Песня смерти и крови (СИ) - "Sininen Lintu"

Любой, кто знал его имя и знал верные ритуалы, мог завладеть его сознанием. Он знал, что должен бороться, должен выжить любой ценой.

И он вышел навстречу.

*

Атахсайя был высоким и жутким. В его взгляде таилась мрачная, бесконечная бездна, а заточенные зубы были предназначены для того, чтобы разрывать мясо и обгладывать кости.

Наверное, если бы Марк встретил его где-то год назад, он бы испугался. Но когда-то он видел вендиго, духа северных лесов и голода, и он знал — можно победить любого, если знать, за что бороться.

Как и в Старце, в Атахсайе больше не оставалось ничего человеческого, и он даже не собирался использовать эту уловку. Он не использовал никаких уловок.

Просто бросился на Марка, сбил с ног и вцепился в горло.

Он был силен. Марк попытался оторвать руки от своей шеи, но сила чудовища во много раз превосходила его собственную. Он пытался и пытался, пока перед глазами не заплясали черные мушки. В легких почти не оставалось воздуха.

«Если ты умрешь, пока находишься в трансе, твое тело тоже умрет…»

Марк даже не мог обернуться волком. Он попробовал, но добрую часть сил забирали попытки хотя бы задышать.

Атахсайя склонился к его лицу, оскалился, обнажая клыки.

Ощущая, как наливаются кровью глаза, Марк сделал последнюю судорожную попытку глотнуть воздуха. Дернулся. И наконец-то смог угодить коленом Атахсайе в живот.

Сработал эффект внезапности. Чудовище, не ожидавшее удара, ослабило хватку. Кислород хлынул в легкие.

«Даже у чудовищ, вроде Атайхсайи, есть душа. Забери её, подчини её, найди то, что сохраняет ему существование, и ты сможешь убить его»

Джек Пайп не зря учил его ритуалу.

Воспользовавшись заминкой, Марк сам вцепился Атахсайе в глотку, уставился в бездну, что таилась за его взглядом, и нырнул в неё без страха, хотя и понимал, что может не вернуться назад.

Ему не были нужны шаманские напевы и барабанный бой, у него было только намерение, и он выжал из него, что мог.

Бездна молчала, пока Марка несло сквозь неё, и ему чудилось, будто из неё смотрит множество глаз. Изучает. Но среди них он искал только Атахсайю. Что-то, что делало его бессмертным в этой первозданной тьме, из которой вышел весь мир и однажды в неё возвратится.

Если в этой бездне и были чьи-то ещё души, они молчали. Ну или у Марка не было к ним доступа.

Зато Атахсайя выл и визжал. Его вопли, перемешанные с рычанием, звучали в голове болью, но, стоило Марку очутиться не просто в трансе, не просто в сознании духа мести, но в самой бездне, наполнявшей его и являющейся его сутью, сделать дух ничего уже не мог.

«Ты умрешь, если попытаешься! — верещал он. — Ты всего лишь маленький шаман!»

И, возможно, так оно и было бы… но Марк всё это время учился управлять своей силой. И, быть может, не тягаться ему с великими духами, создавшими этот мир, но с одним-единственным, голодным и злобным, он потягаться мог. И зашел слишком далеко, чтобы останавливаться.

Он помнил голос Брайана, звавший его домой. Он помнил Киру, что ждала его, и не мог её подвести.

Марк в душе не знал, как далеко его пронесло через тьму, пока он, наконец, не нашел, к чему стремился. Душа Атахсайи выглядела как кровавый сгусток, витающий в темноте, пульсирующий, как сердце за ребрами. Она казалась вполне осязаемой.

Атахсайя завизжал. Где-то там, на предыдущем уровне транса, он сжимал руки у Марка на горле. Где-то там, в далеко позади оставшейся реальности, он всё ещё мог разорвать Марка на части.

Плевать.

Душа чудовища билась у него в кулаке. Стоило только сжать пальцы.

«Подожди! — взвизгнул дух. — Не делай этого! Я… я отпущу их! Всё равно старый дурак уже мертв или почти мертв! Я отпущу их, а ты отпусти меня! Клянусь своей душой, я не стану преследовать ни их, ни тебя!»

