Ловушка страсти - Джулия Лонг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Герцог говорил так спокойно, что Женевьеве захотелось его ударить. Она подняла было руку, но тут же опустила ее. Она вся дрожала от бешенства. Герцог пробудил в ней столько переживаний: смех, глубину, страсть, темперамент.
Он настороженно следил за ее рукой.
— Да, он сделал предложение.
— И ты приняла его?
— Да. Но до того, как узнала о твоих действиях и все поняла.
Последовало молчание.
Герцог поднялся со стула, чуть нахмурившись. Женевьева чувствовала, как он постепенно отдаляется от нее.
— Вот уж затруднение.
Ему смешно? А она чувствовала себя как в аду.
— Ты ведь любишь меня, — мягко упрекнула она.
Герцог не стал ничего отрицать, но и не согласился.
Его дыхание участилось.
— Зачем ты приехала, Женевьева? — холодно спросил он, словно хотел сохранить между ними дистанцию.
Она не могла больше сдерживаться.
— Ты помог Гарри разобраться в его чувствах. И ты не смог помочь мне разобраться в моих?
— О чем ты говоришь, Женевьева? Ты словно маленький капризный ребенок. Какой испорченной и жадной ты стала! Я не могу тебя всему научить. Ты взрослая женщина.
Он оглядел ее. Она была в темно-красном платье для прогулок, которое так ей шло и не контрастировало бы с цветом ее лица, если бы она покраснела от смущения или гнева.
— И тебе придется научиться самой кое-чему.
— Но ты уехал! И отдал ему Роузмонт. Ты нарочно проиграл ему.
— Женевьева, клянусь… Я не хотел причинить тебе боль, ни тебе, ни Гарри. Но скажи, как бы иначе ты узнала? И разве не лучше знать правду?
Он имел в виду ее чувства к нему самому.
Проклятие, снова он прав. И тем не менее Женевьева сердилась.
— Я не понимала, потому что в моем сердце есть только ты, черт бы тебя побрал! И как я могу увидеть его, если оно бьется в моей груди и его не видно мне? — неистовствовала она.
Кажется, у герцога не было ответа. Но его глаза сверкнули, и он, подлец, улыбнулся, словно учитель, ставший свидетелем просветления глупого ученика.
— Теперь ты понимаешь? — требовательно спросил он.
Женевьева по-прежнему не была готова ответить.
— А теперь мне придется разбить Гарри сердце.
— Правда? — тихо переспросил он, сделав к ней шаг.
Она шагнула назад.
— Я не хочу этого делать.
— Все имеет цену, Женевьева, — мягко продолжал герцог, приближаясь к ней.
Она закрыла лицо руками. Ее щеки горели. Так было всегда рядом с ним.
— Ужасная цена. Он так меня любит.
Ее голос дрогнул. Она говорила так, словно это вина Гарри.
— Ты не сможешь сделать так, чтобы всем было хорошо, Женевьева.
— Хватит меня поучать! Я не желаю никому причинять боль.
— Тогда очень жаль, что ты любишь только меня, — ответил герцог.
Наступило молчание.
Они в изумлении смотрели друг на друга, впервые услышав проскользнувшее между ними слово.
И тут же их взгляды стали настороженными.
Женевьева вздохнула и прикрыла глаза.
— Подлец, — прошептала она.
Сейчас это было похоже на признание в любви.
Уголок его губ чуть заметно дернулся. Видимо, он тоже на миг затаил дыхание.
Стоя совсем близко, они продолжали внимательно изучать друг друга.
— Ты разлюбил меня? — прошептала она. Странно, что у нее хватило смелости спросить. — Потому что я была такой глупой?
— Сначала скажи, зачем ты приехала сюда, а потом я отвечу на твой вопрос.
Своеобразная шутка герцога. Он не стал ее оправдывать, когда она назвала себя глупой.
Кровь шумела у нее в ушах.
— Негодяй, — наконец в унисон произнесли оба.
Она собиралась ответить ему. Слова были совсем близко. Ей казалось, она вот-вот полетит от ощущения какого-то радостного страха. Снова головокружение… Влюбленный человек всегда чувствует себя либо очень странно, либо сходит с ума от наслаждения, но от этого головокружения Женевьеве казалось, будто земля уходит из-под ног. И тут же перед ней открылась вечность, только она не была уверена, будет ли она принадлежать ей. Сможет ли она когда-нибудь ее коснуться.
Теперь все зависело от человека, которого она почти оттолкнула.
Ей придется ему сказать.
Онемевшими губами она с трудом произнесла три слова. Ее голос был еле слышен, но эти слова были предназначены лишь для него, они уже жили в ней еще до ее появления на свет.
— Я люблю тебя.
Три самых могущественных слова на свете для самого влиятельного мужчины в Лондоне, сказанные таким слабым голосом.
Сначала Женевьеве показалось, что ничего не изменилось. Герцог остался стоять на месте. Но тут она заметила: он словно ожил. Она никогда не забудет его глаза в тот миг.
И еще она увидела, как дрожат его руки.
Глаза тут же защипало от набежавших слез.
Одна слезинка покатилась по щеке, и Женевьева сердито смахнула ее.
И герцог, который всегда был так сдержан, вдруг принялся откашливаться. Когда он заговорил, его голос был не громче, чем у нее.
— Я тоже люблю тебя, Женевьева.
Он сказал это очень тихо, словно они оба были в церкви или он произносил заклинание. Но Женевьева ни на миг не усомнилась. Они уже привыкли разговаривать шепотом, потому что в основном все их беседы велись в темноте.
И вряд ли герцог в последнее время подходил близко к церкви.
— Хорошо, — шмыгнула она носом.
— И я почту за честь, если ты согласишься стать моей женой, — добавил он.
Наконец-то настоящее предложение!
— Как только ты бросишь Гарри.
Сущий дьявол! Кто в здравом уме согласится выйти замуж за этого человека? Наверное, она сошла с ума. Это была ужасная дерзость с ее стороны. Она смеялась и плакала одновременно.
— Хорошо, я стану твоей женой.
— Хорошо? — ласково поддразнил он и стремительно заключил Женевьеву в объятия.
И тут герцог дал волю своим чувствам, и все его тело затряслось.
Он боялся. Никогда в жизни он так сильно не рисковал. Он почти потерял ее. Но он был игроком, и легенды не лгали: герцог Фоконбридж выигрывал всегда, даже теряя.
Она крепко обняла его и успокаивала, как он успокаивал ее прошлой ночью, когда она бегала по всему дому в поисках его, а потом подарила ему всю свою любовь, еще не понимая, что это.
А герцог уже знал.
Он целовал ее волосы, лоб, губы.
— Мне придется всем рассказать. Придется разбить сердце Гарри. Это причинит ему много горя. Наверное, все будут очень переживать.
— Ты можешь все свалить на меня. Все равно все считают меня бессердечным негодяем.
— Я убью любого, кто осмелится сказать это вслух.
— Тогда тебе придется все время проливать кровь.