Зачем ловеласу жениться - Тэсса Дэр

— Да, я все понял, — кивнул Тоби. — Я прекрасно все понял.

От этого разговора все же получилась какая-то польза. Теперь он окончательно убедился в том, что с Изабель у него вышло примерно то же, что было с Софией. Только на сей раз именно он, Тоби, хотел, чтобы его любили таким, какой он есть. Но женщина, на которой он женился, на это не способна.

Минуту спустя карета остановилась у входа в Грейсон-Хаус.

— Уже поздно, — сказал Тоби. — А до Суррея путь не близкий. Ты не обидишься, если я не стану к вам заходить?

— Конечно, не обижусь.

Дверца кареты распахнулась, и кучер подал Софии руку. В последний момент она задержалась и, повернувшись к Тоби, тихо сказала:

— Наверное, не надо говорить тебе о том, что Бел помешана на благотворительности. Но мне кажется, ты знаешь о ней далеко не все. Кое о чем ты даже не догадываешься. Например, о том, что Изабель очень боится обнаружить те свои качества, которые считает постыдными.

Тоби недоверчиво взглянул на Софию. Глупая женщина… Как может она так говорить об Изабель? Невольно вздохнув, он так же тихо ответил:

— Поверь, моей жене не о чем беспокоиться. У Изабель нет недостатков. Она самоотверженный и бескорыстный ангел.

Голубые глаза Софии сверкнули в сумраке кареты. Немного помедлив, она спросила:

— Ты действительно хочешь знать, что заставило меня сбежать от тебя?

Он молча кивнул.

— Вот такие твои заявления.

Глава 24

В пятницу утром Бел ждала гостей в розовой гостиной.

Но этим утром гостиная была совсем не розовой. Она была совершенно белой. При подготовке к демонстрации устройства для чистки печных труб шторы в комнате сняли, ковры скатали. Все безделушки уложили в коробки, картины задрапировали холстиной, а мебель прикрыли чехлами из муслина.

Своим суровым аскетизмом эта комната теперь напоминала Бел детство и спальню матери. Та спальня тоже была без штор и безо всяких безделушек — ради безопасности матери. После ужасного происшествия с балдахином над кроватью и после того, как коврик у камина загорелся, было решено: чем проще декор, тем лучше.

«Да, все очень, очень похоже»… — думала Бел, то и дело вздыхая. И она была права — этим утром розовая гостиная и впрямь напоминала пустую, залитую солнцем спальню на Тортоле. Только тут, в Лондоне, не было безумной женщины.

Возможно, безумная женщина была и здесь. Потому что любовь — безумие.

Тихо застонав, Бел закрыла лицо ладонями. Но она не плакала. За двое суток, что прошли с того дня, как Тоби ее покинул, она уже выплакала все слезы. Гнев, отчаяние, страх, боль одиночества, тоска — все эти чувства, сменяя друг друга, накатывали на нее, не давая ни минуты передышки, они сводили с ума. Временами она так скучала по Тоби, что уже готова была помчаться к нему в Суррей, но в следующую секунду вспоминала художества мистера Холлихерста, и у нее пропадало всякое желание видеть того, кто «вдохновлял» художника.

И теперь Бел уже не знала, что думать. Может, она сходила с ума?..

Возможно, она должна была благодарить Тоби за то, что он ушел, избавив ее от необходимости уходить самой. Потому что ей было бы ужасно трудно жить с ним под одной крышей после всего произошедшего: после того как она, словно обезумев, набросилась на него, била его и оскорбляла.

И теперь она ни в коем случае не должна была допустить повторения этой мерзкой сцены. Поэтому ей следовало держаться от него подальше. И выходит, что Тоби, покинув Лондон, уберег ее от беды.

Конечно, они не могли постоянно жить порознь. Ведь, в конце концов, они были мужем и женой… Рано или поздно они с Тоби встретятся. Но к тому времени их взаимное ожесточение поутихнет, а страсть остынет. С ясной головой они могли бы начать все заново. И зажили бы так, как живет в браке большинство людей их круга. И, пожалуй, это даже к лучшему. Ведь именно такого брака она поначалу и хотела.

К тому же она прекрасно знала, что Тоби не составит труда найти другую женщину… или других женщин. И она, Бел, не стала бы лишать его этого удовольствия. Она хотела, чтобы он был счастлив, а при его дружелюбии и общительном характере одиночество ему противопоказано.

Нет, одиночество станет ее, Бел, уделом. И не важно, что она будет при этом чувствовать. Она всецело посвятит себя благотворительности, будет спасать несчастных детей. Она не позволит им задохнуться в печных трубах.

Любовь и страсть не для нее.

Комната постепенно наполнилась приглашенными дамами, одетыми в серые и черные тона, как и было указано в приглашении. Дамы расправляли темные юбки, усаживаясь на кушетки и кресла, задрапированные белым муслином.

Наконец появилась и последняя из приглашенных дам.

— Леди Вайолет Морхаус! — громко объявил дворецкий. И в тот же миг в комнату вошла почтенная матрона, вся в ядовитых оттенках кирпично-красного цвета.

— Леди Олдридж, моя дорогая! — Вайолет присела в реверансе, одарив хозяйку откровенно фальшивой улыбкой.

Бел тоже изобразила улыбку.

— Прошу прощения за то, что не выполнила требования относительно цвета платья, — продолжала гостья, окинув взглядом свой наряд. — Но, видите ли, дело в том… — Она снова улыбнулась. — В то время как у вас начинается утро, у меня заканчивается вечер. Я еще не появлялась дома.

— Это не имеет значения, — ответила Бел. — Я очень рада, что вы смогли найти время и присоединиться к нам.

Леди Вайолет откашлялась и пробормотала:

— Полагаю, чай тут не подают… Я уже не спрашиваю о вине — его здесь точно не найдешь. У меня такое ощущение, что я попала на собрание Общества квакеров.

Дамы захихикали.

Бел нахмурилась, но тотчас же взяла себя в руки. «Милосердие, — сказала она себе. — Ведь ради этого ты живешь, не так ли?» А леди Вайолет так же нуждалась в милосердном к себе отношении, как и все прочие смертные.

— Конечно, я могу предложить вам чаю. — Бел обвела взглядом собравшихся. — Чай, кофе, шоколад — кто что пожелает. Дамы, мы пойдем завтракать?

Бел дожидалась, когда все приглашенные, выйдут в коридор. Вдруг кто-то у нее за спиной взял ее за локоть. Бел стремительно обернулась.

— О, София! Я очень рада, что ты приехала. — Она с жаром обняла невестку. — Я уже начала волноваться, боялась, что ты не придешь. Августа уехала в Суррей, и помочь мне сегодня некому.

— Как я могла не прийти? Ты думаешь, я бы оставила тебя одну на растерзание этим драконам в юбках? — В голубых глазах Софии блеснули озорные огоньки. — Да, пока я не забыла… — доложила она шепотом. — У меня для тебя подарок. — София вложила в руки Бел аккуратный сверток, перевязанный тесьмой. — Это книга, — пояснила она. — Но не открывай ее сейчас.