Erratum (Ошибка) - 2 (СИ) - Дылда Доминга

— Ты только поняла?

— Нет, — Лили резко поднялась со скамьи, с грохотом отодвигая ее в сторону.

— Что ты задумала? — крикнула ей вслед Грерия, но Лили не ответила, бросившись из зала в коридоры.

61

Искрящиеся потоки воздуха подбрасывали смуглое тело и наполняли черные крылья, покрывая их мириадами светящихся частиц. Самаэль перевернулся на спину и смотрел на них, любуясь, и представляя свои крылья вновь сияющими и белыми, как когда-то. Солнце уже не слепило ему глаза, оставшись внизу, и он подымался все выше и выше, надеясь, что скоро белое пламя покроет его полностью и освободит раз и навсегда от всех разочарований и боли. Может, если он будет достаточно быстр и ему повезет, он даже увидит лики ангелов и начал, или лишь вспышки света, если его проклятое зрение не позволит ему ничего рассмотреть. Облака, мягкие и нежные — как давно он не видел их. Его тело смотрелось на их фоне странным и чуждым, но в душе подымались давно забытые удивительные ощущения. Самаэль парил, купаясь в небе и облаках, парил и смеялся, его улыбка была такой же белой, как и небеса.

— Куда летим? — услышал он голос у своего уха, и едва не ушел в нелепый кульбит.

— Чего тебе надо? — не очень любезно отозвался падший. — Я сделал то, что ты хотел.

— Знаю, но что ты забыл здесь?

— Видишь ли, — Самаэль, наконец, овладел собой и выровнялся в воздухе, — коконов на всех не хватает, — с сарказмом заметил он.

— Да уж, — раздался ответ светлого, но тот не отстал от падшего ни на крыло. — Не пора ли уже заканчивать с глупостями?

— Есть только один способ все закончить для таких, как я — это сгореть в чертовом свете, из которого я когда-то сам был сотворен.

— Самаэль, ты не сгоришь, — с издевкой заметил светлый. И от возмущения Самаэлю захотелось пнуть его, но все силы уходили на то, чтобы продолжить подъем в потоке все нарастающего света.

— Ты не сгоришь после того, что ты сделал, — продолжил светлый.

— Что я сделал? — скривился Самаэль. — Остановил собственную идиотскую затею?

— Эта затея стоила бы тысяч жизней.

— И что? Мне всегда было наплевать на них.

— Но сейчас ведь нет? — голос светлого прозвенел у самого уха. Самаэлю хотелось отмахнуться от него, как от назойливой мухи.

— Чтоб тебя, — выругался он. — Ну, что ты ко мне прицепился? Тебе что, заняться больше нечем?

— Разве что вернуться в ад, и посмотреть, как свет зальет долину и подарит ей жизнь.

Самаэль онемел. Он никогда не думал о том, чем именно все закончится. И никогда не видел финал в таких красках, какими их описал светлый.

— Ты бредишь, — пробормотал он из чувства противоречия.

— Скажи, Самаэль, тебе плохо сейчас? Может, больно?

— Нет, — недоуменно отозвался падший, ложась на правое крыло. Потом невольно скользнул взглядом вдоль своего тела: молодые белые перья, еще не окрепшие и не распустившиеся, по краям покрывали его изменившие цвет крылья. — Что это? — пробормотал он, едва не потеряв поток, но тут же выровнявшись.

— Тебе стоило подождать внизу, — заметил светлый. — Рисковый ты парень, меняться в полете.

— Почему я меняюсь? — Самаэль не мог оторвать взгляда от своих крыльев. Перьев становилось все больше, словно свет ткал их прямо из воздуха. Это больше не были крылья, что сливались с его спиной, а те, с которыми он когда-то появился на свет.

— Потому что все меняется.

Изменения затронули основание крыльев, и в том месте, где они соединялись со спиной, стало меняться их положение и соединение. Самаэль больше не мог ими управлять и потерял поток. Крылья беспорядочно затрепыхались в воздухе, когда он кубарем полетел вниз.

— Вот и все, — подумал падший, чуть разочарованно. Но потом поблагодарил судьбу за то, что позволила ему увидеть себя прежним. В конце концов, он ведь этого и хотел, искал гибели, так на что было жаловаться: ему даровали роскошный финал.

Но падение внезапно прекратилось, и он ощутил, как его держат прохладные руки, в то время как над ними хлопают в воздухе невероятные сияющие крылья.

— Не мог хотя бы немного перегруппироваться? — проворчал светлый, перехватывая Самаэля поудобнее. Руки светлого скользнули под руки Самаэля, и их лица оказались на одном уровне. Вероятно, изменение коснулось и его глаз, потому что теперь падший мог его видеть. Самаэль вздрогнул всем телом и застыл, его крылья все еще безвольно полоскались за спиной.

— Ну, чего уставился?

Самаэль заплакал, как младенец, и прижался к светлому крепче, опустив голову ему на плечо.

— Ну, начинается, — проворчал светлый и подхватил новорожденного ангела под спину. — Между прочим, ты уже сам можешь поработать крыльями, — заметил он, бросая короткий взгляд за спину Самаэля.

— Хорошо, — покорно прошептал ангел и сделал один взмах, затем другой. Развернувшись, крылья подняли его вверх, вырвав из рук светлого.

— Ты как? — догнал его светлый, зависнув рядом.

— Хорошо, — улыбнулся Самаэль, а на щеках блестели слезы в льющемся свете.

— Шут гороховый, — беззлобно отозвался его спутник, толкнув ангела в плечо.

Самаэль сверкнул белозубой улыбкой и толкнул светлого в ответ. Смеющийся клубок сверкающих белизной перьев закувыркался в воздухе, рассыпая вокруг белый пух.

— Гарус, Гару… — слова Лили замерли на устах. Черные скалы, как всегда устремлялись острыми пиками прямо в черное небо с багровыми всполохами. Но на их фоне возникла одна новая, до боли похожая на огромного дракона со сложенными крыльями, с вытянутой мордой и закрытыми глазами, словно заснувшего среди скал. Только сон этот был вечным, потому что и морда, и сложенные крылья были такой же скалой, как и те, что стояли здесь столетиями.

Лили в отчаянии посмотрела на линию гор, и прозрение затопило ее. Аспидов когда-то было много, очень много, но для каждого из них приходило время вечного сна. И, засыпая, они становились еще одной вершиной, устремившей свои пики к небу или пологой горой, свернувшейся поудобнее. Уступы, смотревшие на нее у подножия гор, были согнутыми лапами, а хребты — спинами усталых драконов. Реки лавы, бегущие в долину, были их огнем. Их тела стали камнем, а огонь, который они выдыхали, — жидким.

— Гарус, — прошептала Лили, взобравшись на уступ и нежно гладя каменную голову, словно он мог что-то чувствовать. — Гарус, — в его имени переплеталась и тоска, и просьба о прощении за то, что он уснул совершенно один, за то, что никого не было рядом. Лили не представляла, как уходят аспиды, иначе осталась бы и гладила старика по колючей голове, пока его глаза не сомкнулись. Пела бы ему колыбельную, словно малышу, ибо старики и малыши — суть одно и то же, потому что и те, и другие недалеко ушли от границы вечности.