Земля ковбоев. Настоящая история Дикого Запада - Кристофер Ноултон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вибо опоздал к началу скотоводческого бума. На самом деле он вступил в игру так поздно, что невольно получил выгоду из-за удачного выбора момента на рынке. Во время Большого падежа он находился в Париже, собирая деньги для увеличения своего стада в 10 000 голов. Когда весной 1887 г. он вернулся в восточную Монтану, у него имелось 500 000 долларов нового капитала. Он мог покупать скот в то время, когда остальные скотоводы продавали; именно так он и поступил, заполучив все, до чего сумел дотянуться. Кроме того, он приобретал неприхотливых животных, которые сумели выдержать ужасную зиму. Пока все остальные разорялись, Вибо собрал стадо в 65 000 голов и стал одним из крупнейших королей скота на Западе. Он построил свое благосостояние, воспользовавшись несчастьями других людей. Его усадьбу, одну из достопримечательностей Запада, называли и Белым домом, и Дворцом. С равным успехом он занимался также банковским делом (Национальный банк в Майлс-Сити) и золотодобычей (компания Clover Leaf Mining). Вибо принадлежал к числу редких скотоводов той эпохи, которые смогли продать свое хозяйство и уйти из бизнеса по собственному желанию[384]. Он сделал это в 1904 г.
Мортон Фрюэн потерял все свои инвестиции в компанию Powder River Cattle: «Я так никогда и не увидел свои собственные невыпущенные акции, которыми компания расплатилась со мной при продаже; по договору с компанией их заблокировали на пять лет. Нас погубил магический рост заселения и процветания Великого Запада — и безрассудство президента»[385]. На самом деле краху компании способствовал и более важный фактор, нежели поток поселенцев и действия Гровера Кливленда. Однако Фрюэн не признавал своих недостатков как руководителя, разве что упомянул о «нехватке дисциплины». С этим никто из его акционеров не стал бы спорить.
Некоторым стадам в определенных долинах повезло больше, чем другим. В провинции Альберта травы хватало, и животных погибло меньше. В Техасском выступе, где годом ранее погода была гораздо хуже, ущерб оказался минимальным. В окрестностях Ларами ситуация у Хьюберта Тешмахера сложилась получше, чем у коллег из Шайенна: его ранчо лишилось всего 10 % поголовья. Однако для расширения бизнеса и выплаты дивидендов он привлек много заемных средств под высокий процент, поэтому его предприятие тоже получило смертельную рану. Тешмахер к тому моменту уже объявил о планах ликвидации, хотя и не спешил с нею. Многие из его акционеров, как и другие инвесторы на востоке страны и за рубежом, теперь хотели избавиться от вложений в скотоводство и были готовы продать свои акции с существенными потерями. Дивиденды компании Teschemacher & DeBillier Cattle никогда не оправдывали ожиданий: в 1882 г. они составляли 5 % годовых, а в 1890 и 1891 гг. снизились до 1,5 %. Полностью ранчо Тешмахера ликвидировали только осенью 1892 г. Его инвесторы потеряли 47 % своего капитала, а также те проценты, которые могли бы получить, просто оставив свои деньги в банке.
Эти молодые люди не могли забыть позор своей неудачи. Многие из них справедливо считали, что потратили впустую первые пять-десять лет своей деловой карьеры. Хуже того, многие из них, в том числе и Тешмахер, брали в долг крупные суммы у родителей или получали в управление их средства для начала своей деятельности. Потерять деньги инвесторов — достаточно плохо, но потерять деньги отца — просто унизительно. Партнер Тешмахера Ричард Тримбл сообщил отцу телеграфом из Денвера неприятную новость, что компания находится на грани банкротства. Тримбл занимал у отца значительные средства, чтобы купить руководящую роль в компании, к тому же отец сам инвестировал в предприятие скромную сумму. Отец Ричарда Мерритт Тримбл — банкир, только что вступивший в должность президента Bank for Savings, старейшего сберегательного банка Нью-Йорка, основанного в 1819 г., — ответил письмом, в котором проявил редкое сочувствие и понимание.
Дорогой Дик,
Твоя телеграмма из Денвера стала для меня ужасным холодным душем. Я искренне сожалею о твоей неудаче… Я хочу, чтобы ты внимательно изучил ситуацию и выяснил, есть ли у тебя какие-либо достойные причины или стимул оставаться дальше на Западе. Конечно, если, оставшись, ты можешь сделать что-нибудь для спасения своих инвестиций и инвестиций твоих друзей в Cattle Co, думаю, ты обязан предпринять все возможное для достижения этой цели, но если ты ничего не можешь сделать в этом направлении и не видишь другого занятия, которое даст тебе нечто большее, нежели временную поддержку, не ведущую к улучшению твоего положения, то полагаю, настало время подумать, существуют ли достаточные причины, чтобы оставаться там дальше. Я не исключаю того факта, что у тебя могут иметься личные причины, по которым ты не желаешь возвращаться в Нью-Йорк, но я не знаю о них достаточно… и могу сказать только, что, пока они существуют, я не имею права подвергать сомнению любое решение, к которому ты можешь прийти. Я также прекрасно понимаю, что возвращаться будет больно, поскольку это может означать признание поражения в твоем предприятии. Но я не сомневаюсь, что человек с твоим характером и способностями вскоре найдет себе достойное занятие. И как только ты найдешь такое занятие и займешься хорошей плодотворной работой, ты отпустишь прошлое[386].
Затем, дав наставления своему сыну и утешив его, Мерритт Тримбл пошел дальше и предложил свою безоговорочную поддержку:
Я буду только рад оказать тебе любую возможную помощь во всем, что ты решишь предпринять — здесь или где-либо еще… Я без колебаний предоставлю деньги, которые ты захочешь взять на любое новое предприятие, которое покажется тебе достаточно перспективным. Мы с нетерпением ждем твоего приезда в следующем месяце, когда можно будет обсудить все эти вопросы.
С любовью, М. Т.
Как оказалось, вера Мерритта Тримбла в «характер и способности» своего сына была не напрасной. Возможно, такая вера и такое воспитание позволили Ричарду Тримблу, как и Теодору Рузвельту (еще одному примеру человека с образцовым воспитанием), не только пережить испытания с провалом скотоводческого предприятия, но и добиться гораздо большего. Он вернулся на Манхэттен со своим пуделем и нашел работу в инвестиционно-банковской сфере. В конце концов он завоевал доверие банкира Джона Пирпонта Моргана, а затем
