Сумка с миллионами - Скотт Смит

— Какой редкий шанс мне представился, — сказал он. — Редко выпадает такая удивительная возможность сделать то, что я собираюсь сделать и при этом остаться безнаказанным.

Я вообще не понимал, что происходит. Этот человек должен был просто отдать мне деньги, потом я бы приказал лечь ему на пол, сам бы нашел ту самую купюру в сто долларов, забрал бы только ее и убежал.

— Более того, меня не то что не накажут, меня поблагодарят за то, что я сейчас сделаю, — продолжал он. — Меня будут называть героем, предотвратившим совершение преступления.

Я продолжал отступать. И тут я вдруг вспомнил о той двери, которую видел, когда осматривал магазин. Я подумал, что надо во что бы то ни стало добраться до нее. Даже если эта дверь вела на склад, то там все равно обязательно должен находиться запасной выход. Это был мой единственный шанс убежать.

Кассир снова потянулся к полке, взял стеклянную банку оливок и снова бросил в меня. На этот раз он попал мне в плечо. Банка отскочила от меня, упала мне под ноги и разбилась. Резкая боль пронзила руку до самых пальцев. Я уронил мачете. Он упал на оливки. Я наклонился и поднял его левой рукой.

— Все, хватит, — сказал я. — Я уйду. Оставь деньги себе.

Кассир рассмеялся и покачал головой.

— Нет, свой шанс уйти ты уже упустил, недоумок.

Когда я подошел к концу ряда, я случайно зацепился за что-то рукой. Не спуская глаз с кассира, я попытался высвободиться. Потом я все же быстро оглянулся и увидел бутылки красного вина. Между третьим и четвертым рядами торчал довольно большой кусок картона. За него-то я и зацепился рукавом рубашки.

Я посмотрел на кассира. Он стоял примерно в шести футах от меня. Еще один шаг, и он бы схватил меня. В панике я резко дернул зацепившейся рукой и вытащил картонку, которая служила перекрытием между рядами. Бутылки пару секунд удерживали равновесие, а потом с шумом и звоном повалились на пол.

Потом последовало несколько мгновений тишины. Радио все еще работало.

«И в чем разница, — говорил падре, — между грехом, совершенным случайно, и заранее спланированным преступлением закона? Разве за них по-разному наказывают в адском огне?..»

Весь пол был залит вином, кругом валялись осколки битого стекла. Я шагнул к стене.

Кассир присвистнул и покачал головой.

— Ну и кто теперь будет за это платить? — поинтересовался он, едко улыбнувшись.

Мы оба смотрели на разбитые бутылки. Кусок картона так и не отцепился от рукава и теперь болтался на моей руке. Я сорвал его и бросил на пол. Каждый раз, когда я вдыхал воздух, боль в правой руке отдавала в грудь. Я подумал, что сейчас подходящий момент для того, чтобы убежать на склад, но ноги меня не слушались. Они были будто прикованы к полу.

Кассир сделал пару шагов ко мне, осторожно обходя лужу. Потом он остановился, наверное, шагах в трех от меня, повернулся ко мне спиной и наклонился, чтобы поднять отбитое горлышко бутылки.

Я понимал, что он хочет использовать осколок в качестве оружия. Как только бы он распрямился, он сразу же ударил бы меня стеклом.

Я посмотрел на дверь. Я был уверен, что если сейчас резко сорвусь с места и побегу, кассир не поймает меня, и я успею забежать на склад. И я уже приготовился бежать, но почему-то не сделал этого. Вместо того чтобы бежать к двери, я сделал шаг к кассиру, поднял мачете, размахнулся, закрыл глаза и ударил со всей силы.

В следующий момент я увидел, как в воздух брызнул фонтан крови.

Наверное, кассир почувствовал приближение удара, потому что буквально за мгновение до того, как нож поразил его, он начал подниматься и поворачиваться ко мне. Поэтому вместо спины я попал по щеке и горлу. Мачете вонзился довольно глубоко, но не настолько, насколько я этого хотел. Как бы жестоко это ни звучало, но я хотел разрубить ему голову, однако на это у меня просто не хватило сил, а может быть, лезвие было недостаточно острым. Так что оно вонзилось только на пару дюймов.

Кассир упал и выдернул нож из раны.

В магазине снова воцарилась тишина.

В этой тишине я опять услышал радио: «И Иисус сказал: „Eli, Eli, lama sabachthani?“, что в переводе означает „Боже, Боже, почему ты покинул меня?“»

Кассир лежал на животе, подогнув руки под себя, как будто собирался отжаться от пола. Вокруг него натекла огромная лужа крови. Она была даже больше, чем я мог себе представить. Я никогда не думал, что в теле человека так много крови. Кровь хлестала из шеи и смешивалась с вином.

Должно быть, я задел его сонную артерию.

«И даже если наш Спаситель в трудную минуту обратился к Господу, что же тогда удерживает нас, простых смертных, просить Господа о помощи?»

Я стоял и смотрел на то, как продавец истекает кровью. Мачете я держал осторожно, в стороне, чтобы не испачкать кровью джинсы. Я не был уверен в том, что он мертв, но я знал, что это только вопрос времени. Ударить его еще раз у меня не осталось сил.

«Что-то в вашей жизни идет не так. Вы заболели, потеряли работу и вы говорите: „Как же Бог мог допустить такое? И где же Он, когда так нужна Его помощь?“»

Я наклонился к продавцу и внимательно посмотрел на него. Кровь текла уже чуть медленнее, лежал он абсолютно неподвижно. Я все еще сомневался в том, что мужчина мертв, но видел, что если он еще и жив, то жизнь его висит на волоске, который оборвется через секунды.

«Ты смотришь, как он умирает», — подумал я.

Вдруг в этот момент произошло нечто совершенно неожиданное. Очень медленно, как будто на спине его лежал огромный груз, кассир поднялся на четвереньки.

Я был настолько шокирован, что отступил назад. Я стоял в паре шагов от продавца и с удивлением наблюдал за ним, немного наклонившись вперед.

Он сделал пару неловких, неуверенных движений и встал на ноги. Теперь он стоял передо мной, держа руки на бедрах, из его шеи текла кровь. Его футболка прилипла к телу и от крови стала ярко-красного цвета. Лицо у него было ужасно бледное.

«Вы говорите: „Значит, Господь либо забыл про меня, либо послал мне испытание“. И вы, конечно, не понимаете, чем заслужили такое наказание. Вы же считаете себя благоверными, честными, любящими и милосердными, а Господь, несмотря на это, выбирает…»

Я сделал еще один шаг в сторону от кассира. Мужчина поднял руку, он смотрел прямо на меня. Когда он вдыхал и выдыхал, из его груди доносился странный булькающий звук. Кровь заполняла его легкие. Он положил руку на горло.

Я знал, что надо ударить его еще раз, надо убить его, это было бы даже гуманнее, чем стоять в стороне и смотреть на весь этот ужас. Но я чувствовал, что слабею и даже не могу поднять мачете.

Он попытался что-то сказать: открыл и закрыл рот, так и не издав никакого ясного звука, только то же неприятное бульканье. Потом он медленно опустил руку с шеи и потянулся к полке. Трясущимися пальцами он взялся за горлышко бутылки от кетчупа и попытался бросить ее в мою сторону. Бутылка ударила меня по ноге, упала на пол и разбилась. Я посмотрел вниз — все ноги у меня были измазаны красным кетчупом.

«И вы говорите: „Должно быть, Господь хочет что-то сказать мне. Но что все это значит?“ Вы говорите: „Может, это какое-то предупреждение? Или наоборот, эти события безосновательны и у них нет причин и поводов?“ И вы спрашиваете: „Где же справедливость?“ И вы злитесь, вы же считаете, что достойны ответа…»

Он снова положил руку на горло. Кровь начала сочиться сквозь пальцы.

Потом продавец стал падать. Мужчина падал медленно, и каждое мгновение пытался будто зацепиться за воздух и остановиться. Обычно так падают актеры в кино. Сначала он упал на колени и напоролся на осколки от бутылок. Пару секунд он удерживал равновесие, затем опустился ниже, сел и снова замер. Потом он опустил руки и только после этого всем телом повалился на пол.

Все это происходило как будто в замедленной съемке.

«Давайте представим, что кто-то скажет вам: „Господь не имеет к этому отношения“. Что это будет значить для вас? Что это изменит?»

Я смотрел на него и про себя считал, точно так же, как я делал, когда убивал Педерсона. Я досчитал до пятидесяти. Пока я считал, кровь постепенно стала останавливаться и, в конце концов, перестала сочиться из раны.

Я заткнул мачете за пояс и снял маску. Запах Джекоба все еще стоял у меня в носу. У меня было ощущение, что даже кожа на щеках пропахла этим удушающе-неприятным запахом. Я снял рубашку и вытер лицо. Вся спина у меня стала мокрой от пота. Я даже чувствовал, как по коже бежали струйки пота.

«Или вам скажут: „Человек предполагает, а Господь располагает“…»

Я хотел проверить у кассира пульс, но от одной мысли, что надо дотронуться до его запястья, меня передернуло, и я снова почувствовал что-то вроде тошноты. Да и в этом уже не было необходимости. Он был мертв. В этом не могло быть сомнения. Хотя бы судя по количеству крови на полу, кассир не мог остаться жив. Вокруг тела образовалась огромная лужа крови, смешанная с кетчупом и вином, кругом валялись осколки. Эта картина была похожа на кадр из фильма ужасов или ночной кошмар.