесет?

– Нет, он отдаст его самой, самой пригожей, и она, как царевна, понесет венок людям.

– Мне бы... хоть один колосок!

– А ты попроси.

Потухают звезды – звезда за звездою – робко бродят, разливают лучи. Потянул зорька-ветер. Тонкий вихорь обивает росу с темного леса.

И разомкнулась заря – божий свет рассветает.

Ой, как звонко смеется!

Лейла смеется так звонко.

Крепко держит она свое счастье. Лейле Спорыш отдал венок. Веселы будут дни.

И царевна – вольница Лейла в колосяном венке, а из колосьев, как два голубых василька, и видят и светят глаза.

– Ну а ты, Алалей?

– А я старым козлом за тобою, пусть завивают мне бороду!

– А песни ты не забыл?

– С этой дудкою, как позабыть!

– Да ты погульливее!

– Без песни свет обезлюдит.

Ой, как звонко смеется!

Лейла смеется так звонко.

Как весной из-за моря слетаются птицы, так потянулся с серпами народ в раздолье – на поле. Чуть надносится голос жатвенной песни, а за песней хоронится пляска.

И восхожее солнце высоко восходит, далеко светит через лес, через поле.

– Здравствуй, солнце!

Лютые звери

Летние дни короче – холоднее солнце.

Не чирикают птицы, не щиплет коростель колосья, пчелы состроили соты, и не блестит лист на березе.

Рябина зеленая, в ожерелье поникшая, – красная ягода.

Минуло лето, приходит милая осень.

– Лейла, дочь горностая, куда ты все смотришь?

– Ах, Алалей, куда ночью водил меня сон!

– Отчего ж ты меня не покликала?

– Да мне не страшно, – ластится Лейла.

– Нет, ты боялась.

– Только немножко.

– А что тебе снилось?

– Мне снилось... Я попала на поле, на поливанское поле! Не сухой тростник – стоит войско, не серые пчелы – летают пули, валятся тела, что лесные стволы, падают головы, что лесные листья, и течет кровь – стремнистая речка. А из-за крутых гор страшные грозною тучей идут на нас... И вдруг будто ночь, я скачу на коне – сивый конь, красное седло.

Лучатся шпоры, светятся подковки. Я степью скачу – ветер шумит, наступлю на камыш – огонек сверкает. Через рощу скачу – в роще падает роса. Вышла на поле – солнце взошло. Солнце взошло!

– А мне снилось, Лейла, будто ты в колыбели маленькая такая. Взял я тебя на руки, вот так, и понес.

– Не урони, Алалей!

Алалей запел песню. Подхватила Лейла любимую песню.

Пели вместе, не заметили: на зайца наткнулись.

На меже сидел заяц, навостря ухо, чесал себе спинку.

– В роще рубили деревья, – разговаривал сам с собою усатый, – возле рощи тесали, увезли на большую дорогу, будут строить новую лодку. По углам у лодки будет по кукушке.

– А мы будем кататься! – обрадовалась Лейла, соскочила на землю к зайцу.

А зайца не видать ушей – ускакал усатый.

Тихо. Тихая погода. Безветрие.

Земляной зеленый лягушонок свистит свою песню комарикам тонко.

Минуло лето, приходит милая осень.

– Лейла, дочь горностая, куда ты все смотришь?

– Ах, Алалей, к нам идет тигр!

– Постой, ты где его видишь?

– Да вон, рыжий, лапы медвежьи... он нас не тронет?

– Да это росомаха – северный тигр: он легок, как заяц, умен, как дрозд.

Росомаха немало была удивлена, слыша разговор Алалея и Лейлы. Росомаха догадалась, что им понятен язык зверей и птиц, – ели, должно быть, змеиную кашу! – и, не собираясь их трогать, близко подошла к ним и сказала:

– Путники, куда вы идете?

– К Морю-Океану, – ответила Лейла.

– К Морю-Океану? – переспросила росомаха.

– Да, тигр, – подтвердил Алалей, – нас отпустил сам кот Котофей Котофеич.

– Ведь это не очень далеко, за медвежьей берлогой?

– У! куда ваша берлога, дальше!

Росомаха немного смутилась.

– А вы Слона видели? – нашлась росомаха.

– Какого Слона?!

– А тут неподалеку, вы никому не сказывайте, живет один Слон Слонович. Мы, звери, скрываем Слона.

– Покажите нам вашего Слона!

