Княгиня Ольга. Истоки (СИ) - Отрадова Лада

— Что с ними делать?! — бросает главарю вопрос один из шайки.

— Свяжите и посадите куда-нибудь подальше, пусть не мешаются. И чтобы ни единого волоска с их голов не упало — хозяин строго запретил трогать случайных людей. Лучше поторопитесь и обыщите вепрево гайно (2)!

* * * * *

В лабиринте узких улочек города легко было затеряться: где-то их запутанная паутина переплеталась, где-то же, напротив, разделяла возможные маршруты или же и вовсе отрезала путь рухнувшим от грозы деревом или оставленной кем-то бесхозной старой телегой.

Но слиться с окружением тяжело, когда тебя выдаёт яркое цветовое пятно.

И жёлтый кушак впрямь стал для Ольги и Щуки тем маяком, той Прикол-звездой (3) которая указывала верное направление.

Разрыв между стражниками и вором сокращался с каждым поворотом, пока конюх воеводы, слишком резко подавшись вперёд, не споткнулся и не потерял равновесие. Широко раскинув руки и стараясь не упасть, он громко вскрикнул, качнулся на месте, но всё же плюхнулся на землю и стиснул зубы от боли.

— Чёрт!

— Цел? — княгиня протягивает ему, кивнувшему в ответ, руку и помогает подняться. — Видишь его?

Вдвоём они вынырнули из переулка и оказались на примыкающей к Посаду площади, но негодяя словно след простыл. В глубине души Ольги заклокотало бурными водами Великой негодование: злоумышленник провалился сквозь землю и слился с десятками снующих туда-сюда прохожих, среди которых оказались и те, кого они встретить здесь никак не ждали.

— Щука!

Громкий, уверенный в себе голос окликнул конюшего, но тот сделал вид, что не услышал обращения и лишь отвернулся и опустил голову, пытаясь не выдать себя. Впрочем, и это мероприятие вышло неудачным, и очень скоро с парой преследователей разграбившего лавку Хруща вора поравнялись двое мужчин.

— Щука, ты оглох, вестимо? — недовольно глядит на юношу Бранимир, в то время как сопровождавший его великий князь косится на отвернувшегося спутника конюха.

— Не представишь мне своего товарища?

* * * * *

— Полегче! — огрызнулась Милица на бесцеремонно толкнувшего её вперёд одноглазого бунтовщика и плюхнулась прямиком в центр пылящегося на чердаке особняка мешка с ветошью. — Тебя совсем не учили обращаться с женщинами, да?!

Вена на виске мужчины вздулась и запульсировала, и он, сверкнув единственным оком на девушку, уже было занёс над той свою ладонь, однако секундой позже упавший рядом с ней Ари, такой же крепко связанный по рукам и ногам, сумел остудить его пыл.

— Это вы уйдёте, забрав своё, мне же с ней и её острым как шило языком придётся провести здесь несколько часов, если не ночь, — рассмеялся дружинник и многозначительно шевельнул густыми бровями. — И не в том смысле, в котором я бы не прочь!

Супруга Вепря оскалила челюсти и вот-вот готова была за такие слова вцепиться в ухо своему товарищу по несчастью или оторвать ему нос за подобное неуважение, однако что-то, почти незримо промелькнувшее в его взгляде, остановило её.

— Посочнее любишь? — сально ухмыльнулся одноглазый со спутниками и, выждав, продолжил сверлить взглядом Ари. — Вам, считай, повезло остаться тут, от города может камня на камне не остаться, поэтому я бы не совался на улицу.

— Что... ты имеешь в виду? — процедила сквозь зубы Милица, дёрнувшись вперёд. — И какого чёрта вы забыли в моём доме?!

— Узнаете сами, когда придёт черёд — осталось совсем немного, — заговорщически ответил главарь бунтовщиков и закрыл дверь, нацепив на неё снаружи четвертьпудовый амбарный замок. — Обыщите все комнаты в доме, мы не уйдём отсюда, пока не обнаружим ключ этого толстопузого Вепря!

Шаги и скрип ступеней оповестили пленников о том, что мятежники вернулись на нижние этажи и оставили их здесь совсем одних. На чердаке пахло плесенью и затхлой сыростью, рассеянные лучи солнечного света неохотно пробивались сквозь щели в рассохшихся деревянных ставнях.

