Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы - Павел Полян

Получив такой приказ, немцы скомандовали построиться в колонну по три человека в ряду. Возле моего ряда было отдельно стоящее дерево, широкое, большое. Когда выстраивалась колонна, я присел за дерево, как будто зашнуровываю ботинки, а возле меня спиной к дереву стоял конвоир, который с другими немцами строил колонну и конвоировал, этот немец невольно прикрывал меня у дерева.

Колонна тронулась. Я остался за стволом дерева и перемещался по мере удаления колонны. Когда колонна скрылась, я поднялся и бегом помчался через дорогу в лес. Однако проезжавший на грузовике немец-шофер остановился, вылез из кабины, стал на подножку и крикнул: «Эй! Не туда!» — и показал мне направление, куда пошла колонна. Я побежал будто бы за колонной вдогонку и тоже повторил жестом и словом: «Туда?» Немец десять секунд выждал и, видимо убедившись, что я догоняю своих, поехал в противоположном направлении. Я же свернул через дорогу в лес. В лесу, слева от меня, была расположена мастерская по ремонту танков. Я резко повернул правее и увидел домик. Это был дом лесничего.

Я был голоден, и очень хотелось мне узнать, кто там проживает. К дому с другой стороны подъехала бричка-пароконка. В бричке сидело двое мужчин в белых нижних рубахах. Лиц их я определить не мог, так как расстояние было порядочное. Я направился к ним. Но потом остановился, испугался — а вдруг это немцы.

Они смотрели на меня — я на них. Через пару секунд они меня позвали. Я понял, что это немцы, и бросился в глубь, в непроходимый лес. Слышал крики мне вслед, но за собой никого не видел.

Прошел еще метров двести и встретил двух мужчин. В них я узнал командиров нашей армии. Поговорили. Я рассказал про эпизод. Сориентировал расположение дома лесничего и мастерских и спросил, где можно поесть. Они мне показали, по какому направлению пробираться до выхода на одинокую хату. Я нашел эту хату. Во дворе было несколько наших.

Увидел над костром ведро, в котором варился суп из прошлогодней ржи. Суп был мясной — куриный. Когда он был готов, всем разлили в посуды. Я отлично поел. Настроение поправилось. Позже появились и те двое, которых я встретил в лесу. А всех в доме было человек семь. Наступила ночь. Я крепко уснул.

Утром появились хозяева — муж и жена. Немного поворчали и снова куда-то ушли. А мы снова сварили суп и стали завтракать. Среди нас были две девушки, похоже, медсестры. Завтрак был в разгаре, когда забегает дозорный и говорит, что к нам движутся три немца в белых рубахах — один впереди в шортах с фотоаппаратом, а два других будто его телохранители или сопровождающие.

Наш старший сразу распределил роли и узы родства: кто хозяин, кто кому брат, сестра, дядя, тетя и т. д. Съехались мы на отдых, и война вот застала. Сам он пошел встречать гостей.

Через несколько минут эти самые немцы в сопровождении нашего старшего вошли в дом и расспрашивали о каждом из нас на русском языке. А потом, прощаясь, их главный спросил, есть ли в этом лесу ягоды и какие. Старший перечислил несколько видов, хотя в действительности именно в том лесу ягоды не росли вовсе. Немцы попрощались и ушли по направлению леса. По пути останавливались и фотографировали наш дом.

Когда они скрылись, наш старший дал команду немедленно всем уходить. Я попросился у моих первых знакомых, как мне показалось, командиров, примкнуть к ним. Они разрешили, и мы трое прошли снова через гущу непроходимого леса в его культурную часть и приблизились к шоссе — тому самому, которое я перешел, оторвавшись от колонны пленных.

Теперь, по замыслу моих новых товарищей, нам предстояло перейти через шоссе, выйдя из леса. Они этот шаг никак не решались сделать. Все выжидали, выглядывали, опасались. Я лично перешел бы через шоссе моментально. А вот они не находили подходящей обстановки. То машина где-то загудела, то еще что-то мешает. Так мы проторчали в лесу до двух часов дня. А когда перешли шоссе, нас увидел офицер, который в это время вдруг появился на дороге. Он не поднял тревоги для нашего задержания, и мы пошли в степь.

Дошли до полевого стана. Остановились, присели отдохнуть и поесть. У моих товарищей было много денег, но поесть попросить или купить они не решались. Глядя на их робость, я сам попросил для нас молока, и мы, хорошо заправившись, пошли дальше по открытой полевой местности, перебежками от ложбинки к ложбинке. Слышны были отдельные выстрелы и короткие автоматные и пулеметные очереди. Мы медленно и настороженно, с оглядкой и опаской продвигались, причем я перебегал первым, а потом они, располагаясь метрах в десяти от меня.

После одной из таких перебежек мне заявили, что идти троим опасно и мне следует от них отделиться. Я с ними моментально распрощался и пошел обратно через шоссе, которое мы очень долго не решались перейти. Я же перешел его с ходу, только в другом месте, прошел через лес и вышел к берегу Днепра, когда наступила ночь. Тут на берегу Днепра я набрел на покинутые немецкие траншеи, окопы, землянки, оборудованные тюфяками и матами из камыша, видимо для крупного командования фашистов. Тут я и переночевал. Утром пошел по берегу, вышел в село и снова встретил скопление таких же, как я. Дальше продвигаться нельзя было, так как километрах в трех от этого места немцы всех вылавливали.

Познакомился я с пареньком из Урала, звали его Егор. Мы решили обойти далекой стороной это село, держаться подальше от больших дорог и шоссе и проходить там, где нет немцев. Была горячая пора сенокоса. Косари, завидя нас, предлагали поработать на уборке сена. Мы не соглашались и продвигались по проселочной дороге. Однажды выкупались в речке, пересекавшей нам путь, и внезапно к реке подъехала автомашина с немецкой пехотой. Мы только успели одеться. Один немец, сидевший на скамейке кузова, сказал, показывая на нас, улыбаясь, — «Stalin-Soldat?» Мы ответили — нет. Он определил нас по стриженым головам, хотя волосы уже порядочно отросли. Если бы мы раньше одели кепки, возможно, немец не задал бы такого вопроса. Все кончилось легким испугом. Нас не задержали, и мы пошли дальше по проселкам и попали в глухомань, в село, в котором немцев не было. Тут мы заночевали на кормокухне колхоза. Утром присмотрелись: увидели картофельное поле (колхозное), село примыкает к лесу, в лесу малина, черника, земляника. Из таких отбившихся как мы, в этом селе околачивалось в основном на кормокухне человек двенадцать разных возрастов и званий. Мы с Егором подряжались заготавливать хозяйкам дрова, делали другую работу, за которую нас подкармливали бульбой. Мы выжидали время, когда можно будет продвигаться дальше.

Прошло девять дней, и Егор покинул меня. Я очень сожалел, что остался один. Егор был славный парень, мой ровесник, крупный, на голову выше меня, здоровый, в наших действиях всегда было согласие.