– Уж и не знаю, – сказала росомаха, пожалевши, что зря сболтнула.

– Мы его трогать не станем.

– Ну, ладно, – сдалась росомаха и повела их Слона показывать.

Долго шли они лесом, пробирались сквозь чащу, проходили по грядам, по гривам и золотистым мхам, перепрыгивали через пни и колоды, через защербившийся пень ели, через побледневший пень березы, через позеленевший пень осины, через покрасневший пень ольхи и вышли в орешник.

– Я сейчас, я вас догоню, – сказала росомаха и грешным делом завернула за кустик.

И уж одни они шли без тигра, щипали орехи.

А за орешником открылась поляна.

Тут на поляне стоял старый-престарый Слон с клыками, весь с головы обросший длинною редкою шерстью.

– Здравствуйте! – сказал вдруг Слон и, помахав хвостом, стал медленно подымать хобот.

И не то чтобы испугавшись слонова пальца, а скорее от неожиданности, воскликнула Лейла:

– Нас привел к вам тигр, вон и сам он!

Росомаха подошла, как ни в чем не бывало.

– Не надоедайте долго Слону, – шепнула росомаха, – Слон смирный, как рябчик, а осердится, живо в клыки.

– Расскажите нам что-нибудь, Слон Слонович! – стали просить Слона Алалей и Лейла.

– Да, расскажите что-нибудь, Слон Слонович! – поддакнула росомаха и опять шепнула: – Не дергайте Слона за хвост, Слон не любит.

– Про мышь и сороку, хотите? – Слон улыбнулся и, взвив высоко хобот, пожевал нижнею длинной губою.

Алалей и Лейла, усевшись под самый слоний хобот на разбросанные кругом по поляне старые слоновые зубы, приготовились слушать. С ними на зубы уселась и росомаха.

– Жили-были мышь да сорока, – рассказывал Слон Слонович, – сорока сор метет, мышь огонь добывает. Так и жили. Раз ушла мышь за сеном, наказала сороке щи мешать. Сорока стала щи мешать и упала в горшок. Вернулась мышь, стучит: «Сестрица сорока, отвори, отвори!» А уж где отворить, если ни лапок – ничего: все во щах сварилось. Мышь отыскала щелку, пробралась во двор, отворила сарай, втащила воз сена, сено опростала и вошла в избу. Вошла мышь в избу, вынула из печки щи, принялась за еду. Попалась ей сорока. Обглодала она сороку дочиста, сделала из хребта лодку...

– По углам у лодки по кукушке! – перебила Лейла.

– Не мешайте Слону рассказывать, Слон спутается, – заметила росомаха.

А Слон уж спутался и начал Слон совсем про другое: то про какой-то хвост закорючкой, то про какую-то свинью полосатую да мерина, как приятели чуть-чуть было не съели друг дружку.

Росомаха долго наводила Слона на ум.

Наконец-то Слон опомнился.

– Тут ничего нет смешного и смеяться нечего, смеются одни индейские петухи, – сказал Слон Слонович и продолжал сказку: – Ну, сделала мышь лодку, спустилась к речке, уселась в лодку и поехала: у песчаного берега шестом отпихивается, у крутого берега веслом правит. А шест у ней из хвоста выдры, а весло у ней из хвоста бобра. Идет заяц: «Сестрица мышка, пусти меня!» – «Не пущу: лодка мала!» – «Я на задних лапках постою». – «Что с тобой делать, иди!» А потом и лиса, а потом и волк, все просятся в мышкину лодку. Мышка всех и пустила. Идет медведь: «Сестрица мышка, пусти меня в твою лодку!» – «Нас самих много: ты, косолапый, не поместишься!» – «Я на одной ножке постою». – «Иди, что с тобой делать!» Медведь уселся, лодка опрокинулась, и все потонули.

Слон опустил хобот, пощекотал пальцем слушателей и, махнув хвостом, сказал:

– Уж солнце садится, завтра будет ветрено.

– Поблагодарите Слона и идемте, Слон спать хочет, я вас на дорогу выведу, – шепнула росомаха.

Алалей и Лейла встали, поблагодарили Слона, погладили хобот – хобот у Слона Слоновича мягкий! – и тихонько пошли за росомахой.

Солнце уже скрылось, и только на холмах все еще лежал красноватый закат – солнце мертвых, словно разбрызгалась светлая кровь, как земляника.