— В каком таком смысле?! — с силой толкнула локтём под бок Ари супруга купца, на что тот согнулся в три погибели и сдавленно промычал что-то нечленораздельное. — Тебе ещё хватает наглости выражаться обо мне в таком тоне?!

— Лучше было отшутиться перед этими головорезами, чем встревать в ссору или сопротивляться. В нашем положении это не особо умно, — дружинник поднял обе руки, связанные друг с другом на запястьях крепкой верёвкой, как бы подтверждая свои слова. — Мы, по крайней мере, остались живы.

— Связанные, бессильные и запертые — пока эта кучка гадов разносят мой дом в пух и прах и грозят что-то сделать с городом?! Не думаешь, что вот так поддаться им будет ошибкой?!

— Время покажет. А на ошибках учатся, — ответил он, наблюдая, как в застоявшемся воздухе лениво кружат пылинки.

— Коли так, ты сейчас должен быть настоящим мудрецом.

Ари устало закрыл глаза и запрокинул голову назад, наваливаясь всем телом на стол, заваленный старыми стёгаными одеялами; Милица же надула губы и сердито пнула трёхногий табурет, что качнулся на месте и следом упал набок.

— Всё так же за словом в карман не полезешь, — ностальгически рассмеялся и вздохнул дружинник, мысленно перелистывая страницы своей былой жизни в столице.

— Всё так же ростом с осину, да умом в скотину, — немного обиженно проговорила она и, не удержавшись, тоже расплылась в улыбке. — Признавайся, у кого нахватался красивых слов? В жизни не поверю, что сам до такого додумался.

— Может, и так, — пожал мужчина плечами и, робея и разрываясь между тем, задать терзавший его вопрос или промолчать, всё же выбрал первый вариант. — Милица...

— Двадцать три года уже Милица.

— Что сталось с нами, Милица?

На чердоке воцарилось минутное молчание, неловкое и заставляющее кошек заскрести на душе. Несколько раз она уже убегала от этого разговора, но сейчас... сейчас все пути для отступления оказались напрочь отрезаны.

— А что сталось? Ты продолжил свою службу, из гридя в дружину попасть редко кому удаётся. Я своё тоже сполна отработала и получила положенную награду.

— Кто в любви мне клялась? Твердила, что ждать будет, ночей не спать и молиться всем богам?!

— Думаешь, не ждала? Не молилась?! — толстушка пронзительно посмотрела в глаза своему собеседнику и горько помотала головой. — Не тешила себя надеждами? Али не веришь моим словам, как не стоило мне вестись на твои сладкие как мёд обещания? Чего замолчал, язык проглотил? Или ответить нечего?

— Ты знала, что отправлюсь я с князем и воеводой в полюдье (4), так почему не дождалась? Отчего за другого пошла?

— Зарекался ты, что вернёшься в берзне (5). Почался ледоход на Днепре, зажурчала да запела Лыбедь — нет тебя. В кветне (6) прилетели касатки (7) да свили гнёзда, распустились листья — нет тебя. В травне (8) вспахала соха сыру землю — всё нет тебя.

— Мал окаянный в Коростене закрылся. Супротив приказа воеводы мне пойти следовало? Бросить всё и к тебе в стольный град прискакать?

— Вовсе нет, служба дороже дружбы, Ари, — прикусила полную, похожую на сочную сливу губу, девица. — Не в том дело, что месяцем меньше ждать или месяцем больше...

— А в чём тогда?

— На годы это ожидание, как ты не понимаешь? С весны по осень одной мне кручиниться, одной мне детей пестовать, одной мне молиться и тревожиться, вернёшься ты или нет, а коли вернёшься — живым ли, не изувеченным ли? Не такой я судьбы хотела, не о такой семье мечтала.

— Вот и пошла за этого жирного толстосума?! Купил он любовь твою, у меня-то нет стольких богатств!

— Знаешь ты, что во дворе государевом каждый травень смотрины невест. Приезжают гости, от бояр до купцов, от отошедших от бранных полей дружинников до князьков, чтобы выбрать суженую себе из числа служилых девиц или рабынь, коих освободили от дел. С двенадцати лет я была при дворе, от чернавки до ключницы прошла путь — так чего бы и не уйти на покой? Вот госпожа и уговорила поучаствовать. Вепрь...

— Гад твой Вепрь! Видел я, как рукоприкладством он занимается, как шагу тебе ступить не даёт!