Семейная Хроника. Сокровенные истории дома Романовых - Вольдемар Балязин

Пятнадцатого мая 1841 года Наталья Николаевна с детьми впервые после смерти Пушкина выехала в Михайловское. Такая задержка объяснялась прежде всего тем, что из-за канцелярской волокиты ее долго не признавали законным опекуном, а так как в январе 1841 года наконец признали, то она и решила по весне ехать в Михайловское. 19 мая она приехала в деревню и на следующий же день отправилась на могилу мужа.

Там произошло перезахоронение тела Пушкина, так как могила его была превращена в склеп, а над ним был поставлен памятник, сделанный известным петербургским мастером Пермагоровым и привезенный в Святые Горы еще до ее приезда.

Двадцать шестого октября 1841 года вся семья возвратилась в Петербург. И вот, через два месяца, у нее произошла неожиданная встреча: в конце декабря 1841 года она поехала в английский магазин, чтобы купить рождественские подарки детям, и встретила там Николая, который по обыкновению в этот же день приезжал за подарками для своих детей. Он очень милостиво разговаривал с нею, впервые встретив Наталью Николаевну после смерти Пушкина. И только после этой встречи она снова появилась в свете.

«Император часто осведомлялся о ней у престарелой фрейлины Екатерины Ивановны Загряжской (тетки Натальи Николаевны. — В. Б.) и выражал желание, чтобы Наталья Николаевна по-прежнему служила одним из лучших украшений его царских приемов. Одно из ее появлений при дворе обратилось в настоящий триумф. В залах Аничкового дворца состоялся костюмированный бал в самом тесном кругу. Е. И. Загряжская подарила Наталье Николаевне чудное одеяние в древнееврейском стиле, по известной картине, изображавшей Ревекку… Как только начались танцы, император Николай Павлович направился к Наталье Николаевне, взяв ее руку, повел к императрице и сказал во всеуслышание: «Смотрите и восхищайтесь!» Императрица Александра Федоровна навела лорнет на нее и ответила: «Да, прекрасна, в самом деле прекрасна! Ваше изображение таким должно бы перейти к потомству». Император поспешил исполнить желание, выраженное супругою. Тотчас после бала придворный живописец написал акварелью портрет Натальи Николаевны в библейском костюме для личного альбома императрицы».

И далее царь не оставляет Наталью Николаевну своим вниманием. А меж тем настала пора, когда с нею готовы были разделить свою судьбу и блестящий дипломат Н. А. Столыпин, и штабс-капитан лейб-гвардии конной артиллерии князь А. С. Голицын, и секретарь неаполитанского посольства в Петербурге Гриффео, и иные, не менее достойные люди, имена которых не дошли до нас, а уж воздыхателям без серьезных намерений, как и прежде, не было числа.

Но судьбу свою она связала с сорокачетырехлетним холостяком, с которым познакомилась в начале 1844 года, — генералом Петром Петровичем Ланским.

Главным отличием Ланского от всех прочих претендентов на руку Натальи Николаевны было то, что он искренне полюбил не только ее, но и ее детей, а это для матери было важнее всего.

Неожиданно сватовство, а потом и женитьба очень помогли карьере Ланского. Так как он исполнял обязанности командира лейб-гвардии Конного полка, а Николай был шефом этого полка, то, узнав о намечающейся свадьбе, он вызвался быть посаженым отцом, но Наталья Николаевна уклонилась от этого, настояв, чтобы свадьба была самой скромной и присутствовали бы одни родственники. 18 июля 1844 года в Стрельне, в окрестностях Петергофа, где стоял полк Ланского, состоялось венчание. На свадьбу Николай прислал новобрачной в подарок бриллиантовый фермуар (нарядная застежка на-ожерелье), велев при этом передать, что от будущего кумовства не дозволит так отделаться; и в самом деле, когда у них родилась старшая дочь Александра, государь лично приехал в Стрельню для ее крестин.

Сватовство Ланского и его женитьба на Пушкиной конечно же не остались не замеченными в свете.

Двадцать восьмого мая 1844 года М. А. Корф записал в своем дневнике: «После семи лет вдовства вдова Пушкина выходит за генерала Ланского… В свете тоже спрашивают: «Что вы скажете об этом браке?», но совсем в другом смысле: ни у Пушкиной, ни у Ланского нет ничего, и свет дивится только этому союзу голода с жаждой. Пушкина принадлежит к числу тех привилегированных молодых женщин, которых государь удостаивает иногда своим посещением. Недель шесть тому назад он тоже был у нее, и вследствие этого визита или просто случайно только Ланской вслед за этим назначен командиром Конно-гвардейского полка, что по крайней мере временно обеспечивает их существование, потому что кроме квартиры, дров, экипажа и прочего, полк, как все говорят, дает тысяч до тридцати годового дохода».

