Война Хонор - Дэвид Вебер

Слушая спокойный голос Эмили, Хонор чувствовала, что сутулится все сильнее. Все это она и сама обдумывала тысячи раз.

– А главная их гнусность, – продолжила графиня, и при всем её самообладании ей не удалось скрыть клокочущий гнев, – повергает меня просто в бешенство. Они утверждают, будто вы с Хэмишем предали меня.

Хонор слишком хорошо понимала ярость, прорезавшуюся в тихом задумчивом голосе. Такую ярость может испытать лишь тот, кого цинично использовали против всего, во что он верит и что готов защищать ценой своей жизни.

– Но если они решились втянуть меня в свои грязные игры и комбинации, – решительно заявила Эмили, – думаю, я вправе ответить так, как они того заслуживают. Я прекрасно понимаю, что ни вы, ни Хэмиш не просили меня вмешиваться. Я даже понимаю почему.

Она устремила пристальный взгляд на Хонор. В её спокойных темных глазах плескался сплав ярости и сострадания.

– Честно говоря, Хонор, я бы хотела остаться в стороне от скандала, тем более что вы оба желали именно этого. Стыдно признаться, но… я боялась вмешиваться. А может быть дело не в страхе. Может быть, просто не хватало сил. За последнее время мое здоровье заметно ухудшилось, поэтому Хэмиш изо всех сил старался уберечь меня от лишнего волнения. Так что болезнь, конечно, извиняет меня за то, что каждый раз, когда я подумывала вмешаться, что-то удерживало меня, но могли быть… и другие причины.

Их взгляды снова встретились, и снова Хонор ощутила груз сложнейшего переплетения эмоций, связывавших их.

– Но это была трусость, – спокойно продолжала леди Эмили. – Отказ от ответственности, от обязанности сражаться против каждого, кто посягает на мою частную жизнь. Мой долг – дать отпор моральным уродам, чья идеология и этика позаимствована у трущобной шпаны. Я не позволю им надругаться над политикой Звездного Королевства.

Эмили стиснула зубы, заставив себя замолчать, и на этот раз Хонор уловила в сложной гамме её чувств нечто новое. Едкое самоосуждение. Она злилась на себя за то, что уклонялась от своего долга. И уклонялась, как поняла Хонор, не только из-за слабости и плохого самочувствия – и не потому что Хэмиш старался её защитить. Она заглянула себе в душу и увидела там стыд и унижение и вполне естественный гнев в адрес молодой женщины, чье имя публично связывали с именем её мужа. Она осознала свои чувства и сумела подняться выше их – но не могла простить себе, что на это потребовалось так много времени.

– Одна из причин, по которым я попросила Хэмиша пригласить вас сюда, – сказала Эмили недрогнувшим голосом, – в том, что я хочу сообщить, что независимо от его – или вашего – желания, это уже не только ваша война. Теперь это и моя война, и я намерена сразиться с врагом. Эти… люди не постеснялись втянуть меня и близких мне людей в свои дешевые, мерзкие игрища, и я этого не потерплю.

В ледяном спокойствии, с которым леди Эмили произнесла последнюю фразу, было что-то пугающее.

– Единственный возможный ответ, который я вижу, – продолжила жена Хэмиша Александера, – обернуть их оружие против них самих. Надо не выстраивать оборону, а, наоборот, объявить им войну.

Хонор, выпрямившись, подалась вперед; решительные слова Эмили отозвались в её душе слабым проблеском надежды.

– Не хочу показаться тщеславной, – сказала Эмили, – но глупо притворяться, будто я не знаю, что, подобно вам и Хэмишу, хотя и по другим причинам, пользуюсь у мантикорской публики особым статусом. Я достаточно наблюдала вас на экране, много слышала о вас, и знаю, что вы воспринимаете свою популярность как чрезмерную, а потому испытываете неловкость. Я отношусь к своей примерно так же, однако популярность существует, и именно она позволила Высокому Хребту с его прихлебателями нанести по вам и Хэмишу столь болезненный удар. Ключевой элемент их стратегии – выставить меня «жертвой» вашего коварства. Гнев общественности вызван не самим фактом вашей предполагаемой любовной связи, а тем, что мы с Хэмишем связаны таинством церковного брака, от которого мы не отрекались и условий которого мы не меняли. Согласно нашему обету, мы обязаны соблюдать моногамное супружество. Кроме того, вы офицер флота, а не зарегистрированная куртизанка. Если бы вы были куртизанкой, ваша связь с Хэмишем, возможно, и вызвала бы в обществе некоторую обиду за меня, но никто не счел бы такую связь предательством по отношению ко мне или брачному обету. Но вы не куртизанка, и это позволяет им представлять ваш гипотетический роман оскорблением в мой адрес. И вы, и он уже официально отвергли все обвинения, и у вас обоих, слава Богу, достало ума не повторять своих заявлений: большинство посчитали бы это неоспоримым доказательством вины. Вы столь же разумно не прибегли к отвратительной тактике защиты «все так делают». Думаю, вам наверняка советовали поступить именно так, чтобы уменьшить серьезность выдвинутых обвинений, но любой ход в этом направлении равноценен признанию в инкриминируемых вам поступках. Ограничившись спокойными и выдержанными заявлениями, вы повели себя разумно и достойно, но этого, увы, оказалось недостаточно. Поэтому пришло время перейти в контрнаступление.

– Контрнаступление?

– Именно, – подтвердила Эмили, решительно кивнув. – Как вы, может быть, знаете, в последнее время я практически не покидаю усадьбу. За последний год я уезжала из Белой Гавани от силы раза три: во-первых, мне здесь очень нравится, и, во-вторых, внешний мир я нахожу слишком утомительным. Но теперь все изменится. Шакалы правительства, травившие вас и Хэмиша, использовали для этого мое имя. Я уже сообщила Вилли, что на следующей неделе появлюсь в Лэндинге. Поживу месяц-другой в нашем столичном доме, вспомню, что такое развлечения – насколько мне это доступно. За несколько десятилетий немудрено и забыть. И лично позабочусь о том, чтобы все до единого усвоили: я не верю ни единому слову об «измене» Хэмиша с вами. Я также буду рассказывать каждому, кто захочет задавать мне вопросы, – и, если уж на то пошло, всем, кто ни о чем спрашивать не собирается, – что считаю вас своей близкой подругой и политическим союзником своего мужа. По моему представлению, это выбьет у них из рук по меньшей мере один козырь: затруднительно расписывать в качестве «несчастной жертвы предательства» женщину, которая охотно принимает «коварную разлучницу» в своем доме.

Хонор смотрела на нее с надеждой, впервые пробудившейся за последние несколько недель. Разумеется, она не была наивной и не думала, будто Эмили сейчас взмахнет волшебной палочкой, и кошмар сразу кончится. Но в одном правота Эмили представлялась несомненной. Правительственным журналистам, обильно проливавшим крокодиловы слезы по поводу гнусного предательства, жертвой которого стала леди Белой Гавани, и по поводу того, как глубоко, должно быть, ранила несчастную леди неверность её мужа, вряд ли смогут и дальше лить крокодиловы слёзы о её судьбе, если она начнет публично высмеивать абсурдность их обвинений.