Повести и рассказы - Джо Хилл

Эдди взорвался смехом, да таким громким, что люди кругом вздрогнули.

— Видать, герпес свой проветривает. Осторожней с ней, приятель.

И снова захохотал, так, что пришлось стирать рукой набегавшие слезы. Я тоже рассмеялся, что делал не часто, и почувствовал в душе приятное покалывание.

Он назвал меня приятелем.

Вроде бы Эдди не вернул мне контрольную Кэмерона — убей не помню, чем дело кончилось, похоже, я так и сдал пустую работу. Так или иначе, с этого дня я очень часто болтался с Эдди. Он любил поговорить о своем старшем брате, Уэйне, который отбыл четыре недели из трехмесячного срока в исправительном центре для малолетних преступников за то, что поджег чей-то «олдсмобил», а потом слинял оттуда и сейчас болтается где-то на воле. Звонит иногда, чтобы похвастаться, сколько деревенских телок он трахнул и сколько черепушек разбил. Чем занимается старший брат, Эдди описывал туманно. Один раз сказал, что тот подрабатывает на фермах в Иллинойсе, другой — что угоняет тачки в Детройте для тамошних негров.

Мы часто зависали с пятнадцатилетней оторвой по имени Минди Акерс, которая подрабатывала нянькой в полуподвальном этаже дома напротив жилища Эдди. В квартире воняло мочой и плесенью, тем не менее мы торчали там целыми днями: курили и играли в шашки, пока голозадый младенец ползал у нас под ногами. Время от времени мы с Эдди шатались в лесу за Кристобель-парком, гуляя по бетонной пешеходной дорожке, которая шла над шоссе-111. Эдди всегда тащил с собой коричневый бумажный пакет с мусором из квартиры, где работала Минди, полный загаженных подгузников и мокрых, протухших коробок из-под китайской еды. Эти мусорные бомбы он швырял в проезжавшие под нами грузовики. Однажды он зарядил подгузником в здоровенный «семи» с аэрографией в виде алых языков огня и бычьими рогами на капоте. Подгузник врезался в лобовое стекло на пассажирской стороне, залив его горчично-желтыми поносными потеками. Завизжали тормоза, задымились шины. Водитель изо всех сил ударил по кнопке сигнала — от оглушительного воя сердце у меня чуть не выскочило. Мы схватились за руки и с хохотом кинулись прочь.

— Шевели булками, жирный, он за нами! — взвизгнул Эдди, и я прибавил ходу просто из чистой радости ощущать собственную скорость. Я никогда не верил, что кто-то всерьез вылезет из машины и погонится следом, но от самой игры захватывало дух.

Когда мы перешли на шаг и шли сквозь Кристобель-парк, пытаясь перевести дыхание, Эдди сказал:

— Нет более мерзкой формы человеческой жизни, чем водилы грузовиков. Никогда не встречал такого, чтобы не вонял после рейса, как выгребная яма.

Я не был удивлен, когда позже выяснилось, что бойфренд его матери — сука скандальная — шофер-дальнобойщик.

Иногда Эд заходил ко мне, чаще всего — посмотреть телевизор. У нас хорошо ловился сигнал. С любопытством относился к Моррису, расспрашивал, что с ним не так, рассматривал его подвальные поделки. Эдди даже помнил передачу, в которой брат выстроил и разрушил грифона из домино, а ведь ее показали около двух лет назад. Он никогда не говорил ничего такого вслух, но, по-моему, его забавляла идея знакомства с чокнутым гением. Ровно так же, как если бы Моррис был полным ампутантом или лилипутом. Эдди хотелось внести в свою жизнь каплю шоу «Хотите верьте, хотите нет!». В конце концов, каждому иной раз хочется откусить больше, чем он в силах прожевать, верно?

В один из первых визитов Эдди мы спустились в подвал, чтобы посмотреть очередную реинкарнацию Моррисова форта. Около сорока коробок расположились в форме гигантского спрута, восемь длинных туннелей сбегались к огромной центральной коробке из-под проекционного экрана. Было бы логично раскрасить конструкцию под осьминога — этакого зловещего кракена, — и действительно, некоторые из щупалец сияли лимонно-зеленым в красных кругах присосок. Другие, однако, явно остались от предыдущих построек — остаток желтой подводной лодки, часть космической ракеты — белой, в наклейках с американским флагом и с торчащими из нее стабилизаторами. Центральная коробка стояла некрашеной, зато была обвита ячеистой сеткой, закрученной вбок наподобие рожек. Остальная крепость походила на постройку из кубиков — выглядела вроде внушительно, но все равно по-детски, словно соорудил ее какой-то малыш. А необъяснимые — необъяснибельные — рожки окончательно убеждали в том, что строитель — человек, поехавший крышей.

— Потрясно, — сказал Эдди, стоя на нижней ступени лестницы и оглядывая оттуда крепость, но по тому, как потухли его глаза, я понял, что не так уж он впечатлен и явно ожидал большего.

Я не в силах был видеть его расстроенным, ни по какой причине. Если ему хотелось видеть в моем брате гения, того же хотел и я. Я опустился на четвереньки около одного из входов.

— Для полного эффекта надо залезть внутрь. Внутри всегда круче, чем снаружи.

И не видя, следует ли Эдди за мной, я пролез в крепость.

Неуклюжий, широкоплечий четырнадцатилетка, чуть больше пятидесяти кило весом, я тем не менее все еще был ребенком с детскими пропорциями и детской же гибкостью, способный пролезть сквозь любой, даже самый узкий ход. Хотя привычки лазать по сооружениям Морриса у меня не было. Я довольно рано понял, что мне в них неуютно, нападает что-то вроде клаустрофобии. Но теперь, прокладывая путь для Эдди, я ввинтился внутрь так, будто путешествие по одному из укрытий брата представляло для меня одно из самых больших удовольствий в жизни.

Один неустойчивый туннель перетекал в другой. В какой-то из коробок обнаружилась картонная полка со стоящей на ней банкой из-под джема, полной мух, которые, жужжа, настойчиво бились в стекло. В пустой коробке звук усиливался, так что скоро мне стало казаться, что мухи жужжат у меня в голове. Я, нахмурившись, внимательно оглядел банку, несколько обескураженный находкой — неужели Моррис так и бросит их здесь погибать? — после чего полез дальше, в узкий коридор, стены которого роились светящимися в темноте звездами, лунами и чеширскими котами — целая неоновая галактика.

Сами стены были выкрашены в черный, сперва я их даже не увидел. На одну короткую, тошнотворную секунду мне почудилось, что никаких стен, потолка, пола нет и не было, и я ползу через открытое пространство по узкой невидимой доске. Стоит соскользнуть с доски — и падение неизбежно. Мухи по-прежнему гудели, хотя я оставил их далеко позади. Голова кружилась; я протянул руку, и пальцы коснулись картона. Ощущение открытого пространства исчезло, оставив лишь легкую дурноту. Следующая коробка была самой маленькой, и, двигаясь сквозь нее, я задел