Жут - Карл Май

– Господин, ты не знаешь, какую радость мне уготовил. Я с радостью поеду с вами в Скутари, а потом хочу навестить свой родной край – Черногорию, прежде чем вернусь в Стамбул к своей дочери. Как же там будут восхищаться этой лошадью!

Омар тоже очень обрадовался. Оба были просто счастливы, получив от меня богатый подарок, не стоивший мне и гроша. Они готовились бросить жребий, чтобы разузнать, какая из лошадей кому достанется, когда возвратился Халеф. Узнал, что эти двое получили пегих лошадей, он не сказал ничего, но мысли его были начертаны у него на лице. Он считал себя обиженным и несправедливо обойденным.

– Ну что, люди придут? – спросил я его.

– Да. Я приехал на постоялый двор и сообщил там новости. Сейчас сюда соберутся все жители деревни. Как удивятся они этой славной победе, одержанной нами!

– Мы не узнаем об их удивлении.

– Почему?

– Потому что не останемся до их прибытия. У меня нет никакого желания попусту тратить время, дожидаясь, чтобы эти люди глазели на меня.

– Но ведь нам надо поведать причину сражения и рассказать, как оно протекало. Если мы тронемся в путь раньше, чем они прибудут, то они насочиняют всяких небылиц и нас же во всем обвинят.

– Мне все равно.

– А что делать с захваченным оружием?

– Мы сломаем его.

– Тогда я возьму хоть что-то себе на память. У меня нет даже чекана, а мне бы хотелось сражать им врагов.

Он поднял один из чеканов и сунул его за пояс.

– Well! – сказал англичанин, заметив это. – Если Халефу можно, то и я возьму себе один боевой топор. Я сохраню его, и пусть он напоминает мне о неосторожном мастере, который сшиб меня с лошади. А поскольку меня лишили моей шляпы, то один из этих джентльменов обязан уступить мне феску.

Он тоже поднял топор, а потом принялся осматривать красные фески побежденных нами врагов, чтобы выбрать среди них подходящую. Его простодушие заставило меня втайне усмехнуться; впрочем, я не стал одергивать его. Разумеется, он не мог остаться с непокрытой головой, ведь на Востоке позорно показываться на улице без головного убора, но взять чужую феску значило дождаться неприятностей.

Я поднял свой чекан, и мы быстро покинули это место, которое могло стать нашим смертным одром.

Оско и Омар оседлали пегих лошадей; своих прежних коней они решили продать. Кроме них, они вели за поводья еще одну пару лошадей, которую хотели вернуть Стойко.

Счастливые, что так легко отделались, мы поскакали на рысях, напоследок уничтожив оружие наших врагов.

Мы ехали среди скал, поросших лесом, вовсю обсуждая последнее приключение. Лишь Халеф отделывался краткими репликами. Впрочем, скрыть свои мысли и чувства ему не удавалось; я догадывался, что скоро он примется упрекать меня. В самом деле не прошло и часа, как он подъехал ко мне и спросил приветливым тоном:

– Сиди, ты не хочешь мне откровенно ответить на один вопрос?

– С превеликой радостью, мой милый Халеф.

– Как ты думаешь, сегодня я правильно все сделал?

– Превосходно.

– Значит, я был храбрецом, и ты мной доволен?

– В полной мере.

– Но, пожалуй, Оско и Омар еще храбрее меня?

– О нет, хоть они исполнили свой долг полностью.

– Но ты ведь их наградил, а меня нет!

– Неужели?

– Ты же дал им пегих лошадей! А ведь Омар сразил всего одного врага, Оско – двух, а я – целых трех!

– Разумеется, с моей помощью, Халеф.

– А Оско ты разве не помогал? Почему же он получил пегую лошадь, а я нет? О, сиди, я твой друг и заступник; я верил, что ты меня любишь. Теперь-то я вижу, что других ты больше уважаешь.

– Ты ошибаешься, Халеф. Ты мне милее всех на свете.

– Ты сегодня это доказал. Кто будет гордиться Оско, когда, оседлав пегую, он помчится по Черногории? Кто порадуется на лошадь Омара? Нет у него родных; он теперь один на свете. А подумай о Ханне, моей жене, розе среди жен, самой нежной и ласковой среди дщерей, рожденных матерями! Как бы она гордилась и восторгалась, если бы ее хаджи Халеф, храбрейший среди храбрецов, прискакал к ней на одной из пегих лошадей, отбитых им у аладжи! Она бы поспешала от шатра к шатру, объявляя всем: «Он вернулся, супруг мой и повелитель, герой среди героев, исполненный мужества более других мужчин, самый воинственный среди идущих на битву! Он тут, разящая сабля, отец победы, брат и свояк триумфа. Он обогнул весь земной шар, узревая одну победу за другой. Он сражался с дикими зверями и дюжими богатырями, и никто не мог его одолеть. Он убил даже медведя и лакомился его лапами. Теперь он вернулся домой на самой пегой из всех лошадей, отбив ее у самого сильного среди всех разбойничьих атаманов. Его сиди, которого все вы знаете, почтил храбреца этим великолепным скакуном, ценя отвагу героя, силу его рук и непревзойденную славу, которой покрыл он себя. Да будет хвалим сей праведный сиди, что награждает по заслугам! Да будет почтен мой господин хаджи Халеф Омар бен Хаджи Абул Аббас ибн хаджи Давуд эль-Госсара!» Так говорила бы она, и все сыны арабов были бы едины в словах, превознося твою справедливость; они сочиняли бы гимны во имя твоей беспристрастности и слагали бы великолепные строфы, хваля блистательную цельность твоей души. Но нет, увы, этому не суждено быть, ведь ты презрел меня и отказал в заслуженной награде!

Его боль изливалась в самых напыщенных выражениях. Он говорил совершенно серьезно, хотя я втайне веселился. Я знал, как лучше всего ободрить малыша и вселить в его душу блаженство.

Наконец я сказал:

– Ты ошибаешься. Я вовсе не думал тебя оскорблять. Я скорее намеревался отметить твои заслуги совсем по-иному. Оско и Омар еще позавидуют тебе.

– Как же они могут завидовать мне, если пегие лошади достались им?

– У тебя будет лошадь раз в пятьдесят лучше, чем все пегие лошади аладжи, вместе взятые.

– У меня? Что же это за лошадь?

– Ты не выдашь секрет?

– Нет, сиди.

– Ладно, скажу тебе. Когда мы расстанемся, я подарю тебе Ри. Ты приведешь его к Ханне, золотцу среди золота.

Эти слова ошеломили его; он осадил лошадь и с открытым ртом взирал на меня.

– Сиди, – вымолвил он, – будь милосерден ко мне! Ты говоришь, что Ри станет моим, и я делаюсь несчастлив.

– Несчастлив? Почему?

– Потому что этого не может быть. Ни один человек не продаст такую лошадь!

– Я не хочу продавать ее, я дарю тебе!

– Ни один человек не подарит такую лошадь!

– А разве я сам не получил ее в подарок?

– Да, в награду за твои великие заслуги перед племенем, ведь оно бы погибло без тебя, а еще в знак твоей дружбы с шейхом – сыном и предводителем этого племени.

– Так и я дарю тебе ее по тем же причинам. Разве я не отношусь к тебе даже лучше, чем шейх ко мне? Разве ты не лучший друг мне на всем этом свете? Разве ты не снискал предо мной немало заслуг? Разве был бы я жив сейчас, если бы ты не был моим другом и заступником?