Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч

– Не знаю.

– Рассказали бы мне?

– Возможно.

– Хорошо. Я бы вас выслушала. – Видимо, глубокие чувства, прозвучавшие в этой фразе, показались ей неестественными, и она смутилась. – Я просто хотела, чтобы вы знали.

– Спасибо, – спокойно ответила Фрида.

Саша опустила руку, и они отвернулись от решетки. Заметно похолодало, небо посветлело, словно собирался снегопад.

– Через полчаса у меня пациент, – сообщила Фрида.

– Один вопрос.

– Какой?

– Насчет завтрашнего дня. Вы, наверное, очень волнуетесь. Я надеюсь, все пройдет хорошо. Вы мне сообщите?

Фрида пожала плечами. Саша смотрела, как она удаляется, худая и неестественно прямая, и как ее проглатывает толпа.

Глава 3

Детектив Иветта Лонг прибыла на место за несколько секунд до Карлссона. Ей позвонили всего лишь пятнадцать минут назад, но на улице уже собралась небольшая толпа: дети, которые должны были быть в школе; молодые матери с младенцами в колясках; мужчины, которые, похоже, никуда не торопились. Похолодало, но на многих не было ни пальто, ни перчаток. Они выглядели возбужденными, с горящими от любопытства глазами. Перед домом № 3 стояли две патрульные машины, и место происшествия уже обозначили. За ограждением расхаживал худой как щепка мужчина с рыжим «конским хвостом», а рядом с ним трусила бочкообразная собачка. Время от времени она садилась и зевала так, что с челюсти стекала слюна. У ограждения находился еще один мужчина, чрезвычайно полный, в узкой футболке, подчеркивавшей многочисленные валики жира. Он стоял, утирая блестящий от пота лоб, словно сейчас был разгар лета, а не ледяной февраль. Иветта припарковалась, и как только она открыла дверцу, из дома, прижимая к лицу носовой платок, вышел детектив Крис Мюнстер.

– Где женщина, которая его обнаружила?

Мюнстер убрал платок и сунул его в карман. Он прилагал отчаянные усилия, чтобы справиться с собой.

– Прости. Все это выбило меня из колеи. Она там. – Он кивком указал на негритянку средних лет, которая сидела на тротуаре, спрятав лицо в ладонях. – Она ждет, когда мы ее допросим. У нее шок. Другая женщина – та, которая находилась с ним, – сидит в машине с Мелани. Она все время говорит о чае. Криминалисты уже едут.

– Карлссон тоже едет.

– Хорошо. – Мюнстер понизил голос. – Как они могут так жить?

Иветта и Карлссон надели бумажные бахилы. Он успокаивающе кивнул и на секунду положил ладонь ей на плечо. Она глубоко вздохнула.

Позже Карлссон постарается разделить все свои впечатления, привести их в порядок, но сейчас он окунулся в хаос образов, и запахов, и тошноты, от которых его прошиб пот. Они пробирались через мусор, собачьи экскременты, запах – такой сладкий и густой, что от него першило в горле, – и наконец оказались возле незаколоченной двери. Вошли внутрь и очутились в иной вселенной, где царил удивительный порядок: здесь, словно в библиотеке, все было тщательно каталогизировано и хранилось в конкретном, специально отведенном месте. Три пары древних ботинок, стоящих друг на друге; полка с круглыми камешками; еще одна полка с птичьими косточками, на которых кое-где сохранились спутанные перья; картонная коробка с окурками, выложенными рядами; пластмассовая коробка, чье содержимое очень сильно смахивало на волосяные шары. Проходя в следующую комнату, Карлссон успел подумать, что живущая здесь женщина, должно быть, безумна. А затем он уставился на ту штуку на диване – голого мужчину, сидящего, выпрямив спину, в ореоле ленивых жирных мух.

Мужчина был очень худым и, хотя сказать наверняка было трудно, не казался старым. Он сложил руки на коленях, словно подчеркивая свою скромность, и в одной из них держал булочку с глазурью. Под головой у мужчины была подушка, так что его открытые зеленовато-желтые глаза смотрели прямо на вошедших, а губы кривились в застывшей усмешке. Кожа у него была покрыта голубыми пятнами, как у сыра, слишком долго пролежавшего вне холодильника. Карлссон невольно вспомнил вытравленные кислотой джинсы, которые дочка заставила его купить, и поспешно задвинул эту мысль как можно дальше: он не хотел помещать дочь в подобную обстановку, пусть даже и мысленно. Наклонившись, он заметил, что туловище мужчины пересекают какие-то вертикальные полосы. Он, похоже, был мертв уже довольно продолжительное время, судя не только по тому, как потемнела его кожа там, куда из нижней стороны бедер и ягодиц натекла кровь, но и по запаху, заставлявшему Иветту Лонг, которая стояла за спиной Карлссона, мелко и хрипло дышать. На полу он обнаружил две полные чашки чая – прямо у левой ноги трупа, загнутой вверх под неестественным углом; пальцы на ноге были растопырены. В светло-каштановых волосах покойника застрял гребешок, на губах блестела помада.

