Камешек в небе. Звезды как пыль - Айзек Азимов

Байрон крепко сжал кулаки. Он высок и силен, но безоружен. У людей, пришедших за ним, будут бластеры и нейронный хлыст.

Он прижался к стене.

Услышав звук прикрывающейся двери слева, Байрон быстро повернулся. Вошел человек в мундире, невооруженный. С ним была девушка.

В другое время Байрон внимательно рассмотрел бы девушку, поскольку она была достойна рассмотрения и одобрения, но в данный момент ему было не до этого.

Они приблизились и остановились в футе от него. Он не сводил взгляда с бластера стражника.

Девушка сказала стражнику:

— Я буду разговаривать с ним первой, лейтенант.

Небольшая вертикальная морщинка появилась у нее меж глаз.

— Вы обладаете сведениями о заговоре против Директора?

Байрон сказал:

— Мне говорили, что я увижусь с самим Директором.

— Это невозможно. Если у вас есть что сказать, говорите мне. Если ваша информация правдива и ценна, вас наградят.

— Разрешите спросить, кто вы? Откуда я знаю, что вы все передадите Директору?

Девушка казалась раздраженной.

— Я его дочь, — резко сказала она. — Пожалуйста, отвечайте на мои вопросы. Вы не из Системы?

— Я с Земли.

Помолчав, Байрон добавил:

— Ваша милость.

Добавление понравилось ей.

— Где это? — спросила она.

— Маленькая планета в секторе Сириуса, ваша милость.

— Как вас зовут?

— Байрон Мелейн, ваша милость.

Она задумчиво посмотрела на него.

— С Земли? Вы можете управлять космическим кораблем?

Байрон чуть не улыбнулся. Она испытывала его. Она прекрасно знает, что космическая навигация — запретное искусство в подвластных тиранитам мирах.

Он сказал:

— Да, ваша милость.

Он мог бы доказать это на деле, если только проживет достаточно долго. Космическая навигация на Земле не запретна, а за четыре года можно изучить многое.

Она продолжала:

— Очень хорошо. Так о чем вы хотели рассказать?

Он неожиданно принял решение. Со стражником он на это не решился бы, но это девушка, и если она действительно дочь Директора, то может сослужить ему добрую службу.

— Никакого заговора нет, ваша милость, — сказал он.

Девушка удивленно вскинула брови. Потом нетерпеливо повернулась к своему спутнику.

— Займитесь им, лейтенант. Добейтесь от него правды.

Байрон сделал шаг вперед и наткнулся на холодный ствол бластера стражника. Он настойчиво сказал:

— Подождите, ваша милость. Выслушайте меня! Это был единственный способ увидеться с Директором. Разве вы не понимаете?

Вслед уходившей девушке он еще громче произнес:

— Но вы, по крайней мере, скажите его превосходительству, что я Байрон Фаррил и заявляю свои священные права на убежище.

Он схватился за последнюю соломинку.

Старые феодальные обычаи начали утрачивать свои силы еще за поколение до прихода тиранитов, и теперь они выглядели архаизмом, но у него ничего другого не было, как сообщить о своем высоком происхождении.

Она остановилась и повернулась к нему лицом.

— Вы утверждаете, что принадлежите к аристократии? Только что вас звали Мелейн…

Неожиданно прозвучал новый голос:

— Так и есть, но это второе имя. Вы действительно Байрон Фаррил. Сходство несомненное.

В дверях стоял маленький улыбающийся человек. Глаза его, широко расставленные, яркие, с явным интересом рассматривали Байрона. Он запрокинул голову, разглядывая высокого Байрона, и сказал девушке:

— Разве ты не узнаешь его, Артемизия?

Артемизия торопливо подошла к этому человеку.

— Дядя Джил, что вы здесь делаете?

— Забочусь о своих интересах. Учти, что если произойдет убийство, я буду наиболее вероятным преемником на трон Хинриадов.

Джилберт подмигнул и добавил:

— Убери отсюда этого лейтенанта. Никакой опасности не существует.

Не обращая внимания на его слова, она сказала:

— Ты опять прослушивал коммуникатор?

— Да. Ты хочешь лишить меня этой забавы? Так приятно подслушивать чужие разговоры.

— Но если поймают тебя?

— Опасность составляет часть игры, моя дорогая, самую забавную ее часть. В конце концов, тираниты, не задумываясь, прослушивают Дворец. Мы не сможем ничего сделать, не зная ничего о них. Ты не представишь меня?

— Нет, — коротко ответила она. — Это не твое дело.

— Тогда я сам представлю себя. Услышав его имя, я перестал подслушивать и заторопился сюда.

Он миновал Артемизию и подошел к Байрону, осмотрел его с улыбкой и сказал:

— Это Байрон Фаррил.

— Я и сам сказал это, — ответил Байрон.

Он с опаской посматривал на лейтенанта, который по-прежнему держал бластер наготове.

— Но вы не добавили, что вы сын Ранчера Вайдемоса.

— Я сделал бы это, если бы не ваше вмешательство. Во всяком случае, вот мой рассказ: я должен был уйти от тиранитов, не выдавая им своего настоящего имени.

Байрон ждал. Если последует немедленный арест, у него еще будет шанс.

Артемизия сказала:

— Понятно. Это дело Директора. Вы уверены, что заговора нет?

— Уверен, ваша милость.

— Хорошо. Дядя Джил, побудешь с мистером Фаррилом. Лейтенант, идемте со мной.

Байрон ощутил слабость. Ему хотелось посидеть, но Джилберт, по-прежнему рассматривавший его с почти циничным интересом, не предложил этого.

— Сын Ранчера! Забавно!

Байрон взглянул на него. Он устал подыскивать осторожные и обдуманные фразы.

— Да, я сын Ранчера. Иначе говоря, Ранчер — мой отец. Чем я еще могу вас развлечь?

Джилберт не оскорбился. Улыбка его стала шире. Он проговорил:

— Вы можете удовлетворить мое любопытство? Вы действительно явились сюда в поисках убежища?

— Этот вопрос я буду обсуждать с Директором, сэр.

— Оставьте, молодой человек. Вы увидите сами, что с Директором мало что можно обсуждать. Почему бы вам не иметь дело с его дочерью? Забавная мысль, обдумайте ее.

— Вам все кажется забавным?

— Почему бы и нет? Жизнь вообще забавна. Это единственное прилагательное, которое ей полностью соответствует. Взгляните на мир, молодой человек, можете перерезать себе горло, если вы не увидите, что все в ней забавно. Слишком мало в ней хорошего, но забавного — уйма. Кстати, я не представился. Я двоюродный брат Директора.

Байрон холодно сказал:

— Примите мои поздравления.

Джилберт пожал плечами:

— Вы правы. Это не производит впечатления. Но я готов оставаться в таком положении бесконечно, так как никакого убийства пока не предвидится.

Видя, что Байрон не улыбается, Джилберт продолжал в том же тоне: