Химера (СИ) - Ворожцов Дмитрий

«Странные они какие! Не ливры и не луидоры, — размышлял удачливый киллер. — Но и на революционные серебреники и золотые тоже не похожи, хотя на них и написано «двадцать франков»…  На златом какой-то неизвестный мне человек, даже отдаленно не напоминающий Людовика. «Бонапарт», — гласила надпись…  На сходках про него не шептались…  Высокой чести пьянствовать с ним не удостоился, рылом, вероятно, не вышел…  Темная лошадка…  Странно это все…  Может, ворюга не местный? Из Англии монеты привез? Спрашивать уже поздно…  Ладно, все равно золотые, точно сгодятся».

Сомнений не оставалось — он говорил о Французской Революции…  Мать твою — восемнадцатый век…  Что я здесь забыл? И что мне надо сделать? И почему убийца не знает о Наполеоне? Что-то не сходится…  Вопросов все больше…

Рука убийцы скользнула во внутренний карман мертвеца и извлекла оттуда зеленовато-серые бумажки, скрученные в трубочку и стянутые резинкой.

«Возможно, ими и можно расплачиваться, но точно не в Париже, — подумал убийца, разворачивая рулон банкнот. — В первый раз такие вижу…  Даже кружку разбавленного вина на них не купить. Бесполезные чужеземные бумажки…  В помойку их!»

Теперь стало еще непонятней. Современные доллары? Откуда здесь это взялось? Бред больного воображения продолжался. Не знаю даже: радоваться или печалиться…

Больше ничего ценного не нашлось, и теперь тело настойчиво призывало меня обернуться и продолжить сбор положенной ему награды. Поворот головы…

Отвратительно-грязная улица шириной не более полтора брасса. С двух сторон ее подпирали грузные стены домов, давящих массой на сознание. Сложены они из серого грубого камня и почти до середины покрыты мхом и темно-зеленой слизью, источающей запах гнили и отчаянья.

Для ужаса места не осталось…

Посреди улицы валялся тандем из близнецов-мертвяков. Вокруг них собралась свора бродячих собак, рассевшихся вокруг «жмуриков» согласно купленным билетам. Изувеченные трупы лежали головами друг к другу и наполовину утопали в бурой жиже. Мужчины закончили свой мученический путь в полном соответствии с католическими традициями: разложив ноги и руки в форме распятий. Один — с торчащим из груди в районе сердца клинком. Другой — с перерезанным горлом и свисающим из него «галстуком святого Августина».

Созданная «живописцем» кровавая картина завораживала — видна твердая рука мастера. Явно прослеживалась гармоничность жуткой композиции. Изысканная точность в параллельности и перпендикулярности абстрактных линий. Умопомрачительное зрелище, созданное эстетом-профессионалом…

Черт! Я им восхищаюсь…  Не верю, что это мои мысли…  Что за хрень?

Бледные, как мел, лица трупов мне не знакомы. Никогда раньше не встречал этих людей, но это неважно…  Ни мне, ни им…

Псы приступили к неаппетитной трапезе. Вожак стаи, размером не меньше волкодава, с остервенением вгрызался в человеческую плоть, обнажая белые кости. Дюжина его верных соратников дожидалась, пока он насытится, и пока лишь лакала шершавыми языками загустевшую кровь из луж вокруг тел. Грязные, злые, зловонные, истерзанные жестокостью людей и прочих паразитов. Их глаза сверкали от предвкушения…  Тут же появились чумные черные крысы, скалящие зубки и вертящие маленькими глазками. Как на водопое в засуху в африканской пустыне. У каждого свое место. Пиршество в самом разгаре.

Звери почтительно расступились в разные стороны, заметив мое приближение. Они преклонили головы и роняли в ожидании тягучие обильные слюни на землю. Животные не издавали ни рычания, ни поскуливания, ни визга.

— Мы с вами одной крови, вы и я…  — произнесло тело выковырянную из глубин моего сознания фразу умного человека.

После этого оно жутко захохотало, заставляя собак прижать уши. Вдоволь насмеявшись и разорвав от усердия воспаленные трещинки в уголках рта, оно опустилось к ближайшему трупу и продолжило обыск.

Ловкие руки побежали по одежде в поисках карманов. Первый «счастливчик» оказался гол как сокол…  Только шелуха от грязных семечек…  Привлек внимание убийцы лишь добротный фрак.

«Вот бы приодеться в такой, но, думаю, не стоит…  Одежда мертвеца еще никому не приносила счастья, — заворчало тело убийцы. Потом выдернуло кинжал из груди и отправилось к другому мертвецу».

Второй покойник не оказался более обеспеченным. Нашлась лишь черная коробочка, которая лежала в карманах брюк. Больше ничего…

Это же сотовый телефон! Не может быть…  Я перестаю понимать хоть что-то…  Доллары, мобильник…  Видения становятся все нереальнее. Все больше напоминает винегрет из моих же воспоминаний. Что-то было во всем этом неправильное, нелогичное. Так не бывает в жизни…

«Что это такое? Для чего она нужна? Дьявольская вещица с цифрами…  — бормотала жадная плоть, осматривая телефон. — А ведь когда-то я даже не знал, что такое арабские цифры…  Сколько времени и сил ушло на мое вразумление у Шарлотты! Юное божественное создание…  Тебя уже не вернуть…»

Коробка полетела на землю, и убийца растоптал ее каблуком. Злость, прорвавшаяся в нем, сразу исчезла, он снова стал спокойным. Теперь в его теле зародилось новое чувство…  Несовместимое с его сущностью. Такое необъяснимо противное, как ощущение от звука трущегося о стекло пенопласта…  Сострадание…  Или, быть может, любовь…  Киллер вспоминал о казненной на гильотине девушке.

Тело расслабилось и потеряло частичку контроля надо мной. Самое время взять бразды правления…  Другого шанса может и не представиться…  Нервные импульсы потянулись миллиардами щупалец по нейронам, подминая под себя и порабощая каждую клетку. Словно лавина сошла с горы Эверест. С каждой секундой все новые территории падали к моим ногам, и мы с убийцей становились все ближе…  Пока не стали единым целым…

«Критические ошибки в системе устранены…  Состояние стабильно…  Симбиоз завершен…  Фактическое время до завершения — десять минут тридцать четыре секунды», — отчеканил в голове неизвестный голос.

Стальной, бесчувственный…  Он пронзал могильным холодом сердце. Заводил разум в тупик ужасающей бессмысленностью…

Прятать останки жертв резни я не собирался. Во-первых, судя по сведениям в голове убийцы, трусливых жандармов в эти районы не загонишь ни кнутом, ни пряником. Во-вторых, собаки-людоеды разделаются с мертвецами за пару часов. Верные помощники к делу подходили с усердием. Даже осколков от костей не оставляли, сметали подчистую. Да и свора все увеличивалась…  Уже не меньше, чем полторы дюжины.

«Милые создания…  Хотя бы сегодня не останутся голодными, — проскользнула чуждая мысль».

Киллер любил животинок. А вот прямоходящих говорящих приматов он по большей части ненавидел. Да и общался гораздо чаще с первыми. Убийца считал, что звери добрее человека в тысячи раз. И он прав…  Теперь, фильтруя мысли в чужом разуме, и я начал это понимать…

Хищники берут от природы только то, что необходимо для существования. Звери не аплодируют, не свистят, не смеются и не пританцовывают при виде казни себе подобных. Не просят окровавленных актеров повторить на бис. Главное — не получают удовольствия от истязания живых существ. Они не могут завуалировать свои цели, присыпав их золотой пудрой добродетели.

Животные не уничтожают сородичей на целом материке только из-за того, что им показалось, что те не вписываются в строгий ряд. Выглядят по-другому, хвосты у них не такие прямые, глаза узкие или шкурки слишком рыжие. Звери просто хотят жить…  Они еще испытывают жалость, в отличие от людей.

Человечишки жестоки ко всему, до чего достают их хлипкие ручонки. А если вдруг не дотягиваются, то обязательно придумают изощренный способ осуществить это. Разрушительная агрессия, не знающая границ, стала краеугольным камнем жизни. Все бросают в бурлящий котел. Даже природу не оставили в покое. Мы действительно любим все перекраивать на свой лад. Поворачиваем течение непокорных рек. Стираем в пыль горы, существовавшие миллионы лет. Осушаем моря и вырубаем леса…  Ничего святого!