Девушка с «Края Света» - Лия Флеминг

Когда они возвращались, переделав все дела, было уже темно. Перво-наперво нужно было оттаять замерзшие шинели, согреть у огня онемевшие пальцы, и только тогда они искали какую-нибудь нехитрую еду, чтобы наполнить свои желудки: суп, кашу, яичницу, что-нибудь на скорую руку.

– Завтра я попробую расчистить подъезд к дому, – предложил Бен.

– Не трать зря силы. Чем больше ты расчистишь, тем больше снова занесет ветер, – ответила Миррен. – Не можешь дождаться, чтобы уйти отсюда? – Она улыбнулась, но ее глаза остались холодными.

– Просто подумал, что так, может быть, будет легче вывезти туда молоко. У меня сердце разрывается, когда мы его выливаем, – огрызнулся он, обиженный тем, что она тут же заподозрила его в дезертирстве. – И вообще, я не двинусь отсюда, пока мы с тобой не поговорим начистоту. Я не хочу ехать на другой конец земли с сознанием, что меня тут ненавидят.

– Кто тебе это сказал? – воскликнула она.

– Как ты думаешь, почему я не показывался все эти месяцы… после тех твоих слов?

– Это было давно! Мы все были нервные и говорили друг другу вещи, которые вообще не надо было произносить вслух.

– Я слышал, что ты разобралась со своей проблемой. – Вот, теперь он выложил все начистоту.

– На этот раз без твоей помощи, но ты тогда помог мне, заставил взять себя в руки. Все это было как помешательство. Завязать с пьянством всегда непросто, но я была в хорошем месте, в той лечебнице, где все и началось. – Она говорила отрывисто и сухо, тщательно подбирала слова.

– Это было ужасно? – спросил он.

– Как ты думаешь? Обнаружить, что ты не маленькая мисс Совершенство, узнать про себя неприятные вещи, но я должна была это сделать. Я оглушала себя, чтобы утолить боль, и это был яд, как ты и говорил. Но ведь нельзя же сказать человеку, чтобы он выбрал для себя трудный путь. Я должна жить с последствиями этого, и я делаю это каждый день. Думаю, что мужчины и женщины делают такие вещи по-разному. – Она помолчала и взглянула на него. – Вот почему ты уезжаешь в Австралию? Чтобы выбросить все это из головы?

– Не говори глупости. Нет… просто там большие возможности, земля… я буду сам себе хозяин.

– Дядя Том всегда смотрел на тебя как на наследника, который пронесет и дальше флаг Йевеллов, а ты смылся и бросил нас. – В ее словах звучало обвинение.

– Я не мог оставаться тут после… Флорри хотела, чтобы я уехал. Дело не во мне. Ты была такая злая. Мы больше не могли работать вместе, а после Джека, ну, оставаться мне было неправильно.

– После войны он так и не вернулся сюда в душе. Он топил свои горести в спиртном. Он никогда не хотел такой жизни. Сильвия нас соединяла, а когда она… что-то лопнуло между нами. Я ненавидела его пьянство… но потом сама зацепилась. Мне делалось все хуже, и внезапно все это напомнило мне моего отца, человека, которого я ненавидела за то, что он меня оставил. Знаешь, в тот вечер, когда я ушла от тебя, я случайно оказалась на путях, где он погиб и оставил меня в восемь лет сиротой. Я любила отца, но ненавидела его пьянство. Джек стал напоминать мне его. Но тогда, в тот вечер, я легла на рельсы и хотела свести счеты с жизнью. – Она посмотрела на него. – Ты в ужасе? Ну, я и сама была в ужасе, но меня остановил путевой обходчик; я встала и выбрала жизнь. Я не такая, как мой отец. Я это я, но если я снова запью, то покачусь по наклонной, и я больше не хочу переживать такое еще раз.

Это была самая длинная речь, какую он когда-либо слышал от нее. Она взглянула на него и быстро встала.

– Война виновата во многом, но она кончилась, и тебе надо начинать новую жизнь. Бен, я желаю тебе всего самого хорошего, – прошептала она, похлопала его по плечу и быстро пошла к двери. – Спокойной ночи. В печке лежит горячий кирпич. Оберни его полотенцем. У нас не осталось воды для бутылок. Если тебе нужно побриться… – Она замолчала, заметив его щетину.

– Пожалуй, я отращу бороду. И лицо будет в тепле, и лед не намерзнет на губах.

– Зря, – возразила она. – Она у тебя рыжая и не будет сочетаться с волосами на голове. Ты будешь выглядеть как разбойник-викинг.

– Кому какое дело до этого в такую погоду? – рассмеялся он. – Ты тоже выглядишь как ходячая перина.

– Верно, я напялила на себя все, что греет, – ответила она. На секунду между ними завязалась шутливая перепалка, как когда-то. Сегодня он услышал от нее больше, чем за все время, когда они трудились бок о бок. Вероятно, из-за того, что он уезжает, она почувствовала, что может поделиться с ним сокровенными мыслями, в уверенности, что он никому не расскажет. Возможно, для нее стало облегчением, что он уезжает надолго, возможно, и нет; с Миррен все всегда непонятно.

Но имя Сильвии прозвучало за все время только один раз, а ему хотелось перед отъездом выпросить у нее фотографию своей крестницы. Наверняка она не сочтет эту просьбу чрезмерной.

Миррен лежала в темноте, слишком взбудораженная, чтобы уснуть. Горе никогда не проходит, со вздохом подумала она, и простое упоминание драгоценного имени оживило в ее памяти каждую секунду того черного дня, а дуновение виски в снегу так много вернуло в ее сознание. Как легко поскользнуться, но сейчас жажда была менее острой. Грусть смягчала те неотвязные картины.

Смерть – это навсегда; месяцами Миррен не могла избавиться от надежды, что это был не более чем кошмарный сон, что она проснется и увидит возле себя на подушке темные волосики своей дочки. Но так не случалось, а она продолжала жить, и это была уже другая жизнь с ужасным ожиданием, что страшные вещи могут повториться еще и еще. Ей нужен был кто-то, кто крепко держал бы ее, на случай, если она снова начнет падать в бездну.

Джек был слишком потрясен бедой, чтобы стать такой опорой, а она больше ни с кем не могла поделиться. Вот Бен сильный, но она когда-то оттолкнула его, и теперь он уезжает на другой край земли, подальше от нее. Гнев, обида и страх разлучили ее с родными; она осталась одна среди чужих, с обледеневшим от горя сердцем. Бен еще встретит свою любовь, а вот она больше не рискнет открыть кому-то свое сердце. Впервые за много месяцев она заплакала, сидя в холодной спальне, отыскивая в темноте свечку, и тогда вновь почувствовала нечто странное. Она была не одна. Вернулись домашние призраки.

На секунду она испугалась, но их присутствие было бестелесным, более того, оно успокаивало, ведь ее окружали женщины: фермерши, ходившие когда-то по этим комнатам, жены, шедшие с рыданиями по гефсиманской тропе, Рахиль, оплакивавшая ночами своих детей, другие безутешные матери. Это сознание утраты навсегда привязало ее к Крэгсайду. Кусочек души Сильвии тоже витал в этих стенах. Как же может она отсюда уехать? Миррен уткнулась лицом в подушку.