Штормовое предупреждение - Тим Лотт

Чарли тут же швыряет стакан и бежит, бежит по ступенькам вниз, не замечая, что из прорези полосатых пижамных брюк вывалился наружу его печально поникший член. Чарли, судорожно хватая ртом воздух, почти задохнувшись, подбегает к задней двери, долго пытается вставить ключ в скважину. Роняет его, ищет, находит, снова нащупывает отверстие скважины, наконец-то попадает в нее ключом. Ему страшно выходить навстречу этому лютующему ветру. Но придется — надо… Оставив ключ в замке, он нажимает на ручку.

Однако ветер с такой силой давит снаружи на дверь, что она не поддается. Наконец Чарли ухитряется ее приоткрыть и выскользнуть на улицу. Дети в доме наискосок все еще стоят у окна, и теперь их взгляды устремлены на Чарли. Они почему-то начинают смеяться, и Чарли машинально думает: интересно, что их так развеселило? Но вскоре до него доходит, что это они над ним смеются. Он тут же представляет, как выглядит со стороны. Отвратительное зрелище. Густые черные крашеные волосы стоят дыбом, физиономия красная, испуганная, опухшая.

Из-за паники, из-за страшного смятения, из-за дружно на него накинувшихся ветра и дождя он совершенно забыл про свой торчащий из прорези в штанах срам. Его босым ногам сыро и холодно, он пробирается, опасливо ступая, по грязному газону, беззащитный зверек, легкая добыча для хищника. Ветер так и хлещет в лицо.

То, что он увидел из окна, ему не померещилось. Его садовая железная дорога, его утешение и гордость, все станции, все сигнальные вышки, все блокпосты, машинки, огнетушители, сам поезд и железнодорожное полотно — все-все перевернуто, искорежено, разбито на куски. Часть фрагментов разметало по соседним садам, кое-какие детали разбросаны по газону. Чарли удается схватить священника девятнадцатого века, но он тут же его роняет, фигурка заваливается в середину обглоданного ураганом куста. А локомотив… локомотив раздавлен, как гусеница, упавшим деревцем.

Чарли ползает на коленях по грязи, пытаясь собрать осколки своего искореженного мирка, но стихия обошлась с ними слишком жестоко и слишком далеко раскидала. Все эти драгоценные вещицы, которые он так старательно, так усердно собирал долгие годы, оказались в буквальном смысле выброшенными на ветер.

Чарли с безумным упорством пытается собрать воедино то, что осталось. Струи дождя хлещут его все сильнее. Чарли, запрокинув голову, смотрит на небо, и из нутра его исторгается вопль, звериный вой, крик бессловесной твари. Дети, наблюдающие за ним, уже задыхаются от хохота, схватившись за животы. Родители тоже им подхихикивают и, тихонько чертыхаясь, задергивают занавески. Забавно, конечно, но какого черта этот старый кретин выставил напоказ свой хрен? Какая гадость… Надо бы пожаловаться на него в полицию. Но потом они решают, что их чокнутый сосед вполне безобиден, черт с ним.

16

После урагана Чарли все чаще кажется, что близится конец, из вечера в вечер его мучает предчувствие краха: мир рушится и летит в пропасть. И вообще, совсем скоро семена, посеянные в глухом мраке прошлого, дадут чудовищные плоды. Сплошные предзнаменования, и они множатся и множатся. Рухнула Фондовая биржа; скромные вложения Чарли в "британскую газовую корпорацию" ухнули в никуда. Взрыв бомбы в североирландском Эннискиллене[111], чудовищный пожар на вокзале Кингс-Кросс.

Но центр тяжести еще не дрогнул, он пока остается на прежнем месте. Хотя 1987 год оставляет за собой пышный шлейф катастроф (это и кошмарное количество трупов у Хангерфордского моста, и утопленники в Зебрюгге[112], и чахнущие от отравленного химикатами воздуха дети Кливленда), 1988-й делает финансовый серфинг еще более увлекательным: волны из купюр все круче, все опаснее, все щедрее. Вся атмосфера пропитана бесшабашностью близящейся к завершению вечеринки, все знают, что финал близок, но продолжают неистово веселиться. У всех — у каждого! — появляются деньги. Разумеется, за исключением всяких маргинальных личностей, приворовывающих в магазинах и разбивающих свои палатки поблизости от торговых автоматов. Проходя мимо этих бедолаг, число которых постоянно растет, Чарли все чаще лезет за мелочью в карман. И больше не обзывает их про себя попрошайками и нахлебниками. Чарли уже на собственной шкуре испытал, что такое невезение и к каким роковым последствиям может привести неверно сделанный выбор, понял, что обстоятельства могут сломать кого угодно.

