Штормовое предупреждение - Тим Лотт

— Сейчас не время обновлять парк машин. У нас нет пока возможностей.

— Но процентные ставки по займам просто смешные, как раз сейчас можно купить машины очень выгодно. Через полгода сами будем жалеть, если не решимся. Морин, ты посмотри, какой подъем, бизнес процветает. Все богатеют прямо на глазах. А чем мы хуже? Ты представляешь, чего мы можем добиться через пять лет, если будем действовать смелее? Вилла в Испании. Дом с бассейном. Да мало ли что еще…

Морин нетерпеливо барабанит пальцами по тяжелым гроссбухам, лежащим перед нею на столе. Стол стоит в маленьком кабинетике, это их офис. "М. и П. Автошкола".

— Ничто не стоит на месте, Питер. Сегодня капиталы дорожают, но вполне вероятно, что они начнут дешеветь, хотя об этом и стараются не говорить.

— Послушай, Морин…

Морин уже догадывается, что сейчас Питер разразится пафосной речью, его горячность очень трогательна, но иногда ее раздражает. Хватит, больше она не станет молча все это выслушивать.

— …ты живешь в прошлом. Но все теперь по-другому. Эта чехарда с резкими скачками цен, со взлетами и падениями, позади. Мы выбрались из пропасти. Профсоюзам намяли бока, поставили их на место. Мы, слава богу, избавились наконец от этих динозавров. Британия снова стала великой державой, Морин! Мы с тобой живем в великой стране! В огромной, до самых до небес. Здесь каждому даны колоссальные возможности, требуется только немного смекалки и здорового авантюризма.

Морин вздыхает:

— Прекрати, Питер. Я не собираюсь обсуждать с тобой "эту страну". Это беспредметный разговор. Ты вообще слишком доверяешь тому, что пишут в газетах. А я говорю о реальном положении вещей. Сегодня так, завтра иначе. Сегодня куча возможностей, а завтра, глядишь, ни одной. Да, иногда стоит кидаться в открывшуюся дверь, но иногда лучше и притормозить. Иногда лучше держаться подальше от стада баранов, которые несутся, не глядя под ноги, не замечая ни ям, ни круч. Обстоятельства меняются каждую минуту, но людям всегда хочется верить, что никаких неприятных перемен не происходит. Чтобы добиться успеха в бизнесе, надо уметь правильно оценивать происходящее в целом. Не зацикливаться только вот на этом…

Она тычет пальцем в стопку черных увесистых папок.

— В более широком смысле бизнес состоит не только из планов и цифр, из вложений, капиталов и наличности, от ее, как говорят финансисты, движения. В бизнесе главное — уловить реальные тенденции. Тут надо иметь чутье, постоянно держать нос по ветру. И чутье подсказывает мне, что в нашей экономике слишком все… горячо. Слишком… как бы это сказать… лихорадочно… ликование на грани истерики. Это настораживает, ненадежно все это. Мне сложно привести конкретный пример, но я точно знаю одно. Сейчас не время брать кредит в пятьдесят тысяч.

— Знаешь, я думаю, ты не права.

— Мало ли что ты думаешь…

— Я собираюсь заказать машины.

— А я собираюсь не подписывать чеки.

— Тебе совсем необязательно их подписывать.

— Было необязательно. До сегодняшнего утра. Я сказала в банке, чтобы отныне все денежные выдачи они оформляли только при двух подписях, твоей и моей.

Питер медленно опускается на серый стул:

— Ты мне не веришь.

Морин садится рядом и кладет ему на плечо руку:

— Я верю тебе, Питер. На сто процентов. Я люблю тебя. Но это и мой бизнес. И я хочу, чтобы все было честно, по правилам. Мы не будем делать никаких капиталовложений без моего согласия. И распоряжения. А я своего распоряжения нам не даю.

Питер несколько секунд сидит молча, чувствуя на плече тяжесть ее руки. Тяжесть и тепло, которое пробивается даже сквозь костюмную ткань.

— Договорились, Питер?

— Договорились, Морин. Вам виднее, шеф.

Он явно подтрунивает над ней, но Морин даже не пытается достойно ответить. Ее мысли сосредоточены на более важном деле. Безотлагательном. Надо спешить, пока не иссякли животворные волны, пока не настала пустынная засуха.

— Есть еще одна причина, из-за которой мне не хочется лишний раз рисковать.

— Ну, давай выкладывай.

Морин молчит. Она и сама не очень понимает, почему ей взбрело именно сейчас объявить о своем решении. Видимо, потому, что Питер начинает понимать одну вещь, которую сама она знает давно. Что в конце концов все будет так, как хочет она.