Впоследствии, навещая полк, Николай непременно приходил в дом Ланских. Когда же незадолго до смерти Николая в полку праздновалось двадцатилетие его шефства над конногвардейцами, Ланской попросил разрешения поднести императору памятный альбом. «Государь дал свое согласие, выразив при этом желание, чтобы во главе альбома был портрет Наталии Николаевны Ланской, как жены командира полка. Желание его было исполнено. Портрет Натальи Николаевны был нарисован известным в то время художником Гау. (Тем же самым, который писал Наталью Николаевну в альбом императрице. — В. Б.). С тех пор этот альбом хранится в Зимнем дворце».

Портреты, сделанные Гау в альбом императрицы и в памятный альбом Конного полка, были не единственными изображениями Натальи Николаевны, хранящимися в царской семье. Было и еще одно ее изображение, спрятанное от посторонних глаз императором, нежно и платонически любившим ее до конца своих дней. Известный пушкинист В. В. Вересаев записал со слов профессора Василия Алексеевича Городцова, много лет проработавшего в Московском государственном историческом музее, что «лет двадцать назад, по-видимому, в самом начале 20-го века, в музей пришел какой-то немолодой человек и предложил приобрести у него золотые закрытые мужские часы с вензелем Николая I. Запросил этот человек за часы две тысячи рублей. На вопрос, почему он так дорого их ценит, когда такие часы с императорским вензелем не редкость, принесший часы сказал, что часы эти особенные. Он открыл заднюю крышку: на внутренней стороне второй крышки была миниатюра — портрет Наталии Николаевны Пушкиной. По словам этого человека, дед его служил камердинером при Николае Павловиче; часы эти постоянно находились на письменном столе; дед знал их секрет и, когда Николай I умер, взял эти часы, «чтобы не было неловкости в семье». Часы почему-то не были приобретены Историческим музеем И так и ушел этот человек с часами, и имя его осталось неизвестным».

Новелла 19

Цесаревич Александр, Герцен и декабристы

В те дни, когда Петербург, потрясенный внезапной смертью великого поэта, прощался с ним, цесаревичу Александру шел девятнадцатый год, и он готовился совершить два важных и нелегких для него дела: сдать выпускные экзамены и потом отправиться в большое путешествие по России.

Минувшее в 1834 году шестнадцатилетие, когда был он признан совершеннолетним, не освободило Александра от учебных занятий, не стало поводом для их прекращения, как это было принято на Западе в отношении принцев. Изменился лишь уровень преподавания — оно стало напоминать сочетание университета с военной академией. По-прежнему вели свои курсы Сперанский и Жуковский, академики П. А. Плетнев и К. И. Арсеньев.

Академик В. Николаев, лучший знаток биографии Александра II, считает, что «фактически Александр получил блестящее образование, которое в полном смысле слова было равноценно подготовке к докторской степени в лучших западных университетах». Особенно интенсивной стала военная подготовка, и сильно увеличилась нагрузка по языкам, которые Александр любил и прекрасно усваивал. Лучше всех прочих языков знал он польский, прекрасно владел французским, немецким и английским, удивляя потом степенью совершенства языка и поляков, и немцев, и французов, и англичан.

Весной 1837 года вместе с Паткулем и Виельгорским, своими соучениками и друзьями, он сдал выпускные экзамены, заняв среди своих способных сверстников твердое первое место.

А после того, 2 мая, отправился он в первое большое путешествие по родной стране, которую ему предстояло если и не узнать, то хотя бы увидеть, чтобы представлять, чем и кем предстоит ему управлять, когда наступит его время.

Путешествие проходило весьма стремительно и походило на возвращение победителя-триумфатора с нолей победоносных сражений: всюду гремели пушки и звенели колокола. Сопровождавший Александра В. А. Жуковский писал, что эта поездка напоминала чтение книги, в которой августейший путешественник читает лишь оглавление. «После, — писал Жуковский, — он начнет читать каждую главу особенно. Эта книга — Россия». Останавливались они чаще всего в больших городах, и маршрут их был таков: Новгород, Вышний Волочек, Тверь, Углич, Рыбинск, Ярославль, Ростов Великий, Переяславль-Залесский, Юрьев-Польский, Суздаль, Шуя, Иваново, Кострома. Эти города проследовали беспрерывной чередой, потому что почти каждый день появлялся перед цесаревичем новый город с неизменными балами и фейерверками, депутациями, речами, приемами и тостами.