Скромная доля денежного пирога более или менее регулярно перепадает и Чарли: пока что предсказания Томми продолжают сбываться и затраты на магазинчик постепенно окупаются. Однако нещадно растет арендная плата, не по дням, а по часам. Но как бы то ни было, досуг и, как говорится, сопутствующие товары — выгодная ниша. Досуг — штука перспективная. Прибыли пока не очень, но дело это надежное.

Главное — собственность! Ее наступление теперь ничем не остановишь! Правда, выступая с весенним отчетом по бюджету, Найджел Лоусон[113] объявил, что льготы на процентные выплаты по ипотечному кредиту на недвижимость будут значительно сокращены, но не сразу, он милостиво предоставил гражданам четыре месяца отсрочки. После этого сообщения все бросились скупать все подряд, закрутились-завертелись мощные денежные потоки, каскады, водопады денег, реки денег от доходов и расходов, сливаясь воедино, образовывали бурные океаны кредитов и долгов. Чарли был спокоен, поскольку стоимость его дома возросла в прошлом году на тридцать процентов, его дом — это надежная защита, бронежилет из кирпичей и известки. Поразительно, конечно, такие деньги за обычный маленький домик в обычном маленьком городишке. Когда закончится этот сумасшедший рост цен? Или скоро они все рухнут? Томми божится, что пока не о чем волноваться, пока все, что он говорил, сбывалось, поэтому Чарли с легким сердцем последовал очередному его совету и взял ссуду в банке на обновление ассортимента и на компьютер для бухгалтерии. (Без компьютеров теперь никуда, — заверил его Томми, — в них наше долбаное будущее.)

Все могло сложиться хуже, гораздо хуже, уговаривает себя Чарли, закрывая магазин. Сегодняшняя среда, обычный будний день, принесла ему тысячу фунтов. Вроде бы грех жаловаться, но это такая малость, если вспомнить про все его долги… Ладно, помаленьку он с ними расквитается. Бизнес у него надежный, паниковать не стоит.

Чарли действительно пришли отклики на его послание в рубрику "От сердца к сердцу". В первую неделю он получил только пять ответов. Но потом, войдя во вкус, решил воспользоваться предложенной газетой скидкой: "шесть публикаций по цене четырех". Спустя полтора месяца в его ящике оказалось уже почти пятьдесят писем. Каждое он изучил внимательнейшим образом и на все ответил, даже на те, которые отбраковал. Почти половина его корреспонденток писали от безысходности, от жестокого одиночества, но, хотя он и сам изо дня в день испытывал те же самые муки, это отталкивало. Отталкивало, что они уже даже не пытаются скрывать своего отчаянья. Ни намека на кокетство, на извечную игру, лишь мольба о спасении. Это легко читалось между выспренних, неестественных слов ("Ты мужчина моей мечты, я сразу поняла это по твоим словам, я ждала тебя много-много лет!"). Или, еще чаще, в тоскливых лицах на фотографиях с чуть потрепанными краями, в этих глазах с красными точками вместо зрачков, как будто дьявол уже пометил их для себя.

Письма попадались самые разные. Некоторые крайне вежливые и светские, словно ответ на деловое предложение, которое даже не особо их заинтересовало. "Уважаемый сэр! Я прочла ваше объявление, оно показалось мне довольно любопытным. И хотя у меня уже есть несколько вариантов…" Часть дам ограничивалась одной-двумя фразами, иногда пугающими, и адресом. Только шесть писем показались Чарли более или менее нормальными, в них хоть что-то соответствовало представлениям самого Чарли о жизни.

С тремя из шести он даже готов был встретиться. Первая, судя по письму, была очень даже подходящей кандидатурой. Тоже переехала из Лондона, примерно из того же района (впрочем, ее улица уже в Хаммерсмите, а не в Фулеме), примерно того же возраста (пятьдесят два). Письмо было приятно написано, без грамматических ошибок, без выкрутасов, женщина просто и понятно рассказала о себе. О том, как она одинока, муж умер, а найти новых знакомых, друзей практически невозможно. Но она не унывает. У нее много разных увлечений, и она все еще "молода душой".

Сама интонация письма была очень располагающей, и, промучившись несколько вечеров от робости, Чарли все-таки набрал ее номер, вписанный в узкий прямоугольник, оттиснутый наверху листка. Голос, ответивший ему, был приветливым и мягким, они проболтали минут тридцать и договорились встретиться в мясном ресторанчике.

Чарли, войдя в вестибюль, сразу ее увидел и весь похолодел… Кожа да кости, в чем только душа держится, и волос на голове почти нет, он тут же заподозрил, что у нее рак. Он даже не стал подходить, тут же развернулся и с позором бежал. А придя домой, продиктовал ее автоответчику идиотское послание: к нему, дескать, вдруг неожиданно вернулась жена. Он и сам понимал, что это полная чушь, но решил, что она будет рада хоть какому-то объяснению, даже столь откровенному вранью.