Моя жизнь - Мохандас Ганди

Сахиб приказал Таийб Шету привести меня к нему. Я отправился к сахибу вместе с Тайиб Шетом и другими индийцами. Нам даже не предложили сесть.

— Зачем вы приехали сюда? — спросил сахиб, обращаясь ко мне.

— Я приехал сюда по просьбе своих соотечественников, чтобы помочь им советом, — ответил я.

— Но разве вы не знаете, что не имели права этого делать? Пропуск был выдан вам по ошибке. Вас нельзя считать местным индийцем. Вы должны вернуться обратно. К м-ру Чемберлену вас не допустят. Азиатское ведомство учреждено со специальной целью защищать интересы индийцев. Итак, можете отправляться обратно.

С этими словами он распрощался со мной, не дав мне возможности ответить.

Моих спутников он задержал, задал им хорошую головомойку и посоветовал отправить меня обратно.

Они ушли от него, в полном уныниии. Мы столкнулись с совершенно непредвиденными обстоятельствами.

III

Обида проглочена

Я был оскорблен. Но в прошлом мне пришлось проглотить уже столько оскорблений, что я перестал быть к ним особенно чувствительным. Поэтому я решил забыть и об этом и стал беспристрастно наблюдать за дальнейшим ходом событий.

Мы получили от начальника азиатского ведомства письмо, в котором говорилось, что, так как я уже имел беседу с м-ром Чемберленом в Дурбане, следует исключить меня из. состава депутации, которую он должен принять.

Это письмо в высшей степени возмутило моих товарищей. Они предложили вообще не посылать депутацию. Я разъяснил им, что община в этом случае оказалась бы в весьма щекотливом положении.

— Если вы не представите м-ру Чемберлену своих требований, — сказал я, — то решат, что их у вас вообще нет. Но ведь наше ходатайство должно быть представлено в письменном виде, и текст его уже выработан. Совершенно неважно, прочту его я или кто-нибудь другой. М-р Чемберлен не станет обсуждать с нами этот вопрос. Полагаю, нам надо проглотить это оскорбление.

Едва я закончил, Тайиб Шет воскликнул:

— Разве оскорбление, нанесенное вам, не равносильно оскорблению всей общины? Разве можно забыть о том, что вы наш представитель?

— Совершенно верно, — сказал я. — Но и общине в целом придется проглатывать подобного рода оскорбления. Разве у нас есть другой выход?

— Будь что будет, но к чему терпеть? Ничего хуже с нами не случится. Какие еще права мы рискуем потерять? — возразил Тайиб Шет.

Возражение было остроумным, но толку от этого было мало. Я вполне сознавал затруднительность положения общины и успокоил друзей, посоветовав им пригласить вместо меня м-ра Джорджа Годфри, адвоката индийца.

Итак, депутацию возглавил м-р Годфри. В своем ответе депутации м-р Чемберлен намекнул на мое исключение из ее состава.

— Вместо того, чтобы всегда и всюду выслушивать одного и того же представителя, неплохо повидать и других, — сказал он, пытаясь смягчить нанесенную обиду.

Но все это вовсе не исчерпывало вопроса, а только осложняло работу общины, а также и мою. Приходилось начинать все сначала.

Некоторые укоряли меня:

— По вашему настоянию община помогала англичанам в войне, и вот к чему это привело.

Но колкости меня не задевали.

— Я не раскаиваюсь ни в чем, — говорил я, — и продолжаю утверждать, что мы поступили правильно, приняв участие в войне. Делая это, мы лишь исполняли свой долг. Не следует ждать награды за труды, но всякое доброе дело в конце концов обязательно принесет свои плоды. Забудем же о прошлом и будем думать о задаче, стоящей перед нами в настоящий момент.

Все согласились со мной. Я добавил:

— Откровенно говоря, дело, ради которого вы меня вызвали сюда, фактически уже сделано. Но я считаю, что я не должен уезжать из Трансвааля, даже если вы позволите мне вернуться домой. Раньше я делал свое дело в Натале, теперь же должен делать его здесь и в течение года даже и не помышлять о возвращении в Индию, а приписаться к Верховному суду Трансвааля. Я достаточно уверен в своих силах, чтобы иметь дело с новым ведомством. Если же мы этого не сделаем, община будет изгнана из страны, не говоря уже о том, что ее разорят. Каждый день ей будут наносить все новые оскорбления. Отказ м-ра Чемберлена принять меня и оскорбление, которое нанес мне чиновник, — ничто по сравнению с унижением всей общины. Немыслимо станет выносить ту поистине собачью жизнь, которая нам угрожает.

Такие беседы вел я с индийцами в Претории и Иоганнесбурге, обсуждая их положение, и в конце концов решил открыть контору в Иоганнесбурге.

Впрочем, было сомнительно, чтобы мне позволили вести дела в трансваальском Верховном суде. Но местные адвокаты не возражали против моей практики, и суд разрешил мне ее. Индийцу было трудно найти подходящее помещение для конторы. Но я близко познакомился с м-ром Ритчем, одним из местных купцов. С помощью знакомого ему агента по найму помещения я нашел подходящие для конторы комнаты в деловой части города и занялся своей профессиональной работой.

IV

Оживший дух жертвенности

Прежде чем рассказать о борьбе за права индийских поселенцев в Трансваале и об их взаимоотношениях с Азиатским ведомством, я должен остановиться на некоторых сторонах своей жизни.

До сих пор мной руководили противоречивые чувства. Дух самопожертвования умерялся желанием отложить что-нибудь на будущее.

Как-то в Бомбее ко мне явился американский агент по. страхованию жизни — сладкоречивый человек благообразной наружности. Он заговорил о моем будущем благосостоянии так, словно мы были с ним старые друзья.

— В Америке все люди вашего положения страхуют свою жизнь. Не застраховаться ли и вам? Жизнь переменчива. Мы, американцы, смотрим на страхование как на свою священную обязанность. Нельзя ли предложить вам страховой полис на небольшую сумму?

Прежде я всегда оказывал холодный прием всем страховым агентам, с которыми мне приходилось сталкиваться в Южной Африке и Индии, так как считал, что страхование жизни равносильно страху и неверию в бога. Но перед искусительными речами американского агента я не устоял. Слушая его доводы, я мысленно представлял свою жену и детей. «Ты продал почти все украшения жены, — подумал я. — Если же с тобой что-нибудь случится, то все заботы о содержании жены и детей падут на плечи несчастного брата, который с таким великодушием занял место умершего отца. Каково бы пришлось тебе в его положении?» Этими и подобными доводами уговорил я себя застраховаться на 10 тысяч рупий.

В Южной Африке вместе с переменой моего образа жизни изменились и мои взгляды. В этот период испытаний каждый свой шаг я совершал во имя бога и ради служения ему. Я не знал, как долго мне придется пробыть в Южной Африке, и опасался, что никогда больше не смогу вернуться в Индию. Поэтому я решил: пусть жена и дети живут вместе со мной, а я постараюсь заработать на их содержание. Этот план заставил меня пожалеть, что я застраховал свою жизнь, и мне стало стыдно, что я попался в сети страхового агента. Если брат действительно занимает в нашем доме место отца, думал я, то он, конечно, не сочтет слишком тяжелым бременем содержание моей вдовы, если дело дойдет до этого. А какие у меня основания предполагать, что смерть придет ко мне раньше, чем к другим? Всемогущий господь — вот наш настоящий защитник, а не я или брат. Застраховав жизнь, я лишил жену и детей уверенности в себе. Разве они не смогут позаботиться о себе сами? А как же семьи бесчисленных бедняков? Почему я не должен считать себя одним из них?