Самурай из Киото - Михаил Белозеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через садики и тупички они вышли на соседнюю улицу и сразу столкнулись с отрядом карабидов числом не меньше десяти. Язаки сделал глупое лицо, оттопырив нижнюю губу и моргая, как подслеповатый, завел в обычной манере:
– Мы кабутомуши-кун, идем в ополчение… Мы кабутомуши-кун, идем в ополчение… Мы кабутомуши-кун, идем в ополчение… – И препаскудным голосом клянчил: – Дайте икорки, дайте икорки, ну дайте икорки – кушать хочется!!!
Он водил носом. Приплясывал. И Натабура стал беспокоиться, что его в действительности угостят «кыш-кыш». Единственный, кого он ввел в заблуждение, оказался Афра. По своей щенячьей наивности он поднял морду, долго вынюхивал воздух и начал ходить кругами.
Естественно, пасту ни Язаки, ни Афра карабиды не дали, а только шарахались, потому что Язаки был отвратительно забрызган кровью и еще чем-то серым, что висело на нем ошметками, от головы до ног, а Афра был чрезвычайно нахален в своей собачьей непосредственности.
Юка сыграла роль безутешной жены. Придерживая Афра за ошейник, она заголосила:
– Ой, на кого же ты меня бросаешь!.. – И все норовила повиснуть на Натабуре, который вышагивал, как настоящий гвардеец, и не отставал от Язаки:
– Послужим нашему Субэоса – главному наместнику Богини зла Каннон! Послужим нашему Субэоса – главному наместнику Богини зла Каннон!
Услышав такие речи, карабиды, во-первых, страшно удивлялись, потому что никто из граждан города Думкидаё не выказывал подобного патриотизма, а во-вторых, пугались при упоминании имени Богини зла и поэтому не замечали, что вся троица вместе с собакой удивительно точно подходит под описания мятежников и беглецов.
Но это была лишь внешняя сторона происходящего. Кроме правильных речей о Субэоса, Натабура твердил молитву-заговор, не дающую карабидам открыть глаза и правильно взглянуть на обычные вещи: на небо, дома, воду, что плескалась о берега. Они долго еще таращились вслед ушедшим, но тут же все забыли.
Таким же образом они брели от одной заставы к другой, делая вид, что направляются к цитадели Карамора. Наконец им несказанно повезло: какого-то торговца овощами еще утром забрили в гвардейцы, а его лодка так и осталась привязанной к сваям моста Иноуэ-Ю. Обрадованный Язаки тут же принялся за свое обычное занятие – пожирать содержимое корзин: морковь и капусту, которыми была забита лодка. Афра тоже попробовал было, но разочарованно сморщился и отвернулся.
Пару раз их окликнули с берега, но чем шире становилась река, тем труднее было распознать, кто находится в лодке.
И только когда они вышли в основной фарватер и удалились от города на расстояние не меньше двух ри, их заметил патруль и сделал пару кругов. Но то ли карабиды сплоховали, то ли Натабуре повезло, только как было у него три стрелы, так он все их три и выпустил, и три карабида упали в реку. Остальные предпочли подняться выше и принялись кидать в лодку яри.
Лодку пришлось покинуть и добираться вплавь. Карабиды попытались было преследовать на берегу, но одного из них, сунувшегося в заросли плакучей янаги, Натабура зарубил. А оставшийся в одиночестве карабид предпочел убраться восвояси.
Если бы только Натабура знал, что этим карабидом был капитан Аюгаи – наполовину человек, наполовину кабутомуши-кун, он бы сильно удивился. Еще бы больше удивился, если бы услышал доклад капитана генералу Мацуока, суть которого сводилась к тому, что мятежники лежат на дне реки Черная Нита. Но было поздно: война объявлена, а боевые действия должны начаться со дня на день. Генерал Мацуока не счел нужным докладывать о происшедшем главному наместнику – Субэоса. Во-первых, он преследовал собственные интересы: генералу платили рё только в военное время (в мирное же – рисом), а во-вторых, проверить информацию капитана Аюгаи не было никакой возможности. Не то чтобы генерал ему не доверял, а помнил, что Аюгаи совсем недавно служил под командованием генерала Тамаудзи, который отвечал за разведку и которого казнили. Поэтому генерал Мацуока специально посылал капитана Аюгаи на самые непрестижные места и давал самые трудные, грязные и неблагородные задания. Кому охота болтаться над рекой на третий день поисков? Только неудачникам. А генералу Мацуока очень хотелось сделать из капитана Аюгаи неудачника. Так хотелось, что следующим его заданием было отыскать и поднять лодку с трупами мятежников. Он вовсе не искал Карту Мира, потому что не знал о ее существовании, просто ему требовались надежные доказательства смерти беглецов. Само собой, не каждый день казнят боевого генерала из-за каких-то беглецов, пусть они и являются мятежниками. Генерал Мацуока догадывался, что война, которой он только обрадовался, каким-то образом связана с ними, и хотел на этом сыграть, не зная еще, как и каким образом.
* * *В час тигра, когда Субэоса получал голубиную почту из восьми провинций: Мусаси, Сагамэ, Кадзуса, Симоса, Кодзукэ, Симодзукэ, Хитати, Муцу, они спали в хижине сторожа на краю огромного кукурузного поля. Было тепло, сухо и мягко. А главное, хонки не путаются под ногами, думал он, обнимая ее. Во сне это не считается. Во сне все не так, как наяву. Во сне все можно – словно понарошку. Словно мы сговорились. Она ведь даже не просыпается. Да и ей, наверное, приятно?
Какие у него теплые руки, думала она, притворяясь, что спит. Теплые и тяжелые. А на вид не скажешь. Жилистые, гладкие, а по сути – родные.
Афра, верный своим привычкам, привалился спиной, охраняя с другой стороны, и только подергивает лапами, от которых пахло, как от копченого окорока. Все бежит и бежит куда-то, повизгивая. Должно быть, охотится во сне на мышей. На самом деле ему снилась стая, в которой он родился. Он был горд за всех своих братьев и сестер, когда они устраивали свару на потеху ёми. Поэтому он бежал и дрался, скулил и кусался – и был счастлив, как может быть счастлив только щенок.
Язаки дрых в углу, обнимая мешочек карэи – красного дорожного риса, единственной еды, которая прилипла к его рукам. Тайком ото всех жевал даже во сне, наслаждаясь мучнистым вкусом. Зерна были длинные, узенькие, красного цвета. Таяли во рту, как мед.
Натабура встал – так тихо, что ни Юка, ни Афра не проснулись, и, прихватив кусанаги, вышел наружу.
Влетел назад через мгновение:
– Юка, Афра, Язаки!
Они высыпали наружу и увидели: небо было заполнено карабидами. Отряд за отрядом они взлетали со стороны города и, совсем как перелетные птицы, стая за стаей направлялись на юг – дальше и дальше, пропадая среди полуденных облаков. А на дороге пылили те, у кого не окрепли крылья и не отвердел санэ. Море пик в кожаных ножнах колыхалось над облаком рыжей пыли. Усталые и уже надорванные переходом. Непривычные к пешим маршам – крестьяне, ремесленники и торговцы. Брели уныло и отрешенно. Не помогали ни крики, ни понукания бывалых карабидов, сопровождавших их на низкорослых бурых лошадках. Пыль заслоняла горы, и ветром ее относило так далеко, что не было видно ни конца ни края.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});