— Я хочу забеременеть.

— Забеременеть?!

— Да, милый мой повторюшка. Забеременеть.

Питер в изнеможении откидывается на спинку стула:

— Но тебе сорок семь лет!

— Теперь изобрели всякие лекарства. Возраст больше не помеха.

— Я не знаю, Морин. У меня уже есть трое.

— Ну появится еще парочка, это уже не принципиально.

— Парочка?

— Это из-за лекарств. У тех, кто их принимает, часто рождаются двойни. Я узнавала.

Глаза Питера делаются круглыми:

— Узнавала вообще или конкретно?

— Конкретно. Я пошла к врачу. Он отослал меня к специалистам. Я пошла. Те сказали, у меня неплохие шансы. Теперь нужно расслабиться и получить удовольствие.

Она лукаво улыбается. Питер хочет возразить, но он уже знает по собственному опыту: теперешней Морин — сильной, уверенной в себе — сопротивляться бесполезно. Он покорно кивает, озорно улыбаясь в ответ.

17

Весна 1990 года. На пороге очередное десятилетие, но крепок еще дух былого — азарт игры и легких выигрышей еще не выдохся. Чарли внимательно разглядывает два лежащих перед ним на столике письма. Томми сидит напротив, на нем рубашка от "Габиччи" и фирменные джинсы. Братья молчат уже несколько минут. Томми понимает, что крыть ему нечем, в голову не приходит никаких более или менее сносных аргументов.

— Этого не может быть. Чего-то они там напутали, — наконец бормочет он, хватая одно из писем.

Эти две фразы он повторяет как заведенный, раз в пятый. И сидящий напротив Чарли раз в пятый отвечает все той же репликой:

— Я вызывал четырех оценщиков. Все они называют примерно одну и ту же сумму.

— Но твой дом не может столько стоить, это же гроши. Чтобы цена упала со ста двадцати кусков до семидесяти? Всего за два года? Бред! Твои оценщики явно что-то подтасовали. Им за это дают премию.

— Это независимые эксперты.

— Где ты нашел независимых? Они же все повязаны. У них одна забота — как облапошить честного трудового человека.

— Ну что ж, у них это неплохо получается.

— Нам необходимо сосредоточиться и посмотреть, что там у тебя с магазином. Ведь этот… какой-то там Баттерхрен…

— Баттерфилд.

— Этот Баттерхрен сейчас припрется сюда и будет мотать душу…

Чарли вздыхает:

— Кредиторы крепко меня прижали. Я не платил им всем уже больше трех месяцев. Такие стали драть проценты, не продохнешь. А торговля в последнее время совсем не идет. Я тут все подсчитал. Сейчас сам посмотришь, — говорит он, сунув руку в ящик стола, где лежит картонная плоская коробка с разноцветным яблоком на крышке[116] — из-под бумаги.

Коробка плотно набита листками формата А-4, исписанными каракулями, такое впечатление, что писал дефективный ребенок. Цифры расползались по белому бумажному пространству, как микробы под микроскопом, они вырывались за поля, они теснились, они забирались друг другу на голову, они собирались в многозначные числа, а числа — в многоярусные кривые столбики, когда их складывали, делили или умножали. Чарли и сам не мог толком ничего понять, вглядываясь в свою писанину, поворачивая листки то так, то эдак.

Томми морщится:

— Твой бухгалтер видел все это?

— Нет, я ему не звонил, разговорчики по телефону — роскошь, которая больше мне не по карману. Ничего, справился и сам. Нормально. Я и сам могу все подсчитать. Только не пойму, куда задевался листок с цифрами за последний месяц… Господи ты боже мой!

Он с досадой роется в бумагах, на столе растет горка из листков, наконец совершенно случайно вытягивает три листка с загнутыми краями, испещренные иероглифами, вписанными явно впопыхах. Чарли очень внимательно на них смотрит, будто скрытый в них обесцененный металл может под его взглядом превратиться в золото, надо только хорошенько сосредоточиться, достичь предельной концентрации сознания, как это делали алхимики.

— Посмотри. Судя по всем этим цифрам, я мог бы выкрутиться. Можно капитализировать аренду. Я могу вернуть поставщикам часть товара, попробую добиться уменьшения процентных ставок. Все упирается в приток наличности. Которой, по сути говоря, нет. Вот что меня убивает. Мне бы продержаться до Рождества. Накануне Рождества у меня самая торговля. Да, проскочить бы Рождество, и тогда все может еще наладиться. Можно продать "мерс" и купить что-нибудь более скромное.

— Гораздо более.

— Ну да, да. Гораздо более.