– Очевидно, он находится здесь уже некоторое время. – Голос Карлссона прозвучал куда спокойнее, чем он ожидал. – В комнате тепло. Потому и запах такой.

Иветта издала какой-то звук – возможно, означавший согласие.

Карлссон заставил себя присмотреться к пятнистой, опухшей плоти. Потом сделал Иветте знак рукой.

– Посмотри сюда.

– Куда?

– На его левую руку.

У среднего пальца отсутствовал верхний сустав.

– Возможно, это врожденное.

– Как по мне, очень похоже, что его отрезали, и рана не успела нормально зажить, – возразил Карлссон.

Иветта сглотнула, прежде чем ответить. Нет, ее ни в коем случае не должно стошнить!

– Не знаю, – сдавленно произнесла она. – Трудно сказать. Немного похоже на кашицу, но, возможно…

– Общее разложение, – закончил за нее Карлссон.

– Да.

– Которое происходит быстрее из-за жары.

– Крис сказал, что, когда они прибыли, здесь был включен обогреватель.

– Вскрытие все покажет. Но судмедэкспертам надо поторопиться.

Карлссон посмотрел на треснувшее стекло в окне, на гниющий подоконник, на тонкие оранжевые занавески… Здесь тоже были вещи, собранные и отсортированные Мишель Дойс: картонная коробка со смятыми, очевидно, использованными носовыми платками; ящик, наполненный крышечками от флаконов духов с цветной маркировкой; банка для варенья, где хранились обрезки ногтей – маленькие желтеющие полумесяцы.

– Давай убираться отсюда, – заявил он. – Поговорим с ней и с женщиной, которая это нашла. Мы можем вернуться позже, когда его заберут.

Когда они вышли из помещения, как раз появились криминалисты, привезя с собой прожекторы и камеры, защитные маски, химикаты и общую атмосферу профессиональной компетентности. Карлссон вздохнул с облегчением. Они уберут весь ужас, превратят кошмарную, кишащую мухами комнату в хорошо освещенную лабораторию, где предметы станут данными и будут классифицированы.

– Какая ужасная смерть! – заметил он, когда они вернулись на улицу.

– Да кто он, черт возьми, такой?

– С этого мы и начнем.

Карлссон оставил Иветту разговаривать с Мэгги Брэннан, а сам пошел к машине, где сидела Мишель Дойс. Ему было известно только, что ей пятьдесят один год; что ее недавно выписали из больницы после осмотра, не давшего никакого определенного заключения о ее умственном здоровье; что она живет на Говард-стрит уже месяц и соседи на нее не жаловались. Сегодня Мэгги Брэннан посетила ее впервые: она замещала коллегу, которая не могла прийти раньше, потому что находилась в отпуске по болезни с октября прошлого года.

– Мишель Дойс?

Она обратила на него взгляд своих невыразительных глаз – почти таких же невыразительных, как у слепца, – и ничего не ответила.

– Я главный инспектор Малком Карлссон. – Он замолчал, ожидая ответа. Она только моргнула. – Полицейский, – добавил он.

– Издалека приехали?

– Нет, не особенно. Но я должен задать вам несколько вопросов.

– А вот я приехала очень издалека. Можете спросить, вам подтвердят.

– Это важно.

– Да. Я знаю.

– Мужчина у вас в квартире…

– Я его развлекала.

– Он мертв, Мишель.

– Я чистила ему зубы. Мало кто из моих друзей может сказать это о своих гостях. И он пел для меня. Как звуки реки ночью, когда собака перестала лаять и крики и плач стихают.

– Мишель, он мертв. Мужчина у вас в квартире мертв. Мы должны узнать, как он умер. Вы можете сообщить мне его имя?

– Имя?

– Да. Кто он такой? Кем он был?

Вопрос, похоже, озадачил ее.

– Зачем вам его имя? Можете спросить у него сами.

– Это очень важно. Кто он?

Она уставилась на него: сильная, бледная женщина со странными глазами и крупными красными руками, которые плавали в воздухе, делая неопределенные жесты, когда она говорила.

– Он умер у вас в квартире, Мишель? Это был несчастный случай?

– У вас на зубе щербинка. Знаете, я очень люблю зубы. Я храню все свои старые зубы под подушкой на случай, если они придут, и несколько зубов других людей, но их мало. Они мне очень редко попадаются.