Девушка с татуировкой дракона - Стиг Ларссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это я обещаю. Я излагаю ему лишь факты, которые могу подтвердить документально.
— Отлично… Кстати, вот еще что — у нас ведь имеется другой контракт, о котором тоже надо подумать. Поскольку Хенрик заболел и не может выполнять свои обязанности в правлении «Миллениума», я должен его там заменить.
Микаэль ждал, что дальше.
— Нам, вероятно, надо созвать правление и обсудить ситуацию.
— Это хорошая мысль. Однако, насколько я понимаю, уже решено, что следующее заседание правления состоится только в августе.
— Я знаю, но, может быть, нам следует перенести его поближе.
Микаэль вежливо улыбнулся:
— Возможно, но вы обращаетесь не по адресу. В настоящий момент я в правление «Миллениума» не вхожу. Я покинул журнал в декабре и не имею никакого влияния на решения правления. По этому вопросу вам лучше обратиться к Эрике Бергер.
Такого ответа Мартин Вангер не ожидал. Немного подумав, он встал.
— Вы, конечно, правы. Я с ней поговорю.
На прощание он похлопал Микаэля по плечу и направился к машине.
Микаэль задумчиво смотрел ему вслед. Ничего конкретного сказано не было, но в воздухе явно нависла угроза. Мартин Вангер положил на чашу весов «Миллениум».
Через некоторое время Микаэль налил себе еще водки и взялся за книжку Вэл Макдермид.
Около девяти появилась пятнистая кошка и потерлась о его ноги. Он поднял ее к себе на колени и почесал за ушами.
— Значит, будем скучать в праздничный вечер вдвоем, — сказал он.
Когда начали падать первые капли дождя, он вошел в дом и лег спать. Кошка предпочла остаться на улице.
Лисбет Саландер извлекла из подвала свой мотоцикл и посвятила праздничный день его обстоятельной проверке. «Кавасаки» с двигателем в сто двадцать пять «кубов» был, возможно, не самым крутым мотоциклом на свете, но он принадлежал ей, и она умела с ним обращаться. Саландер собственноручно перебрала его гайку за гайкой, приведя в порядок до предела возможного и еще чуть-чуть сверх того.
После обеда она надела шлем и кожаный комбинезон и поехала в больницу «Эппельвикен», где провела вечер в парке вместе с матерью. Она ощущала некоторое беспокойство и угрызения совести. Мать казалась более рассеянной, чем когда-либо. За проведенные вместе три часа они обменялись лишь несколькими словами, и у нее осталось впечатление, что мать не понимает, с кем разговаривает.
Микаэль потратил несколько дней на то, чтобы вычислить машину, маркировка которой включала бы буквы «АС». Изрядно помучившись и в конце концов проконсультировавшись с бывшим автомехаником из Хедестада, он установил марку машины: «форд Англия» — посредственная модель, о которой он прежде и не слышал. Затем он связался со служащим из бюро регистрации автотранспорта и попробовал заказать список всех «фордов Англия», которые в 1966 году имели регистрационные номера «АСЗ» с чем-то. Но ему ответили, что подобные археологические раскопки в регистре, вероятно, возможны, однако потребовали бы слишком много времени и к тому же данная информация является в некотором роде закрытой.
Только через несколько дней после праздников Микаэль вновь одолжил «вольво» и двинулся на север по дороге Е-4. Он никогда не любил быстрой езды и вел машину спокойно. Перед самым хернёсандским мостом он остановился и выпил кофе в кондитерской Вестерлунда.
Следующую остановку он сделал в Умео, где заехал в мотель и съел комплексный обед. Купив автомобильный атлас, он добрался до Шеллефтео, откуда свернул налево, к Нуршё. К шести часам он был на месте и остановился в гостинице «Нуршё».
Поиски он начал прямо с раннего утра. В телефонном справочнике деревообделочной фабрики не оказалось, а девушка лет двадцати, сидевшая за стойкой администратора, о таком предприятии никогда не слышала.
— У кого бы мне спросить?
На секунду растерявшись, девушка просияла и сказала, что позвонит отцу. Через две минуты она вернулась с сообщением, что деревообделочную фабрику в Нуршё закрыли в 80-е годы. Если Микаэлю хочется поговорить с кем-нибудь, кто знает о предприятии больше, ему стоит обратиться к некоему Бурману, который работал там мастером, а теперь живет на улице Сульвендан.
Нуршё оказался маленьким городком, и главная улица, удачно названная Стургатан, то есть Большая улица, пронизывала его насквозь. Тут размещались магазины, а на параллельных улицах — жилые дома. На въезде в Нуршё с восточной стороны находились небольшой промышленный район и конюшня; на выезде на запад располагалась необыкновенно красивая церковь. Микаэль отметил, что свои храмы в городке имели миссионеры и пятидесятники. Афиша на доске объявлений автобусной остановки рекламировала музей охоты и лыжного спорта. Старая афиша сообщала о том, что на праздниках тут пела Вероника. Из конца в конец городок можно было пройти примерно за двадцать минут.
Улица Сульвендан находилась в пяти минутах ходьбы от гостиницы и состояла из частных домов. На звонок Микаэля Бурман не открыл. Была половина десятого, и Микаэль решил, что хозяин либо ушел на работу, либо — если он на пенсии — просто отправился по своим делам.
Следующим номером его программы стал хозяйственный магазин на Стургатан: Микаэль рассудил, что сюда время от времени приходят все живущие в Нуршё. В торговом зале было два продавца; Микаэль выбрал того, что постарше, лет пятидесяти на вид.
— Здравствуйте, я разыскиваю пару, которая, по всей видимости, жила в Нуршё в шестидесятых годах. Муж, возможно, работал на деревообделочной фабрике. Как их зовут, я не знаю, но у меня есть две фотографии, снятые в шестьдесят шестом году.
Продавец долго и внимательно изучал снимки, но в конце концов покачал головой, заявив, что не узнает ни мужчину, ни женщину.
Подошло время ланча, и Микаэль перекусил в киоске у автобусного вокзала. Он отбросил магазины и посетил муниципалитет, библиотеку и аптеку. В полицейском участке никого не оказалось, и он начал наудачу опрашивать пожилых людей. Часа в два ему встретились две молодые женщины, которые, разумеется, не знали пару на снимке, но высказали дельную мысль:
— Если снимок сделан в шестьдесят шестом году, этим людям должно быть около шестидесяти лет. Вы можете сходить в дом для престарелых возле Сульбакки и поспрашивать там пенсионеров.
В канцелярии дома престарелых Микаэль представился женщине лет тридцати и объяснил ей свое дело. Она с подозрением воззрилась на него, но под конец смилостивилась. Микаэль проследовал за ней в гостиную, где в течение получаса показывал фотографии множеству людей в возрасте от семидесяти и старше. Они изо всех сил пытались помочь, но никто из них не смог опознать пару, снятую в Хедестаде в 1966 году.
Около пяти он снова вернулся на улицу Сульвендан и позвонил к Бурману. На этот раз ему повезло больше. Супруги Бурман, оба пенсионеры, только что вернулись домой. Его пригласили на кухню, где жена тотчас поставила вариться кофе, а Микаэль тем временем изложил суть вопроса. Как и при всех предыдущих попытках, ему выпал невыигрышный билет. Бурман почесал в затылке, раскурил трубку и немного погодя признался, что пары на снимке не знает. Между собой супруги говорили на местном диалекте, и Микаэлю временами было трудно их понимать.
— Но вы совершенно правы, что эта наклейка с нашей фабрики, — сказал муж — Здорово вы ее опознали. Беда только в том, что мы раздавали их направо и налево — перевозчикам, покупателям и поставщикам древесины, ремонтникам, машинистам и многим другим.
— Найти эту пару оказалось сложнее, чем я думал.
— Зачем они вам нужны?
Микаэль заранее решил, что если его спросят, будет рассказывать правду. Любые придуманные истории о паре на снимке звучали бы фальшиво и могли только все запутать.
— Это долго рассказывать. Я изучаю преступление, совершенное в Хедестаде в шестьдесят шестом году, и есть вероятность, хоть и микроскопическая, что люди на снимке видели кое-что важное. Их ни в чем не обвиняют, и, скорее всего, они сами даже не подозревают, что обладают информацией, способной помочь раскрыть это преступление.
— Преступление? Что за преступление?
— Извините, но больше я ничего сказать не могу. Разумеется, выглядит очень странным, что кто-то почти через сорок лет приезжает и пытается разыскать этих людей, но преступление не раскрыто, и только в последнее время вдруг появились новые факты.
— Понимаю. Да, у вас действительно довольно необычное дело.
— Сколько людей работало на фабрике?
— Обычно в штате насчитывалось сорок человек. Я работал там с семнадцати лет, с середины пятидесятых, и до самого закрытия фабрики. Потом я стал перевозчиком.
Бурман немного подумал.
— Могу сказать лишь, что парень со снимка у нас на фабрике никогда не работал. Впрочем, он мог бы быть из перевозчиков, но, думаю, я бы его тогда узнал. Но есть и другая возможность. Например, на фабрике мог работать его отец или кто-то из родственников или это просто не его машина.