Как любить животных в мире, который создал человек - Генри Манс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но больше всего нервирует в «Нарко» намек, будто то, что кажется местом обитания животных, на самом деле в основном представляет собой кокаиновые лаборатории. «С высоты трех тысяч метров Колумбия казалась раем нетронутых дождевых лесов, – рассказывает американский агент. – На земле все было иначе. Пабло [Эскобар] и его сообщники построили там суперлаборатории размером с небольшие города». Иными словами, для спасения дождевых лесов надо справиться с наркотиками.
Впервые я побывал в Колумбии в 2005 году в качестве аспиранта, и мысли у меня были схожие. Я читал газетные статьи, обвиняющие в обезлесении представителей среднего класса, которые покупают кокаин. Гражданская война в этой стране, подпитываемая наркотиками, стала не только человеческой трагедией, но и ударила по окружающей среде. Подобрать примеры было несложно: от ферм, где выращивали коку, до кокаиновых лабораторий, сливающих химикаты в лес, и утечек нефти после подрыва трубопроводов партизанами. Мы любим животных, а они – варвары.
Но постепенно ко мне пришло неприятное понимание, что колумбийский конфликт, такой ужасающий с точки зрения человека, для природы был лучше других вариантов. Партизаны, при всех своих грехах, не настолько глупы, чтобы вырубать собственные укрытия. (Я помню, как мне рассказывали об одном бежавшем боевике. Когда его спросили, как живется в сопротивлении, он признался, что его тошнило оттого, что вокруг, кроме зелени, ничего не было. В Боготе он от этой проблемы избавился.) Из-за войны тысячи квадратных километров леса оставались нетронутыми: международные горнодобывающие компании не хотели инвестировать в условиях, когда их сотрудников могут похитить, а скотоводы, в отличие от соседней Бразилии, неохотно колонизировали Амазонию.
Дождевые леса Колумбии были защищены не вопреки нарковойнам, а отчасти благодаря им. Крупные предприятия не интересовались дождевыми лесами, поэтому правительство спокойно отдало более четверти территории страны коренным народностям, а десятую часть выделило под национальные парки. Индейские резервации и заповедники могут частично совпадать, но вместе они покрывают бо́льшую часть колумбийской Амазонии. Общины аборигенов бывают разные. В соседней Бразилии некоторые поддерживают горнодобычу, но в Колумбии многие из этих групп – особенно если их общество не было разрушено болезнями и поселенцами в предыдущие столетия – воспринимают землю совершенно по-другому. Горы, реки и леса – это дом для их священных существ, вредить им было бы кощунством. Эти общины не хотят добычи руды и вырубок. Они хотят жить рядом с дождевым лесом. В Колумбии больше видов птиц, чем в любой другой стране. За три года проживания я видел многих из них – колибри, гоацинов, краксов – и не видел ни грамма кокаина.
Однако после заключения в 2016 году мирного соглашения времена изменились. В Амазонию теперь приезжают строить ранчо, и колумбийские политики этому рады. На смену дикой природе идут огромные монокультурные плантации по производству пальмового масла. Деревья исчезают. На снятых с воздуха видео теперь видны светло-зеленые прямоугольники, врезающиеся в амазонский лес. В основном это пастбища для скота. «Коровы съедают колумбийскую Амазонию», – как выразилась Бриджит Баптисте, один из самых известных биологов в стране. Выпас скота позволяет человеку быстро и дешево стать фактическим хозяином земли. В регионах, где государства почти не видно, владение – это девять десятых закона.
Нетронутые дождевые леса – гостеприимное место. Просто оно не для людей. В них есть множество тонких высоких деревьев, которые борются за свет, мясистых растений и лишайников, колонны муравьев, звуки птиц и жуков. Дождевые леса покрывают около 6 % поверхности планеты, но вмещают 80 % всех известных наземных видов. В бассейне Амазонки найдено больше видов рыбы, чем в Северной Атлантике. Я плыл на байдарке рядом с розоватыми речными дельфинами, слышал голоса обезьян, рыбаки рассказывали мне про арапаиму – гигантскую рыбу, которая дышит воздухом. По утрам я перепрыгивал с биноклем с одной вершины дерева на другую. В дождевом лесу растительность так густа, что если сойти с тропы всего на несколько метров, то можно никогда уже на нее не вернуться. Однако когда деревья вырублены, очень скоро уже сложно догадаться, что они когда-то тут вообще росли: чаще всего остается просто пропитанное влагой пастбище, едва ли более интересное, чем газон. Десятки метров растительности и жизни сводятся к десяти сантиметрам. Такой ландшафт полезен для людей, скота и немногим более того. Даже если позволить гектару амазонского леса снова расти в этом месте, через шестьдесят лет он все еще будет запасать в два с лишним раза меньше углерода по сравнению с прежним состоянием, а за двадцать лет не восстановится и половины древесных видов.
Колумбия просто следует глобальному тренду. Площадь сельскохозяйственных земель на планете выросла за последние двести лет в четыре раза, и их границы продолжают расширяться. В данный момент они уже покрывают половину пригодной для жизни территории. Во время медового месяца на Борнео я видел, как плантации масличных пальм врезаются в лес, а орангутанам остается ютиться в нескольких анклавах и полагаться на оставленные людьми бананы. Эти масштабные посадки каждый год уничтожают двести тысяч гектаров индонезийских девственных лесов. Звук цепных пил почти не смолкает, реки забиты пустой породой из нелегальных шахт, рыба в них почти полностью гибнет. Животные не просто исчезают с уничтожением мест обитания, – они заживо сгорают при выжигании леса или вынуждены бороться за пищу и территорию там, где еще могут жить. Некоторые орангутаны выживают рядом с посадками, некоторых фермеры стреляют. Кого-то удается спасти благотворительным организациям, но после возвращения в лес выживает из них лишь каждый пятый.
Верить в то, что мы живем с другими существами в гармонии, мешает неумолимая реальность: они исчезают с нашей планеты. Сельское хозяйство занимает более трети свободной ото льда поверхности земли. Посевы, животноводство, вырубка лесов, промышленные лесопосадки и другие виды деятельности Homo sapiens поглощают 25 % энергии, доступной всем видам животных. «Животные неспособны поблагодарить нас за то, что мы даем им жить, и, безусловно, не позволили бы жить нам, если бы мы поменялись местами. Но именно мы, а не они нуждаемся в том, чтобы жизнь