На мгновение перед внутренним взором Марка промелькнули жуткие картины. Растерзанный и изуродованный, наполовину пожранный мальчишка с собакой. Останки женщины, её лицо съедено с костей. Окровавленная куртка Денни. Маленькая переломанная фигурка, рядом — поломанные очки. Брайан. И женщина, расчлененная, со свисающими из развороченного нутра кишками — Кира. Его Кира.

Чудовище упрашивало и угрожало, но вряд ли выполнило бы хоть одно из своих обещаний. Марк точно знал: если он поверит Атахсайе, то не выберется из дебрей его сознания живым.

Рассказывая о ритуале, Джек Пайп его предупреждал и об этом.

«Нельзя верить Атахсайе. Он — дух мести и злобы, он пожирает людей и уничтожает их души, но, как и любой дух, он лжет, и лжет искусно. Не верь ему. Ты знаешь, что нужно сделать»

Ещё бы он не знал.

Образы Брайана и Киры отпечатались у него под веками. Марк вовсе не был теперь уверен, что видения, посланные Атахсайей, не будут приходить к нему в кошмарных снах. Душа билась в его руке пойманной хищной птицей.

«Не смей! Не смей, не смей, не смей!»

В легких сдавило вновь — отчаявшийся дух решил, что терять ему нечего. Зато Марку было, что терять.

И он сжал в ладони истерично бьющуюся душу.

*

Больно. Больно. Больно!

*

Марка резко вышвырнуло из транса.

Глаза Атахсайи начали мутнеть.

Чудовище нависало над ним, капая слюной на лицо. Острые зубы щелкнули прямо над его носом.

У него не получилось.

Осознание этого ударило Марка в самое сердце, ведь у него не оставалось иных способов борьбы с Атахсайей — ритуал был только один, и он его провалил.

А потом он услышал выстрелы.

Атахсайя дернулся — раз, другой — и повалился на Марка всей своей тушей. Изо рта у него воняло гнилым мясом и кровью. Мутные глаза закатились, он обмяк и больше не двигался.

Отпихнув безжизненное тело, теперь гораздо больше напоминавшее человеческое, Марк кое-как поднялся. Душа Атахсайи ушла в небытие, и монстр снова стал похож на того, каким, вероятно, был при жизни.

Марк чувствовал, что у него ломит все кости и мышцы, будто он пробежал за раз несколько десятков километров. Быть может, так оно и было. На лице подсыхала слюна монстра; горло болело так, будто его сломали, а потом вправили обратно.

И он был жив.

А по косяку прохода к лестницам, закрывая лицо руками, сползал на пол темноволосый мальчишка.

*

Денни и сам не знал, как ему удалось увести раненного Коннора Дугласа с лестничного пролета; не знал, как это… существо — человек ли? — так и не погналось за ними. Уже утаскивая Коннора вверх по лестнице, пока мальчишка, как заведенный, твердил, что нужно спасать Хизер и Криса, он думал: Господи, что это за существо такое, почему, нахрен, оно вообще существует в этом мире…

Он вспомнил вдруг Сэма. То, каким его лучший друг стал в последние дни перед своим исчезновением.

Будто что-то неизведанное и жуткое натянуло на себя его кожу. Вольготно расположилось внутри. Заняло чужое тело.

И не хотел думать об этом. Видит Бог, он крышей поедет в хлам, если будет об этом думать.

Крис Баттлер был жив, хотя валялся без сознания у стены. На шее у него проступали синяки. Пульс прощупывался, хоть и бился неровно, а, когда Денни попытался приподнять его за затылок, то вляпался в кровоточащую рану.

«Твою ж мать, надеюсь, у парня нет черепно-мозговой…»

Хотя черепно-мозговая, конечно же, наверняка была, тут к гадалке не ходи.

Кем бы ни было это чудовище — а, скорее всего, оно было просто изуродованным человеком, в жизни всякое бывает, — оно пыталось убить Криса, Коннора и Хизер Ньюман, и у него не получилось.

Пока что не получилось. И, кажется, оно за ними больше не гналось.

Потом раздались выстрелы, и оставалось молиться, чтобы это стрелял Марк, а существо всё-таки погибло.

Денни был уверен, что до конца жизни будет видеть во сне эти мутные, полные нечеловеческой злобы глаза и огромную фигуру. И это лицо, в котором легко угадывались обычные мужские черты.

— Хизер… Крис… — при виде отключившегося друга Коннор сломался. Он сполз на пол, зажимая ладонью рану от когтей, и зарыдал. Кровь сочилась у него сквозь пальцы.